— А вдруг мы что-то замышляем? — ехидно спросил Ит.
— Вы что-то замышляете? — спросила сказительница.
— Вообще-то нет, но… — Ит замялся. — Ладно. Проехали. В общем, ты никому не скажешь.
— Я никому не скажу.
— А если мне нужно будет передать информацию не одному игроку, а нескольким? — спросил Ит.
— Я могу это сделать, но только тогда, когда они будут находиться в «Хороводе», — ответила сказительница. — Что нужно передать?
— Ничего, — покачал головой Ит. — Я просто спросил. На всякий случай.
— Могу я задать тебе один вопрос? — сказительница нахмурилась. — Ты сказал, что боты были повреждены. Что именно с ними случилось?
— У них разрушены двигатели, — ответил Ит. — Не понимаю, зачем тебе это нужно знать?
— А капитан говорил о себе в женском роде?
— Да. Для чего ты спрашиваешь об этом? Это для тебя что-то значит? — спросил Ит. Вдруг ответит?
— Это плохо. Потому что, видимо, вашего капитана настигло безумие, — сказительница помедлила. — Нормальный человек будет говорить о себе по своей принадлежности.
Что-то в этой фразе показалось Иту странным, но сказительница не оставила ему времени, чтобы задуматься.
— Вернемся к сказке, — произнесла она. — Задавай вопрос, путник.
— Господи… ладно. Что ученый сказал правителю, когда тот попросил его оживить Тень?
— Слушай.
— Задача непроста, мой дорогой правитель, — учёный говорил неторопливо, вдумчиво. — Никто ещё не пробовал такого. Но, в принципе, задача мне ясна. Ты хочешь в мёртвом теле жизнь пробудить, не так ли? Чтоб вернуться могла душа. Но я тебя осмелюсь спросить: скажи мне, для чего тебе такое нужно?
— Мне нужно разговор закончить с ним. Тот, что не состоялся, — глухо ответил правитель. — Сейчас меня терзает сомнение. Был я прав? Иль нет? Ведь ты же знаешь о том, что приказал я сделать с ним. Теперь хочу я отменить приказ, и всё-таки узнать, что он тогда задумал.
— Минуло много лет, — справедливо заметил учёный. — И вдруг столь важным стал тот разговор?
— Да, стал, — ответил правитель. — Причин тебе нет надобности знать. Но стал, ты прав. Так вот, что ты мне можешь сегодня предложить?
— Где тело?
— Тело здесь, — правитель сделал паузу, видимо, ожидая реакции ученого, но тот молча ждал продолжения. — Оно слегка усохло, покрылось патиной, но целое… почти, за исключеньем некоторых частей, которые неважны. Закончив разговор, пойдем смотреть.
— Он здесь хранится?
— Да. Его сохранность проверили уже, я объяснил. Твоя теперь задача — утраченную жизнь в него обратно вдохнуть. Что будешь делать?
Наступила продолжительная пауза, затем учёный осторожно начал говорить:
— Сперва… ммм… сперва, мне думается, мы обеззаразим то, что там осталось, чтоб не тлел. Потом… ммм… потом добавим жидкостей, что надобны для тела, но по чуть-чуть. А дальше — я не знаю. Требуется время, чтоб разработать план. Но, мой правитель… пойми, тут обещать я не могу успеха. Ведь никто доселе этого не делал. Ведь что есть жизнь? Она не только и не столько движенье соков в теле, нет, она есть основанье для того, чтоб разум жил, существовал, и был на связи разум с внешним миром. Но после смерти… смерть не только соки, смерть — разрушенье клеток, тонких связей, и распад всего того, что было жизнью до этого.
— Ты много слов сказал, — правитель посуровел. — Но не по делу. Просто его мне оживи. Сумеешь?
— Не знаю, — ученый снова смолк. — Нужно думать. Есть мысль одна. Наверно, применить нам следует те соки, что давал ты мне и, вроде бы, пророку. Может быть, бессмертье твоё сумеет хлад смертельный растопить?
— Так делай, — жестко произнес правитель. — Что хочешь, делай. Только оживи. Желательно, скорее.
— Я не совсем пойму причину спешки, — сказал учёный. — Ты так торопишься? Нельзя ли мне узнать, чем вызвано сейчас твоё желанье?
Снова наступила пауза.
— Наверное, пришла пора сказать, — тяжело вздохнул правитель. — Он… здесь. Он виден только мне. Незримой тенью парит со мною рядом много лет. Я от его присутствия устал, и я… хочу закончить, наконец, своё соседство с ним. Нет больше сил ежесекундно видеть его с собою рядом.
— Не может быть, — в секунду севшим голосом произнес ученый. — Так вот в чём было дело. Мой дорогой правитель, я постараюсь все усилья приложить, чтоб от него тебя тотчас избавить. Это… страшно. Кто знает про него?
— Пророк, — с неприязнью произнес правитель. — Пытался мне помочь неоднократно. Не преуспел.
— Теперь мне всё понятно, — голос ученого окреп. — Ты говорил, что тело прячешь здесь? Веди меня к нему, мне нужно видеть.
— Идём, — решительно сказал правитель. — Идти совсем недолго.
Пауза, на этот раз ещё более продолжительная. Какой-то странный шорох, затем скрип.
— Ага, — тихо сказал учёный. — Угу. Боюсь, он сильно высох. Так… если мне не изменяет память, ты яд ему послал, что дал тебе я, но ты тогда сказал, что нужно для другого… неважно.
Пауза.
— Яд — это плохо? — спросил правитель.
— Плохо. Этот яд связал все жидкости, что были в нём, в одну. Он действует не сразу, а это значит, он страдал. Ты видишь, как скорчен труп его?
— Да, вижу, — с неприязнью произнес правитель. — Что нам делать?
— Тебе не надо делать ничего. А я попробую сперва вернуть подвижность телу, и будем выводить плохую жидкость, меняя её на новые, согласно предназначенью, как нужно. Но… пойми, правитель, боюсь, что может это не помочь.
— А что тогда? — спросил правитель?
— Не знаю, — ответил учёный. — Да, не напоминай, что я твоею властью могу быть тотчас же казнен за ослушанье. Казни́. Что хочешь, делай, пусть решенье здесь будет за тобой. Но знай, я не всесилен, и, верно, я не смогу помочь. Но попытаюсь.
— Пытайся, — правитель тяжело вздохнул. — Я… я боюсь. Мой разум более не в силах вынести соседство это. Как долго я терпел! Ах, если бы я знал… наверно, как это ни прискорбно сознавать, он нужен был, поэтому он здесь.
— Он был предтече, — беззвучно произнес учёный. — С этим можно спорить, и спорили, и много сомневались в его словах и мыслях. Да, напрасно его убил ты.
— Думаешь, теперь наказан я? — зло спросил правитель. — Думаешь, боялся я за себя, когда приказ отдал? О, нет. Пойми меня. Ведь все его идеи могли убить страну, народ, весь мир! Ведь что он предлагал? Ты помнишь?
— Он предлагал преддверье вечности постигнуть. Потом он предлагал смиренно ждать конца, — ответил учёный. — Ещё он предлагал оставить след достойный, чтоб тот, кто будет позже, этот след сумел осмыслить и понять своё предназначенье. И сделать выводы, тем обессмертив нас, и чтобы почитали потом другие род, который нашим когда-то был.
— Ты понял, что ты сам сказал сейчас? — спросил правитель. — Он нам пророчил смерть! Непротивленье, тихое бессилье, и угасанье! Этого хотел бы ты для тех, кого детьми своими называешь? Подвинься! Уступи! И сгинь, ведь недостоин ты продлиться в эту вечность! Этот бред он проповедовал, и многие, поверив, решили, что он прав, и что не нужно больше бороться за себя. Что можно сгинуть, весь мир освободив… кому? Он не сказал.
— Быть может, он не прав, — согласился учёный. — Но всё-таки убийство не метод, как показывает жизнь. Вот если б в честном споре его ты поборол, тогда, вполне возможно…
— Чего — тогда? — с издевкой спросил правитель. — Скверные идеи, которые он двигал, имели шансы разойтись по миру, и осквернить умы. Он вовсе не предтече, он был дурак, который всем желал лишь зла!
— Тогда скажи, мой дорогой правитель, зачем нам оживлять такое зло? — поинтересовался учёный. — Есть в этом смысл?
— Да, к сожаленью, есть, — вздохнул правитель. — Смысл есть, и он — в моём покое. Я устал. Невыносима ноша, я пытался, так много лет… проклятые глаза, проклятый взгляд, и темная фигура со мною рядом… нет, боюсь, тебе понять не можно, что есть такая ноша….
— Не буду спорить, — согласился учёный. — Что ж, тогда приступим. Я расскажу, что нужно привезти сюда, и закажу своё, из мастерской.
Снова наступила пауза, а затем сказительница неожиданно заговорила уже своим голосом, который звучал странно — Ит привык, что одновременно с текстом вспыхивают перед его глазами строки, но в этот раз строк не было, только темнота, и негромкий женский голос.
— Правитель и учёный провели много дней вместе, пытаясь вернуть к жизни тело Тени. Они меняли жидкости и среды, они ставили новые и новые эксперименты, но это было тщетно. Тело Тени так и не ожило, а сам Тень всё так же стоял неподвижно рядом с правителем, не произнося ни звука. Наконец, учёный, не выдержав, сдался, и признал своё поражение. Правитель, который был зол на него, прогнал учёного прочь, и снова оказался один на один с Тенью, и его мёртвым телом. Постепенно он стал погружаться в отчаяние, потому что спасения от Тени для него не существовало. Каждый раз, просыпаясь утром, он надеялся на чудо. На то, что Тень уйдет, исчезнет, и он будет, наконец, свободен от этого тяжкого бремени. Но каждое утро солнечные лучи падали на него сквозь неподвижную полупрозрачную фигуру Тени, который стоял и смотрел на правителя тяжёлым мёртвым взглядом. И чем дальше шли годы, тем сильнее становилось отчаяние правителя. Он размышлял, пытаясь понять, что же ещё можно сделать, чтобы избавиться от Тени, и обрести, наконец, покой. Он годами звал смерть, но смерть всё никак не приходила, ибо правитель был бессмертен. Он пытался вредить себе, но любые раны заживали мгновенно, и тело его обретало прежний вид, на нём не оставалось даже следов от причиненных мук. Выглядел правитель безупречно, но внутри него билось, как морская волна, безумие, которое охватывало его душу всё чаще и чаще. И однажды, не выдержав, правитель принял решение…