Наутро, будучи полностью разбитой и измотанной, Эстер с трудом дотащила свое тело до аэропорта, прошла регистрацию, сдала чемодан в багажное отделение и буквально упала в кресло самолета. Там она благополучно проспала все пять часов до прибытия в солнечный Лос-Анджелес.
Туристический сезон на одном из самых востребованных курортов страны был в разгаре, поэтому аэропорт был переполнен людьми. Чемоданы, пакеты, дорожные сумки перемещались с места на место вслед за своими хозяевами. Крики детей на руках измученных матерей тонули в какофонии звуков аэропорта и языков, становясь менее надоедливыми.
Эстер с усилием разлепила глаза, когда из самолета вышли последние пассажиры. Стюардесса корректно и любезно напомнила девушке о ее местонахождении.
– Извините. Прошу прощения, – громче произнесла женщина с голубым шелковым платочком, повязанным вокруг шеи. – Мы прилетели.
Эстер через силу поднялась с места и быстрым шагом, не успев опомниться ото сна, отправилась в зону получения багажа. Такси поймала на выходе – так было легче, но и, конечно, дороже.
Ехали долго. Складывалось впечатление, что водитель колесит вокруг нужного адреса специально.
– Я включила навигатор! Он говорит, что вы свернули с верного направления! – недовольно сказала Эстер, косясь на счетчик, лихо накидывающий цифры.
– Ээээ! – издал пылкий возглас водитель, сопровождающийся размашистым жестом. – Там дорога перекрыта. Я лучше знаю.
По акценту, горячности эмоций и жестикуляций Эстер поняла, что имеет дело с восточным мужчиной, который разве только не добавил: «Я лучше знаю, женщина».
Двухэтажный дом с небольшим двориком расположился на пересечении бульвара Сансет и Норд Поинсеттиа-плейс. Он был огорожен от соседей невысоким железным забором. Белый фасад дома украшали деревянные панели – веянья современной моды. За забором виднелись высокие цветущие кусты с крупными фиолетовыми цветами, которым Эстер не знала названия, и маленькая беседка. Калитка была приоткрыта.
«Неплохо. Неплохо зарабатывают художники», – отметила про себя Эстер.
Она увидела здание еще из машины и заранее стала приглядываться к окнам, чтобы угадать, в каком из них сейчас находится Джонни.
«Как он встретит меня? Наверное, из-за его спины выскочит белокурая девица и спросит, кто я такая, – подумала Эстер. – В таком случае придется соврать, потому что правда прозвучит абсурднее. Отвечу – сбежавшая пациентка из психиатрии, которая даже не удосужилась предупредить Джонни о своем приезде. Телефоном пользоваться не умею».
Такси притормозило. Старый турок, всю дорогу развлекавший Эстер смешными историями из жизни, обернулся и радостно посмотрел на напряженное лицо девушки.
– Мы на месте, – торжественно объявил он и кокетливо подмигнул.
– Наконец-то, – пробурчала Эстер себе под нос.
Эстер на ватных ногах добралась до домофона, встроенного в стену, и застыла. Она как загипнотизированная смотрела на металлические цифры автомата и не могла решиться нажать на кнопку. По спине пробежал холодок неконтролируемого волнения. Осознание, что прошлого больше нет, вытеснило нерешительность. Эстер трясущейся рукой нажала на блестящие кнопочки и стала ждать.
Никто не ответил. Эстер, закрыв глаза, покачала головой и проверила кончиками пальцев температуру. Затем позвонила еще раз. Спустя несколько мгновений мелодия прервалась и из домофона послышался хриплый голос заспанного человека. Эстер узнала голос Джонни.
– Кто? – спросил он, громко зевая.
– Я, – коротко отозвалась Эстер.
Почему-то она не посчитала нужным назвать себя. Джонни замолк на несколько секунд и, ничего не переспрашивая, открыл дверь. Эстер решила, что Джонни увидел ее из окна и поэтому не стал ничего уточнять. От души отлегло. Значит, он все же ждал ее.
Эстер дернула металлическую ручку и прошла на порог. Взгляд уперся в деревянную лестницу, ведущую на второй этаж. По левую сторону от прихожей виднелся зал с высокими потолками, по правую узенький коридор с белыми дверями, ведущими в комнаты. Эстер оставила чемодан и сделала несколько шагов вперед. Многие из предметов интерьера выдавали минималистичный вкус владельца. Дизайн дома был выполнен в стиле конструктивизма. Единственным, что выходило за рамки этого стиля, были картины, развешанные практически везде.
Кухня, совмещенная с гостиной, была большой и светлой. Эстер издали разглядела повсюду разбросанные одноразовые стаканчики, полные пепельницы, из которых разносился зловонный запах, разбросанную одежду и пустые бутылки из-под виски. Жилище холостяка, не иначе.
Эстер огляделась, пытаясь выискать в беспорядке Джонни. Но не увидела знакомого лица.
Джонни обнаружил себя сам, когда, пошатываясь, вывалился из ванной и буквально упал на первый подвернувшийся предмет – комод. Растрепанные и свалявшиеся волосы Джонни прилипли к лицу, и он, совершив над собой усилие, сумел заправить их за ухо. Джонни с великой неохотой поднял глаза на гостя, пожаловавшего к нему в такой ранний час. Надменное выражение его лица тут же сменилось удивлением, быстро перетекшим в беспокойство.
– Эстер! – воскликнул он, тут же вскочив на ноги.
Джонни запахнулся в серый вязаный кардиган поплотнее и посмотрел на свои голые ноги.
– О черт! – смущенно пробормотал он себе под нос.
– Привет, – грустно улыбнувшись, сказала Эстер. Ее позабавил вид стушевавшегося художника, но обеспокоенность Джонни навела Эстер на тоскливые размышления.
Джонни сделал странный жест руками, который не означал ничего. Быстрым шагом он вернулся в ванную. Из-за двери послышался его голос:
– Ты проходи, садись. Не стесняйся. Я сейчас.
Дом оказался огромным. Из гостиной еще один коридор вел в дополнительную спальню и гостевой туалет. Напротив бетонной стены, перед телевизором, расположился белый угловой диван из крупных секций. Перед ним – стеклянный столик с пузатыми пакетиками кокаина и стаканами недопитого алкоголя. Эстер посмотрела на абстракционистские картины: чаще встречались широкоформатные белые холсты с небольшим рисунком посередине, реже – маленькие черно-белые карандашные наброски. На всех полотнах виднелась размашистая подпись гелевой ручкой: «Джонни К».
Эстер скромно примостилась на уголке дивана. Она чувствовала себя неуместной и нелепой. «Послушаю, о чем Джонни заведет разговор. Если не предложит остаться сам – поеду в отель», – твердо решила она.
Пока Эстер неторопливо осматривала обстановку, Джонни успел почистить зубы, умыться и натянуть грязные джинсы. К сожалению Джонни, джинсы ему пришлось выудить из бельевой корзины. Он зачесал назад пряди волнистых волос и вышел в гостиную.
– Прости меня, – сказал Джонни, смущенно присаживаясь рядом с Эстер.
Он старался держаться от нее на небольшом расстоянии, чтобы Эстер не смогла почувствовать тяжелый запах перегара. Но Эстер истолковала отчужденность Джонни в силу своих почти сложившихся убеждений. Он не ждал ее – заранее подвела она итог.
– Я был не готов к твоему приезду, поэтому в доме бардак. Честно сказать, даже и не верил в него, – начал Джонни, пытаясь выглядеть непринужденным. Он взял руку растерянной Эстер и погладил ее тонкие пальцы. – Но я очень рад, что ты все же решилась. Обещаю, что постараюсь сделать все, чтобы ты чувствовала себя комфортно.
Эстер подняла на Джонни прояснившийся взгляд. Где-то внутри нее ликовала женщина, снова обретшая силу и уверенность. Джонни не осознавал, как много от него зависело в это мгновение. Он обладал даром, способным лишить Эстер надежды и ожиданий. Несколькими словами Джонни мог пригвоздить Эстер на долгое время к жесткой кровати дешевого хостела, битком набитого людьми, и даже сломить ее дух. Эстер вручила ему себя добровольно, греясь лишь слабой надеждой на лучший исход. И кажется, не прогадала.
Джонни несколько секунд боролся с желанием приблизиться к Эстер, чтобы не смутить ее, но когда увидел ее полный невыразимых эмоций взгляд, наплевал на пустые условности. Джонни наклонился к лицу Эстер и страстно поцеловал.
Это был упоительный, давно желанный поцелуй. Горячие губы Эстер беспорядочно блуждали по лицу Джонни, касаясь то уголков его полураскрытых губ, то подбородка, то щек. Он взял Эстер за тонкую шею и надавил на нее кончиками пальцев. На шее остался белый след, но тут же исчез. Наваждение, из-за которого Джонни несколько месяцев назад забыл о совести, пожертвовал дружбой, сидело рядом с ним и было полностью в его власти.
Эстер не успевала вдыхать воздух. Джонни не колебался, когда с силой придавил тело девушки к дивану. Ее ноги, ее прекрасные длинные ноги, были не слишком тесно сжаты. Эстер подалась телом вперед, испытывая то же неистовое стремление к взаимному обладанию. Оно могло быть удовлетворено, только если бы каждый из них в самом деле впитал и вкусил каждую частицу напряженного и потяжелевшего тела друг друга. Джонни небрежно стянул с себя кардиган, накинутый на голое тело, и краешками губ улыбнулся.
– Не бойся. Ты сама пожаловала в мое логово, – сказал он, оттягивая край футболки Эстер. – Теперь ты будешь растерзана. На этом диване.
Джонни, не удержавшись, весело рассмеялся от пошлости, которую ляпнул. Эстер захихикала в ответ. Глаза ее приобрели невыразимый блеск и очарование, присущие только желанным женщинам.
Елена Троянская была желанной женщиной – из-за нее разразилась целая война, за нее шли воевать сотни и тысячи мужчин. Ее красотой восхищаются до сих пор. Таких женщин любят и жаждут, но главное, жаждут их душу. Эстер впервые ощутила стойкую уверенность в том, что именно для этого мужчины она имеет огромное значение, он не захочет потерять ее.
Эстер смотрела на безукоризненно красивое лицо Джонни и не думала. Не думала ни о последствиях, ни о болезни, ни о будущем, которое их ждет. Она была здесь и сейчас, растворилась в счастье, буквально затопившем ее.
Разбушевавшуюся страсть, которая непременно перетекла бы в физическую близость, прервал звук торопливо сбегающих с лестницы ног. Эстер испуганно села, а Джонни недовольно обернул голову к источнику шума.