– Вина? – спросил Джонни.
Он наполнил два бокала и один из них протянул Эстер. Она к тому моменту уже успела изучить музыкальный репертуар Джонни и перешла к книгам.
– Ты все это прочитал?
– Некоторые, – смущенно ответил Джонни. – У меня не так много времени, чтобы читать книги. Здесь собраны только те, которые я хотел бы прочитать в течение жизни. Одна из любимых – «Божественная комедия».
– Да здесь классика всего мира! «Божественная комедия» Данте? – недоверчиво спросила Эстер, сощурив глаза.
– «Любовь – призыв души, как сладкий звук, откликнулась в душе моей любовью, которая не убоялась мук, не умерла, хоть истекала кровью…»[2] – процитировал Джонни заученный отрывок и тем самым дал утвердительный ответ.
Эстер не верила своим ушам. Двадцать первый век. Человек, цитирующий Данте.
– Не может быть, – сказала Эстер, все еще не оправившись от приятного удивления.
– Действительно, не может, – засмеялся Джонни. – На самом деле так совпало. Я перечитывал комедию после твоего отъезда из Лос-Анджелеса и выучил именно этот отрывок к твоему возвращению. Я предполагал, что ты вернешься, и хотел тебя удивить. Ты выбрала какую-нибудь пластинку? – простодушно спросил Джонни и подошел к стеллажу.
– Если честно, нет, – смущенно пробормотала Эстер. Ей стало неловко оттого, что она плохо разбиралась в музыке, а некоторые имена исполнителей вообще видела впервые.
Джонни протяжно замычал себе под нос, изображая муки выбора, а потом закрыл глаза и наугад вытащил узкую коробку из стопки с современными пластинками.
– Звук будет чище, – сказал Джонни и вставил пластинку в проигрыватель.
Заиграла I Think She Likes Me в исполнении Treat Her Right.
Джонни, пританцовывая, подошел к Эстер и, гипнотизируя ее своим чарующим взглядом, начал напевать слова из песни. Его мимика, тело, губы гармонично и естественно двигались в такт музыке, будто для него подобные выступления были не в новинку. Оказалось, что у Джонни еще и приятный голос. Эстер зажмурилась, как изнеженная на солнце кошка. Она трепетала от восхитительной истории, которая происходила с ней наяву. Джонни потянул Эстер танцевать. Она не могла сдерживать смех, когда Джонни стал дурачиться и выкидывать угловатые па. Огонь, весело разгорающийся в камине, захватывал все новые и новые поленья. Он пылал вместе с Джонни, горячил Эстер, он стал их олицетворением.
Песня закончилась на словах «Я думаю, что нравлюсь ей», и Джонни выпустил Эстер из объятий. Он настежь открыл окно. Свежая летняя прохлада ворвалась в студию вместе с запахами трав и звуками ночи. Цикады громко трещали, лягушки звонко поддерживали песнь похожими на кряканье звуками, а совы негромко удивлялись хоровому концерту посреди ночи и ухали, ухали.
Эстер задумчиво склонила голову набок и вспомнила, как впервые встретилась с Джеком. Летним вечером у драматического театра. Эстер спускалась по мраморным белым ступеням, впечатленная постановкой нашумевшего современного режиссера. Она была воодушевлена, полна эмоций и грез. Будущее сулило девушке тысячу возможностей, а летний воздух кружил голову. Эстер только что дала себе обещание, что обязательно проживет жизнь, о которой напишут книгу. Ее биографию. Эстер виделось наяву, как она в студии на мягком диване в красивом платье дает интервью Эллен Ли Дедженерес, кокетливо улыбается и остроумно отшучивается. Тогда Эстер и не заметила, как толкнула локтем молодого мужчину по имени Джек. Он приехал в Атланту как турист, в город, в котором Эстер родилась. На спектакле Джек сидел позади девушки и хорошо запомнил ее профиль. Разговор завязался мгновенно. Джек много и хорошо говорил о политике, Эстер о литературе, а запах ночи, точно такой же, как сейчас, врезался ей в память.
Эстер лихорадочно растерла себя руками, чтобы унять внутренний озноб. «Со временем вспоминается только хорошее, но это иллюзия. Стоит вернуться обратно, и снова пустота. Нет, вспоминать о прошлом нельзя», – одернула себя Эстер.
Джонни стал копаться в художественных запасах. Он искал полотно размером с нескольких взрослых людей.
– Расскажи мне о своем детстве, – не отрывая взгляда от камина, тихо попросила Эстер. Она села в кресло и затаила дыхание в предвкушении откровения. – Я ничего о тебе не знаю.
– Это занимательная история, – сказал Джонни прерывающимся голосом. Он в это время вытаскивал из кипы наваленных холстов тот, который нашел подходящим для картины. – Я рос без отца. Он оставил нас, меня и брата Эрика, когда мне было три месяца. Мама долгое время жила на пособие, пытаясь содержать нас обоих. Большая часть ответственности, конечно, пала на Эрика. Он на семь лет старше меня.
– А сколько тебе сейчас? – прервала его Эстер.
– Мне тридцать, – сказал Джонни. Аккуратно лавируя между предметами, он подбирался к камину с холстом в руках. – Мы рано начали работать. Денег в семье практически никогда не было. Я дал себе слово, что смогу выбиться в люди и помочь брату и матери. Можно сказать, слово я сдержал.
Джонни без тени грусти на лице расчистил пространство для холста и уложил его на пол, а сам присел на корточки рядом с Эстер. Блики огня на его лице заиграли разными оттенками, начиная от темно-бордового и заканчивая лилово-красным. Джонни наклонил голову к коленям Эстер и поцеловал их.
– А родственники? Они вам не помогали? – с грустью в голосе спросила Эстер.
– У нас не так много родственников. Был дядя, который регулярно нас навещал. Но это был весь вклад, который он внес в наше воспитание. В целом у нас было неплохое детство. Уличное, но веселое. В четырнадцать у меня появилась первая девушка. Завязались серьезные отношения, если ты понимаешь, о чем я, – Джонни состроил ироничную гримасу. – Из школы меня турнули за наркотики. Я много курил в то время. Но это даже неплохо, появилось время на самообразование.
Джонни откинулся назад и оперся обеими руками о холст. Теперь эмоции на его лице разглядеть было невозможно. Эстер терпеливо ждала продолжения рассказа, и Джонни продолжил:
– То время научило меня ответственности, но и беззаботности. Потому что я запомнил навсегда: все, что бы ни произошло в нашей жизни, можно преодолеть. «Поверь – когда злых помыслов в нас нет, / Нам ничего не следует бояться. / Зло ближнему – вот где источник бед, / И только зла нам нужно всем пугаться»[3].
– Ты всю «Божественную комедию» наизусть знаешь? – с искренним удивлением спросила Эстер и придвинулась к Джонни ближе.
– Нет. Я специально выучил несколько отрывков, чтобы кружить таким, как ты, головы. Впечатлительным девушкам, – Джонни рассмеялся, и смех его разнесся по студии громким эхом. – Всегда работает.
Эстер игриво шлепнула его по коленке.
– Шучу. Просто я всесторонне развитый человек. Давай будем думать так, – оправдался Джонни и притянул Эстер за руку к себе. Она опустилась на пол и села, откинувшись спиной на кресло.
– А кем ты работал? – продолжила расспрашивать Эстер.
– Кем я только не работал, – набрав в грудь побольше воздуха, Джонни принялся перечислять: – Я был и уборщиком, и продавцом, и на бензоколонке работал, и мойщиком посуды, и курьером. В общем, работал везде, где не требовалось образование.
Эстер повела плечами.
– У тебя нет высшего образования?
– Не совсем, я не доучился. Как только у меня появились деньги, я сразу же поступил в Институт искусств в Пенсильвании. Правда, проучился всего два года. Там, конечно, у меня началась веселая жизнь с такими же людьми, как и я. Творческая компания способствует эффективности процесса обучения. Мы обменивались знаниями, идеями, курили травку днями напролет, меняли девчонок как перчатки. Удивительно, как я ничем не заразился в ту пору своей жизни, – усмехнулся Джонни, выпрямляя спину. Теперь он сел, по-турецки сложив ноги, и тоже устремил взгляд к огню.
Эстер с наигранной укоризной смерила Джонни взглядом, но он не мог этого увидеть. Джонни продолжил вспоминать годы юности.
– А почему не доучился? Ведь тебе нравилось, судя по рассказу, – уточнила Эстер.
– Были свои трудности… – неопределенно ответил Джонни.
– Денег не хватило?
– Да, и это тоже, – отмахнулся он. – Знаешь, пожалуй, это было самое веселое время в моей жизни. Переход от юности к молодости. Тогда мы не заботились о будущем, жили так, как хотелось.
– А сейчас ты заботишься о будущем? – недоверчиво спросила Эстер и улыбнулась.
– Может быть, это так не выглядит, но да, – искренне рассмеялся Джонни. – Я по-прежнему обеспечиваю мать. Да и о себе думаю тоже. Иногда. Значительно реже, но все же.
– Прости, но я не понимаю, – сконфуженно произнесла Эстер. – Почему твоя мама не устроилась на работу? Ведь когда у тебя есть дети, которых нужно обеспечивать и кормить, на все пойдешь.
– В силу некоторых особенностей. Я вас как-нибудь познакомлю. Обещаю, – уклончиво ответил Джонни и сразу же переменил тему: – Ты знаешь, зачем здесь этот холст?
– Наверное, мы будем рисовать огонь? – предположила Эстер, задумчиво поглядывая на белое широкое полотно.
– Нет, ты не угадала, – весело отозвался Джонни. Он пригласил Эстер подняться и пойти за ним. Джонни поставил перед ней множество разноцветных баночек в несколько линий. – Посмотри, какие цвета тебе нравятся?
Эстер внимательно рассмотрела каждую из представленных баночек и выбрала темные насыщенные оттенки.
– Хорошо. Возьми и отложи их сюда. Я кое-что добавлю, – пробормотал Джонни и выбрал еще несколько цветов. – Так будет смотреться гармонично.
Джонни собрал все баночки и понес к холсту.
– Открывай каждую из них и лей, сколько посчитаешь нужным, на разные места холста, – скомандовал Джонни и принялся за дело.
Эстер последовала примеру Джонни и стала размазывать краску тут и там. Свежая краска вываливалась из баночек, как густая сметана. После Эстер на холсте образовывались небрежные и неаккуратные холмики. Джонни действовал мастерски – красивые, хорошо сочетающиеся между собой цвета, даже не распределенные по холсту, выглядели лаконично.