Эстер была невозмутима. Она знала, что нагло манипулирует Джонни. Видела, как огонь в его глазах сжигает благоразумие. Джонни пришел в бешенство.
– Знаешь что, мы с тобой, мать твою, тоже ничего плохого не делали, и ты знаешь, к чему это привело, – бросил Джонни, не пытаясь подбирать слова.
На несколько секунд в комнате воцарилась тишина. Джонни и Адриано ждали реакции Эстер. Она смерила Джонни презрительным взглядом, а затем язвительно расхохоталась.
– Все, вали откуда пришел, – решительно сказал Джонни и интонацией поставил на этом точку. И все могло бы закончиться мирно, если бы Адриано не был итальянцем, Джонни не был Джонни, а Эстер не была провокатором.
Адриано приблизился к Джонни и прошипел:
– Чувак, это ты вали. Устроил здесь разборки, нарываешься на скандал, охеревший говноед. Я говорю это в первый и последний раз.
Морщинки под глазами Джонни разгладились, взгляд приобрел иронично-снисходительное выражение, а на губах расплылась хитрая полуулыбка. Он отступил немного, чтобы отчетливо видеть лицо противника, и неожиданно, тяжелым кулаком, заехал итальянцу по загорелому безукоризненному лицу. Адриано, не ожидавший выпада, отшатнулся, но быстро пришел в себя и поспешил ударить Джонни в ответ. Завязалась драка. Джонни повалил Адриано на пол. Тот вцепился Джонни в шею, тщетно стараясь его придушить.
– Успокойтесь! Джонни! Хватит! – кричала рядом Эстер, стараясь оттянуть Джонни от Адриано за футболку. Но ее слабые попытки исправить ситуацию не могли увенчаться успехом. Джонни перестал оценивать обстановку вокруг, пространство комнаты сузилось для него, превратилось в маленький квадрат, в котором все ему мешало. И руки Эстер, и кровать, и какие-то посторонние предметы, которые валились на них со всех сторон.
Джонни прекратил потасовку сам, как только выплеснул эмоции. Он встал, небрежно отряхнулся, а затем подал руку музыканту. Адриано, пунцовый и взъерошенный, смерил Джонни высокомерным взглядом. Он плюнул Джонни в протянутую ладонь, а затем поднялся и на нетвердых ногах вышел из комнаты, не сказав при этом ни слова.
– Ты этого добивалась? – требовательно спросил Джонни, оборачиваясь к Эстер, мертвой хваткой вцепившейся в его руку. – Этого ты хочешь от меня?
Эстер помотала головой, но Джонни этот жест не удовлетворил. Он оттолкнул Эстер от себя и, не думая, где находится, стал крушить все, что попадалось ему под руку. Джонни бил вазы – разноцветные стеклышки разлетались мелкими осколками по деревянному полу и западали в щели лакированного паркета; вытаскивал ящики комодов, набитые чьими-то вещами – посыпалось нижнее белье, носки, презервативы, деньги. Срывал гардины, швырялся вещами. Эстер стояла посередине комнаты с непроницаемым видом – своим молчанием она лишь распаляла решительность Джонни разнести эту комнату до основания. Он, как ополоумевший, продолжал твердить: «Ты же этого хотела?» – и лишь изредка Джонни бросал на Эстер пронзительный взгляд, будто спрашивая: «На сегодня тебе достаточно?»
Неразделенное остервенение, накаленное добела, Джонни утолил сексом. Он усадил Эстер на подоконник, задрал платье и оттрахал ее, не закрывая при этом дверь спальни. Их чувства были похожи на залпы фейерверков, на иррациональную и хаотическую стихию в апогее, на испепеляющую жару в пустыне. Всего было слишком, всего через край. Каждый день избыток эмоционального напряжения понемногу истощал их внутренние ресурсы. Но Джонни и Эстер были так увлечены друг другом, что не замечали очевидного – они дошли до точки кипения, при которой необходимо умерить пыл, дать себе возможность остыть, иначе все, что обещало быть полезным, грозило превратиться в яд.
Такую любовь невозможно выносить долго. При такой любви творчеству нет места в жизни творца. Нет возможности, стоя перед жерлом вулкана, когда кожу обжигает раскаленная докрасна огнедышащая бездна, создавать историю. Так же как нет места созиданию в анархии.
Нередко из-за Джонни Эстер попадала в опасные передряги. Однажды в гостях у Милоша Джонни устроил Эстер скандал из-за того, что она не позволила ему уколоться героином. Джонни подавил смех при виде перекошенного от негодования лица Эстер.
– Если ты сделаешь это, я разобью твою машину! Будь уверен! – орала она.
– Детка, мы взрослые люди. Я могу сам принимать решения, – отшучивался Джонни.
– Я иду к машине! – Эстер круто развернулась. Она схватила с журнального столика ключи и выбежала из дома. В висках стучал адреналин, из носа потекла кровь от безмерных доз кокса, которым Эстер уже перестала вести счет. Она без удивления отерла кровь ладонью, размазав ее по щеке.
– Такое случалось уже не единожды.
– Хватит. Хватит, детка, – холодно потребовал Джонни.
– Может быть, тебе хватит? – язвительно спросила Эстер. – Хватит испытывать мое терпение!
Эстер нажала на кнопку ключа, и машина приветливо замигала фарами.
– Ты думаешь, это правильное решение – заставить меня сделать что-то силой? – усмехнулся Джонни.
– Я не вижу другого выхода. Ты разрушаешь свою жизнь на моих глазах! – крикнула Эстер, одной ногой стоя в салоне автомобиля.
– Ты никуда не поедешь, – шепнул Джонни так, что Эстер его не могла услышать.
Он быстро добежал до «порше» и сел на пассажирское сиденье.
– Хочешь разбить машину – бей. Но я хочу присутствовать при этом, – весело подначивал Джонни.
– Ты думаешь, что я не могу? Думаешь, что шучу?
– Я еще надеюсь на твое благоразумие.
– Мне терять нечего. А тебе есть, – многозначительно заключила Эстер и надавила на газ.
С приглушенным шорохом машина тронулась с места и за несколько секунд набрала скорость в семьдесят миль в час. Эстер продолжила давить на газ, а Джонни пришел в нескрываемый восторг.
– Серьезно? Ты собралась разбиться? Мы умрем вместе, потому что мы не пристегнуты, – весело засмеялся он.
– Ты сумасшедший?! – испуганно спросила Эстер. Она неслась по ночной петляющей трассе со скоростью сто миль в час и едва ли контролировала ситуацию.
– Ты видишь этот забор? – безмятежно спросил Джонни.
Бетонный забор вырос перед их глазами из ниоткуда. В кромешной темноте белая сплошная стена толщиной в тридцать сантиметров обнажала ясную мысль – Эстер не успеет затормозить и тем более не успеет войти в поворот. Знаки, предупреждающие о снижении скорости, она оставила позади, не обратив на них внимания.
– Все, я наигралась, – выпучив глаза, закричала Эстер. Она вцепилась в руль мертвой хваткой и от напряжения перестала дышать.
Что она хотела доказать? Уберечь Джонни от неправильного выбора? Наставить его на путь истинный? Эстер ничем не отличалась от Джонни, когда принимала спонтанные и откровенно глупые решения.
– Жми на газ! – весело крикнул Джонни.
Эстер судорожно надавила на тормоз и инстинктивно выкрутила руль влево до упора. Она зажмурилась и не увидела, как машину круто развернуло на сто восемьдесят градусов. Шины жалобно заскрипели, на асфальте остались черные следы от заноса. Может быть, машину развернуло бы еще не один раз вокруг своей оси, если бы не багажник, который с хрустом и треском врезался в бетонный забор. Железо смялось в два счета. Часть багажника отлетела в сторону. Подушки безопасности сработали мгновенно.
Минут десять Джонни и Эстер провели в полной тишине, ошарашенные случившимся. Они снова побывали на волосок от смерти. Джонни первым вышел из машины и на ватных ногах направился к оцепеневшей Эстер – она не могла пошевелиться и продолжала сидеть, вцепившись в руль. Ее лицо побелело и в свете луны походило на лицо утопленницы. Противоречие, в котором Джонни и Эстер жили каждый день, сейчас ощущалось явно и остро. Подвергать себя опасности, чтобы чувствовать жизнь. Страдать, чтобы в итоге быть счастливыми. Любить, чтобы расстаться. Почему так происходит? Почему она не плачет, когда надо бы зарыдать? Почему у нее не получается выдавить из себя ни слезинки?
– Ты в порядке? – спросил Джонни, пытаясь вытащить Эстер из машины.
– Угу, – глухо ответила она.
Ночная трасса оставалась пустой. Вблизи слышался лишь шум океана, тревожно бьющегося волнами о баррикады из острых и массивных замшелых камней, и шум разгульного ветра.
Джонни повалился на траву, Эстер упала рядом с ним.
– Мы не можем быть вместе, – спустя длинную паузу нарушила тишину Эстер. Она еле выдавила эти слова из себя. Признавать этот факт было невероятно сложно. Ведь если это правда, и они с Джонни действительно не останутся вместе, тогда какой шанс на счастье есть у других людей? Если самое лучшее, самое подходящее, самое нужное тебе не подходит, что тогда остается? Жить короткими непродолжительными отрывками, которые обязательно закончатся? Воровать у жизни минуты, расплачиваясь за них потом долгими мучительными ночами без сна? Что им остается? Разойтись сейчас и жалеть об этом всю жизнь или доиграть сцену до финала, хотя исход ясен?
– Почему ты так решила? – сухо спросил Джонни.
– Мы убьем друг друга.
– Нет.
– Да.
– С чего ты это взяла?
– Посмотри на нас! Мы мало чем отличаемся! Ты тянешь меня в болото, и я иду! Потому что я хочу идти за тобой. Иногда я пытаюсь сопротивляться, но безрезультатно. Это плохо закончится. Я устала быть голосом благоразумия.
Джонни расхохотался:
– Ты – голос благоразумия? Оставь это вранье для кого-нибудь другого. Что ты сегодня сделала? По-твоему, это благоразумно?
– Нет, но…
– Что «но»? – резко оборвал Джонни.
– Почему ты так груб? – вспылила Эстер.
– Потому что ты сама играешь в жизнь. Я лишь твое отражение. Ты нашла во мне то, чего сама хотела. Не нравится? Тогда не ищи этого в людях.
Эстер часто задышала, стараясь подавить слезы. Обвинения Джонни казались ей несправедливыми.
– Разве это я сегодня стояла с героином в руках? Разве это я потянула тебя к обрыву? Я устраиваю сцены на пустом месте? О чем ты, Джонни? О чем ты?
– Тебе это не нравится? Разве ты не являешься виновницей каждой нашей ссоры? Что ты сегодня сделала? Захотела ответить мне тем же? Не получится! У меня действительно нет рычагов, ты меня никогда не переиграешь на моем поле. Выбери другую тактику. Будь нормальной, например. Ну, это так, вариант. Если ты вообще такое умеешь.