а с нами. И будет с нами. Ты должен защитить ее хотя бы от бедности. Как минимум потому, что взял за нее ответственность и должен нести ее до конца, – Милош осекся. – На мой взгляд, – торопливо добавил он, зная, как Джонни относится к непрошеным наставлениям. Но Джонни даже не пытался спорить.
– Да, должен защитить, – повторил он.
Милош прошел к бару и налил им с Джонни два стакана виски.
– На, выпей немного. Будет веселее.
Джонни осушил содержимое стакана и вплотную подошел к Милошу.
– Мы все делаем правильно, верно? – заговорщическим тоном спросил он.
– Не знаю, насколько верно, но по крайней мере, логично, – со смешком сказал Милош.
– Почему ты не нервничаешь?
– Я цыган, Джонни, – уже громко расхохотался Милош. – Я ничего не боюсь. Особенно такой мелочи, как бедность.
Джонни улыбнулся краем губ и оценивающе посмотрел на своего старого друга, на человека, который действительно не страшился потерять материальные вещи, как того боялся сам Джонни. Милош совершенно искренне боялся утратить более важное и ценное: например, вкус к жизни, удовольствие от обладания женщинами, азарт, силу воли, друзей. В этом смысле Милош всегда выступал для Джонни примером и ориентиром, который напоминал ему о самом важном.
Милош налил еще по две порции виски, но Джонни отказался пить перед игрой. Тогда Милош, осушив свой стакан, принялся за порцию друга.
– Отличное виски, – причмокивая, сказал Милош. – Где Эстер? Ее долго нет.
– Собирается, – отозвался Джонни.
За неделю до запланированной игры Джонни сводил Эстер в известные бутики дизайнерской одежды. Там они выбрали для нее хорошенькое черное бархатное платье на позолоченных бретелях и туфли с изысканной брошью на носике. Это были последние деньги Джонни, но он, как человек, узнавший нищету еще в детстве, теперь любыми способами пытался поддержать иллюзию достатка, даже когда был в шаге от полной бедности. Джонни игнорировал суровые цифры и продолжал тратить деньги, идя вразрез банковским выпискам и увещеваниям Милоша.
Эстер была в восторге от подарков. Она совсем не задумывалась о том, откуда Джонни берет деньги на жизнь, требующую немалых вложений. Походы по ресторанам, барам, клубам, вечеринкам вскружили голову девушке настолько, что она закрыла глаза на многое, чего не хотела видеть и брать в расчет. Джонни не окружали сомнительные компании гангстеров, никто не врывался ночью в их дверь, кроме Милоша с проститутками, а главное, Джонни большую часть времени проводил с ней. Он легко поддерживал иллюзию материального благополучия – не скупился на вещи, никогда не смотрел на ценники, получал штрафы и ни капли не отчаивался, когда счета начинали вываливаться из бардачка, словно это были не счета, а рекламные объявления, собравшиеся за год. Джонни настолько легкомысленно и беззаботно жил, что создал миражи не только в глазах потерявшей бдительность Эстер, но и в своих собственных.
Пожалуй, деньги были единственным, из-за чего пара никогда не ссорилась. В остальном отношения Джонни и Эстер претерпевали не самые легкие времена. Они ссорились, расходились, сходились снова, иногда даже дрались. Например, несколько недель назад Джонни вывел Эстер из себя тем, что напился и начал спорить с ней о жизни. Джонни твердил, что она многого не понимает, ведет себя как инфантильный ребенок, а в конце добавил: «Может быть, тебе действительно нужен был отец вроде Джека, а не я. Я полностью свободный человек, и тебя не должно волновать, сколько алкоголя я могу себе позволить». Для Эстер эта фраза прозвучала как вызов. Она, недолго думая, схватила в руки ножницы и испортила самую любимую картину Джонни. Тогда у Джонни чуть не прихватило сердце. Он пошатнулся, поперхнулся виски и с яростными, помутневшими от гнева глазами бросился на Эстер. Она в одном белье выбежала на улицу и, перепрыгивая через ступени лестницы, быстро оказалась за калиткой. Джонни как сумасшедший погнался за ней. Эстер готова была поклясться, что Джонни мог удушить ее своими руками, так страшно он выглядел в минуту неконтролируемой злобы. Но на ее сомнительное счастье, Джонни упал на лестнице, не рассчитав высоту ступеней, а потом не смог найти в себе сил, чтобы подняться. После этого Эстер неделю залечивала ему ушибы и синяки, а Джонни вымаливал у Эстер прощение за несдержанность.
Их страсть росла и крепла с каждым днем, как крепнут раковые клетки в ослабленном организме. И если Эстер пыталась слабо бороться с больной любовью, то Джонни погряз в ней, как в зыбком болоте. Он не уживался с Эстер, но и не мог с ней расстаться. Он постоянно спорил и перечил, но также чувствовал, что они единое целое. Иногда Джонни даже ощущал ненависть к Эстер, ненависть, вызванную чрезмерностью.
Эстер тянуло к Джонни, тянуло, как к наркотику. В первое время небольшой дозы было достаточно, чтобы получить удовольствие и не подсесть. Но потом Эстер стала потреблять «Джонни» все больше и больше. Он растекся по ее венам, распространился по нервным окончаниям, проник в самые отдаленные участки мозга.
У наркоманов существует три стадии передозировки – легкая, средняя и тяжелая. И если можно использовать эту аналогию применительно к Джонни и Эстер, то они плавно перетекали из средней к тяжелой стадии отношений.
Эстер стояла перед большим зеркалом в спальне и пыталась вспомнить, когда до этого она чувствовала себя более привлекательной. Бархатное платье, красиво облегающее грудь, было сшито как будто по меркам, снятым с нее.
Стоит отметить, что со вчерашнего дня пара заключила временное перемирие, чтобы не портить настроение Джонни перед ответственным вечером. Он попросил Эстер не играть у него на нервах, на что она взамен попросила у Джонни не напиваться до беспамятства. Оба впервые за все время пошли друг другу на уступки.
Джонни аккуратно приоткрыл дверь в спальню и заглянул внутрь. Эстер перевела взгляд с великолепного отражения в зеркале на Джонни.
– Я готова, – взволнованно сказала она.
Джонни вошел в спальню. Он очарованно посмотрел на безукоризненно завитые локоны Эстер, собранные в лаконичную прическу, на ее соблазнительные красные губы, чувственно подрагивающие в улыбке, на тонкие запястья с золотым браслетом. Вся самая дорогая одежда на Эстер не могла бы впечатлить Джонни, но то, как она себя чувствовала, какую стать и осанку приобрела, вызвало в Джонни волну восторга.
Из обманчиво миловидной девушки Эстер превратилась в настоящую светскую львицу, способную вызвать восхищенные взгляды и молчаливую зависть. Такой Джонни знал ее на самом деле – горячей, бескомпромиссной и безукоризненной.
– Роскошь тебе к лицу, – сказал Джонни и присел на белую тумбу.
Он хотел раскурить сигару, которую принес с собой, но, порывшись в карманах пиджака, не нашел спичек и обреченно вздохнул.
Эстер подошла к Джонни и соблазнительно прошептала на ухо:
– А тебе идет трахать роскошных женщин.
Джонни воодушевился и провел кончиками пальцев по голому бедру Эстер, направляясь вверх. Наткнувшись на трусики, он поморщился.
– Это лишнее, – насмешливо сказал Джонни, и Эстер кокетливо рассмеялась.
– Нет, Джонни, не сейчас, – обольстительно проговорила она и вышла на кухню.
Милош в это время заедал очередную порцию виски итальянской колбасой. Он настолько привык к крепкому алкоголю, что мог пить что угодно, даже не морщась. Милош откусил от палки салями и бросил ее обратно в холодильник.
– Я собралась, – сказала Эстер и села за стол.
– Ты выглядишь потрясающе! – искренне восхитился Милош, пытаясь широко улыбнуться с набитым ртом.
Джонни пришел на кухню вслед за Эстер. Ему предстоял вечер, суливший ему либо фееричную победу, либо ужасное в своем масштабе поражение.
– Милош, ты напьешься до начала игры, – беззлобно подколол его Джонни, на что тот картинно закатил глаза.
Милош, будучи человеком легким на подъем и не боящимся никаких жизненных обстоятельств, проживал каждый свой день как последний. Он зарабатывал, чтобы тратить. Находил любовь, чтобы ее потерять. Поправлял здоровье, чтобы с новыми силами пуститься в веселый кутеж и распутство. Его мало волновала житейская сторона вопроса, поэтому к сорока годам он так и не накопил денег ни на квартиру, ни на пристойную машину и, естественно, так за это время и не обзавелся семьей.
– Милош, – обратилась к нему Эстер, – расскажи мне, что ты из себя на самом деле представляешь? Говорят, что все веселые люди на самом деле глубоко одиноки и несчастны, это правда?
Милош, застигнутый врасплох, протолкнул в себя остатки колбасы и насмешливо ответил:
– Да. Я одинокий человек. Если тебе надо кого-то пожалеть, я к твоим услугам.
Джонни услышал иронию в голосе друга и усмехнулся. Он раскурил наконец сигару и попробовал ее на вкус.
– Если серьезно, – продолжил Милош, – у меня не остается времени, чтобы чувствовать себя одиноким.
– Но когда время есть? Ты бежишь от своего одиночества?
Милош давно знал про себя все, что ему было необходимо, и если умалчивал о каких-то вещах, то только потому, что не любил затевать серьезных разговоров, касающихся его личных дел.
– Я никогда и ни от чего не бегу, Эстер. Мы с Джонни идем вровень с жизнью и принимаем все удары судьбы стоически, по-мужски.
Эстер снисходительно кивнула:
– Ну, хорошо. Если не хочешь о серьезном, давай не будем. В конце концов, может быть, ты действительно органично чувствуешь себя в бесконечных утехах. Ведь ты цыган – песни и пляски у вас в крови.
Джонни задумчиво посмотрел на Милоша. Тот вытащил кубик льда из пустого стакана, в котором до этого плескалось виски, и положил его в рот.
– А ты бывал в настоящем цыганском таборе? – спросил Джонни серьезно, как будто выведывал тайную информацию.
Милоша позабавил тон Джонни.
– Ты дружишь со мной, – Милош мысленно подсчитал годы, – чертову половину твоей грязной и развратной жизни и до сих пор не удосужился спросить меня об этом?
– Да. Сам в шоке, – смущенно признался Джонни.