– С Джеком мы можем строить будущее. Спокойное и понятное.
– А вам оно нужно?
– Конечно, нужно! Черт побери! Какие у вас дурацкие вопросы! – Эстер резко встала с кушетки, и голова у нее закружилась.
– Аккуратнее, миссис Эванс! Аккуратнее! – тут же подхватил ее доктор. – Вам нельзя делать резких движений.
– Я не хочу с вами разговаривать! К чему это все? Вы перепутали мои анализы, я жертва какого-то эксперимента. Я даже вникать не хочу, что у вас произошло и как мне сейчас на это реагировать. Я подам на вас в суд. Это единственное, что я знаю определенно.
Эстер смерила доктора ненавистным взглядом и вышла.
– Поехали в отель. Мне нужно купить билеты домой, – спокойно кинула она Джонни.
Перед тем как уехать к Милошу, Джонни задержался на мгновение в номере отеля, чтобы успокоить себя.
– Ты не улетишь к Джеку. Я знаю, – растерянно прошептал Джонни, обнимая колени Эстер. Он заглядывал ей в глаза, чтобы угадать ответ, но Эстер была холодна.
– Ты меня не знаешь, Джонни, – только и ответила она. – Тебе надо идти. Будь осторожен. Сегодня меня уже не будет в городе. Не звони мне и не пиши. Не ломай мою жизнь снова.
– Мы скоро увидимся, я чувствую это, – сказал он напоследок.
Что Джонни чувствовал? Он не верил ей. Не верил, что Эстер может так с ним поступить. Любовь все терпит, любовь все прощает, любовь все может понять. А если Эстер улетит, то какая же это любовь? Она рассказала ему в машине, что диагноз был ошибочным, и теперь, когда будущее стало возможным для них, она его оставляет? Она выбирает Джека. Это ли не предательство? Сейчас он уладит дела, а вечером купит ей билеты в Европу. Сегодня она улетит первым рейсом куда-нибудь подальше, но не к Джеку. Джонни отогнал от себя все эти мысли. Ему предстояли три тяжелых, почти адских дня работы.
Поступила ли Эстер эгоистично, когда прошептала в трубку:
– Джек… Это я. Мне нужно поговорить с тобой. Подожди, ничего не отвечай. Я ни на чем не настаиваю и ничего не прошу. Но я купила билет домой. Сегодня я прилетаю. И мне очень хотелось бы поговорить с тобой. Просто поговорить. Я не хочу врываться в твою жизнь и менять ее. Но мне есть что тебе сказать.
Джек молчаливо выслушал жену и в конце лишь ответил: «Хорошо. Я тебя встречу». Очень на него похоже – он всегда говорит емко и по делу.
В тот же день Эстер налегке, без вещей, улетела домой. Возвращаться в их с Джонни квартиру ей больше не хотелось. Все, с Джонни покончено. Эстер больше не волнует его будущее, ее ничего не заботит, кроме нее самой. Она не дрогнет, даже если завтра Милош позвонит ей и скажет, что у Джонни большие проблемы. Не сорвется с места и не прибежит героически его спасать. Ее больше не беспокоит насущная проблема на ночь – куда Джонни пропал, с кем он пьет и не умер ли в туалете одного из грязных баров. Со всем этим покончено.
Эстер шумно выдохнула и нервно провела рукой по волосам. Осталось несколько часов полета. И с чем она прилетит к Джеку? Нервная, измученная и даже без вещей. «Хороший вышел эксперимент. Поучительный, – подумала Эстер и нервно рассмеялась. – Хотела жить и гореть. Пожила. Сгорела».
Джек не заставил себя ждать. Он быстро узнал жену в толпе людей, выходящих из аэропорта. Она была прежней. Стройная. Или скорее высохшая, чем стройная. С пышной копной растрепавшихся кудрей. В черном вечернем бархатном платье и даже без чемодана. Странно, конечно, но как есть. Это Эстер – он давно привык к ее чудаковатому характеру. Когда она подбежала к машине, Джеку удалось поближе рассмотреть ее лицо, и оно его поразило. Сильнее всего – темные круги под ее потухшими глазами, заострившиеся скулы, разбитая губа.
– Что с тобой случилось? Почему губа разбита? – ошарашенно спросил Джек, как только Эстер села в машину. Он старался скрыть свои эмоции, чтобы не расстраивать жену. Ведь Джек не знал, что виной всему не злополучный диагноз, а кокаин, алкоголь и постоянный нервный стресс.
– Джек, не спрашивай меня ни о чем. Давай просто доедем до отеля, я приму душ, а затем мы поговорим, – устало выдохнула Эстер.
– Поедем домой, если ты не против, – сухо ответил Джек. Он старался выглядеть отрешенным, чтобы не создалось глупого впечатления, что он ждал этой встречи.
– Да. Поехали домой.
В дороге напряженное тело Эстер постепенно расслабилось и обмякло в теплом кресле. Теперь ей не нужно быть собранной, готовой в любую минуту уклониться от пролетающей над головой бутылки виски, или дать отпор проституткам, или бежать от уличных разборок, в которые Джонни впутывался. Впервые за долгое время Эстер поняла, что находится в безопасности, что ситуация не поменяется через две минуты, что ее психическому здоровью ничего не угрожает. Можно ли назвать это избавлением? О да, освобождением от запредельного, зашкаливающего чувства, когда спазм в горле, надрыв, слезы текут, от нервов осталась последняя натянутая струна, а ты не можешь остановиться – ты как в бреду, в чаду проживаешь эту жизнь и не знаешь, как излечиться. Эстер с упоением теперь смотрела на безлюдную трассу, на проносящиеся мимо редкие магазины, на ничем не примечательные улицы с приевшимися названиями забегаловок. Спокойствие. Домашний уют. Теплота.
В тот вечер ненавязчивость Джека пришлась кстати. Он действительно больше не задал Эстер ни единого вопроса. Единственное, о чем он решился спросить ее после душа: «Ты хочешь переодеться?» Джек молчаливо подал Эстер черную растянутую майку и шорты, а затем ушел на кухню, чтобы приготовить сэндвичи. Когда сэндвичи были готовы, Джек нашел Эстер в своей кровати. Она спала мертвым сном.
Наутро между ними состоялся диалог длиною в жизнь. Настолько он был волнующим для Джека. Он старался предугадать каждое слово, уловить мысль и понять чувства Эстер. Руки Джека дрожали, поэтому он старался не поднимать их с колен. Жена, бросившая его из-за диагноза, узнала, что будет жить, и вернулась к нему. Почему? Как странно. Она была так решительно настроена, говорила, что несчастна, и что теперь? С Джонни она была более несчастной, чем с ним? Из двух зол выбрала меньшее? Или поняла, что действительно любит его? «Что ею движет?» – спрашивал себя Джек.
Глаза влюбленных слепы, они не пытаются видеть правду, они стараются найти оправдание всему. Зацепиться за малозначительную фразу, за контекст, за неправильно понятый смысл. Влюбленному человеку обмануть себя очень просто, гораздо сложнее потом расхлебывать последствия своего вранья.
Когда Эстер улетела, Джек запил и на некоторое время сошел с давно проторенного и понятного пути – бросил работу, отказался от целей, наладил связи со старыми друзьями и пустился в путешествие по стране. Таким образом Джек хотел переосмыслить все, начать новую жизнь, но главное – забыть старую. Последнего у него не вышло. Эстер со своим внезапным решением так сильно впечаталась ему в память, что сколько бы он ни старался не думать о ней, в снах она являлась к нему и будоражила в его сознании самые горькие чувства. Каждый раз в призрачном меркнущем свете, когда ее образ удалялся от него с бешеной скоростью, он хотел прокричать ей вслед: «Почему ты так поступаешь со мной? Что я сделал не так?» – но Эстер растворялась в сумраке, как ложное видение, оставляя Джека наедине со своей обидой. Если бы они смогли поговорить откровенно, возможно, Джек не стал бы зацикливаться на воспоминаниях, но Эстер безжалостно поймала его на удочку, и он, как рыба на крючке, был связан с ней, не леской, а чувством вины, обидой и отчетливым знанием, что она поступила несправедливо.
Через несколько месяцев наступила фаза смирения, в которой Джек перестал задаваться вопросами и наконец-то позволил себе насладиться красотами величественной природы Америки. Его душевное равновесие восстановилось, появились силы на что-то, кроме самобичевания и слепой злобы. Джек вернулся домой и с энтузиазмом принялся за работу. Однако мысль о том, что его близкий человек скоро простится с жизнью, все же точила его. Поэтому он решился навестить Эстер и старого знакомого, которого он когда-то называл другом, чтобы отпустить эту ситуацию раз и навсегда. В конце концов, если Эстер счастлива, как Джек может препятствовать ее выбору? Тогда и раздался звонок, разрушивший все его планы и покой. Это была она – его жена. Она хотела вернуться. Джек понял это интуитивно и тут же потерял стойкость и некогда обретенное самообладание. Ему бы возразить ей, но как он может отказать Эстер в разговоре? Тогда Джек точно себя никогда не простит. Да, он согласился на встречу, не зная, что не оставил себе пути к отступлению. Чувства, насильно подавленные, возродились вновь, как только Джек увидел Эстер. Казалось, и не было этих шести месяцев разлуки. Вот она, такая, какой он ее полюбил, сидит в его машине и тихо сопит, убаюканная дальней дорогой. Если Эстер захочет остаться, он не может ей отказать.
Прошло два месяца
Эстер сидит на веранде и читает книгу. Наконец-то ей впервые за долгое время удалось сосредоточиться на чем-то дольше, чем на десять минут. Все два месяца она провела как в лихорадке. С утра Эстер судорожно вскакивала с постели и первым делом бежала курить, чтобы подавить вспышки тревоги. Потом бродила по берегу океана и трясущимися руками проверяла сообщения на телефоне. Удивительно, но Джонни не написал ей ни разу. Ни о том, как разрешилось дело, ни о том, что он скучает, ни о чем-либо другом. Эстер была уверена, что Милош обязательно сообщил бы ей о чем-нибудь важном и страшном, если бы это произошло. Но Милош не писал, а значит, все в порядке.
Вечерами Джек залечивал ее израненное сердце. Они вместе готовили ужин, смотрели глупые фильмы – теперь Эстер не была против супергероев, – играли в настольные игры и планировали будущее вместе. Эстер сдала экзамены в несколько ближайших малоизвестных вузов. Была ли это гибкость, приобретенная с опытом, или безразличие – Эстер не знала, да и не хотела знать – будь что будет. Навязчивые мысли о Джонни она отгоняла со страхом. С глаз долой – из сердца вон. В Лос-Анджелес возвращаться не хотелось больше никогда. Долгих мучительных ночей ей стоило хрупкое душевное равновесие.