Мимо него она прошла в дом. Уоллис последовал за ней, не зная, что сказать, что сделать, как исправить положение.
– Брук… – неуверенно произнес он, когда она открыла входную дверь.
Она не ответила. Дверь за ней захлопнулась.
В доме надолго повисла глубокая тишина. Потом Уоллис вернулся на балкон, где его ждал ужин, – и разбил тарелку с макаронами о кафельную плитку, а потом та же судьба постигла и «Темную бурю».
День 11
Четверг, 7 июня 2018 года
На следующее утро доктор Рой Уоллис не принес Пенни Пак зеленый чай. Поставив на стол свой ванильный латте, он сразу перешел к делу.
– Как они? – спросил он, глядя в смотровое окно. Чед сидел на скамье у тренажеров, наклонившись вперед и подперев голову руками. Шэрон нигде не было видно. – Шэрон в туалете?
– Да, – ответила Пенни, не глядя на него. На ней была джинсовая куртка поверх какой-то разноцветной, как у придворного шута, рубашки. Веселой, однако, она не была. Скорее, пылала королевской злобой.
Доктору Уоллису это не понравилось. Накануне вечером он не сделал ничего плохого. Это она откопала его адрес и в итоге испортила ему вечер.
– Она там давно? – спросил он.
– Пару часов.
– Пару часов?
– Им плохо. Совсем плохо. Гораздо хуже, чем вчера. – Наконец Пенни подняла на него глаза, но вместо гнева, который он ожидал увидеть, в них читалась озабоченность. – Больными их сделали мы, профессор. Я считаю, что с экспериментом надо заканчивать.
Подобного заявления доктор Уоллис не ждал. Он выпрямился.
– Заканчивать? Пенни, мы не можем закончить…
Она перебила его:
– Последние дни эксперимента стали мне в тягость. Я все время переживаю за Чеда и Шэз. А сейчас я совсем извелась. То, что мы делаем, крадем их сон, – это неправильно. Вы сами говорили…
– Эксперимент одобрен университетским советом. Чед и Шэрон подписали информированное добровольное согласие. Самое главное, они не просят закончить…
– Перестаньте! – воскликнула Пенни. – Перестаньте говорить и послушайте меня! Чед и Шэз нездоровы. Посмотрите на них! Понаблюдайте за ними! Все поймете сами.
Следующие двадцать минут доктор Уоллис и Пенни Пак внимательно наблюдали за австралийцами. Чед так и сидел на тренажерной скамье, обхватив голову руками. Пару раз Уоллис пытался его разговорить, но получал лишь отрывистые и невнятные ответы, Чед жаловался на головокружение, тошноту и «адский треск в долбаной голове». Шэрон все-таки вышла из туалетной комнаты, исхудавшая, вялая, неуверенно стоящая на ногах. Свернулась в клубок на кровати и, чтобы унять дрожь, обхватила руками колени. Предложение поговорить оставила без внимания.
Доктор Уоллис попробовал еще раз.
– Шэрон? – сказал он. – Я бы хотел снять еще одну электроэнцефалограмму. Вы согласны?
Не получив ответа, он встал и покатил металлическую тележку с энцефалографом в лабораторию.
Австралийцы в его сторону даже не посмотрели.
Он остановился у кровати Шэрон.
– Шэрон? – сказал он голосом врача. – Откройте глаза, пожалуйста.
Она послушалась. глаза были красными и водянистыми.
– Что?
– Помните этот аппарат?
Она посмотрела на электроэнцефалограф.
– Нет.
– Мы им пользовались несколько дней назад.
– Что он делает?
– Он поможет мне понять, что вас беспокоит. Сядьте, пожалуйста.
Долгое время она молчала. Затем медленно, как старуха, страдающая артрозом, села, ссутулив плечи.
– Сейчас я положу это вам на голову, – сказал он и взял в руки связку с электродами. Потом смазал ей лоб гелем и надел сетку так, чтобы гладкие стороны металлических дисков соприкасались с кожей головы, а клейкий пластырь был за ухом. – Все готово. Можете прислониться к изголовью кровати, если хотите.
Она только закрыла глаза.
Доктор Уоллис отрегулировал фотостимулятор, направив лампу на лицо Шэрон, включил усилитель и начал записывать ее мозговые волны.
Пенни Пак наблюдала, как доктор Уоллис снимает электроэнцефалограмму Шэрон, а сама погрузилась в свои мысли, которые не давали ей покоя все утро: «Что это за женщина, с которой он был вчера вечером? Неужели она красивее меня? Тоже какая-нибудь важная научная дама? Они встречаются? Я могу с ней конкурировать?»
Пенни сильно жалела, что пошла вчера к профессору. Выставила себя полной дурой. Она содрогалась каждый раз, когда вспоминала, с каким неодобрением он смотрел на нее, открыв дверь, как отправил ее домой, будто глупую школьницу.
Она была в ярости оттого, что он заставил ее чувствовать себя такой униженной и никчемной. И хотела причинить ему такую же боль, какую он причинил ей. Поэтому с удовольствием сказала ему, что эксперимент надо заканчивать. Он растерялся, так ему и надо! Но закончить эксперимент ей хотелось не только из ревности, не только из-за неловкого положения, в котором она оказалась.
Шэрон и Чед действительно больны, им действительно нужна медицинская помощь.
Когда Пенни сменила Гуру в шесть утра, австралийцы пребывали в обычном апатичном состоянии. Но к середине утра Шэрон вдруг затрясло, ее прошиб пот, а Чед стал отмахиваться от невидимых предметов и бормотать что-то невнятное. К полудню Шэрон свернулась калачиком на кровати и принялась качаться, стонать и всхлипывать, а Чед едва стоял на ногах, терял равновесие и падал, будто пьянчуга после ночной попойки.
Пенни уже собралась позвонить доктору Уоллису и рассказать о стремительном ухудшении здоровья австралийцев, но гордость не позволила. Нет, это будет проявлением слабости. Снова выглядеть глупой школьницей – ни за что! Да, она на него зла, но терять его уважение тоже не хочется.
И последние два часа она стойко держалась, каждые десять минут поглядывая на часы и безмолвно призывая стрелки двигаться быстрее.
Наконец Пенни заметила, что доктор Уоллис снимает электроды с головы Шэрон.
Электроэнцефалография закончена.
Пенни знала: профессор представит результаты в самом выгодном свете и скажет, что все в порядке. Хотелось бы верить, что так и есть, и в глубине души она вовсе не желала, чтобы эксперимент закончился раньше времени, – тогда ее отношения с доктором Уоллисом, пусть и неопределенные, тоже закончатся. Но разве в ее желаниях дело?
Нет, конечно, сказала она себе. Какой эгоисткой она была все эти дни! Не о себе надо думать, а о Чеде и Шэз.
– Электрическая активность в мозгу Шэрон крайне аномальна, – признался доктор Уоллис Пенни, вернувшись в комнату для наблюдений. – Примерно такие показатели могут быть у человека с эпилепсией, причем в тяжелой форме, когда случается несколько припадков в день.
– Вот видите! – Пенни почувствовала себя отмщенной. – Она больна! Что-то в мозгу сдвинулось. Ей нужен врач… специалист.
– Ерунда! – отмахнулся Уоллис. – Не надо так бурно реагировать.
На лице Пенни мелькнуло изумление.
– Вы не собираетесь им помочь?
– Каким образом, Пенни?
– Для начала, профессор, надо отключить газ и отвезти их в больницу.
Уоллис удивленно моргнул.
– Так ты серьезно хочешь, чтобы мы закончили эксперимент? – Он энергично покачал головой. – А как же наука, Пенни? Мы не пасуем перед неизвестностью. Мы вторгаемся в нее.
– Но не за счет здоровья двух людей, профессор.
– Пенни, Пенни, Пенни, – сказал он, встревоженный ее внезапным протестом. – Этот твой новый нравственный компас… как-то связан со вчерашним вечером?
– Нет! Господи! Они же больны!
– Может, и так, но, боюсь, взять и выпустить Чеда и Шэрон из лаборатории сна – это не решит проблему, как по мановению волшебной палочки. Думаешь, они мгновенно и чудесно выздоровеют? Их состояние может ухудшиться.
Пенни нахмурилась.
– Что вы имеете в виду? «Может» – значит, вы не уверены? Стимулирующий газ, профессор… вы ведь уже тестировали его раньше?
– Конечно, Пенни. Всесторонне. На мышах.
– На мышах? Только на мышах? И что с ними случилось?
– Разумеется, они не спали, – сказал он ей. – А потом, к сожалению, умерли.
– Умерли! – Она вскочила на ноги.
– Пенни, успокойся.
– А если Чед и Шэз тоже умрут?
– Люди – не мыши, Пенни! С ними все будет хорошо. Я уменьшу ежедневную дозу газа, выпускаемого в комнату, – солгал он, давая ей шанс вернуться на его сторону. – Мы отучим их от газа в последнюю неделю эксперимента.
– Нет! Ни за что, профессор! Это нужно закончить.
Из кармана она достала телефон.
– Кому ты собираешься звонишь? – задал он вопрос.
– Гуру.
– Гуру? Зачем?
– Пусть хоть он вас вразумит…
Доктор Уоллис выхватил у нее телефон и сунул его в карман пиджака, настраиваясь на неизбежное. Все сомнения испарились. Фактически Пенни не оставила ему выбора. Она перешла в лагерь противника. Ей больше нельзя доверять работу в лаборатории – нет гарантии, что она будет держать рот на замке. Весь эксперимент она поставила под угрозу.
– Ты не будешь звонить Гуру, Пенни, – сказал он. – Не дури и перестань устраивать мелодраму.
Пенни замерла, будто он влепил ей пощечину. Невнятное замешательство и обида в ее глазах быстро сменились острым страхом, когда она поняла, что он намерен сделать.
– Профессор?.. – пробормотала она, отступая к двери.
– Неужели ты не могла быть хорошей девочкой, Пенни? Не могла просто кивнуть и делать то, что я тебе говорю? Ты меня вынуждаешь. Вынуждаешь.
– Профессор?..
Она уткнулась спиной в косяк. Быстро повернулась, открыла дверь, но Уоллис успел схватить ее сзади и развернуть к себе. Она вскрикнула от испуга. Он толкнул ее на пол и упал на нее сверху.
Она закричала.
Доктор Уоллис закрыл ей рот рукой. Крик превратился в придушенный стон. Она извивалась под ним, лупила по бокам. Он подался вперед и коленями прижал ее плечи к полу. Слезы застилали ей глаза, а тело содрогалось, она всхлипывала ему в