– У меня кое-что для тебя есть. Закрой глаза.
– Правда?
Она улыбнулась и закрыла глаза.
– Протяни руку.
Она протянула руку ладонью вверх.
– Хорошо.
Уоллис достал из кармана пиджака кольцо, которое сделала для него Беверли Сен-Клер, и попробовал надеть его на средний палец Брук. Кольцо оказалось туговато, и он надел его на безымянный.
– Открывай, – сказал он.
Брук открыла глаза, и они загорелись от восторга, когда она увидела кольцо.
– О-о, Рой! – воскликнула она, держа руку перед лицом и любуясь украшением. – Какая прелесть! Правда!
Кольцо было из чистого серебра с зеленым кварцем. В нижнем левом углу камня, как бы примостившись на краю листочка, сидела божья коровка из розового золота в восемнадцать каратов.
– Я не знал точно твой размер…
– Идеально. – Она взяла его руку в свои и ласково ее сжала. – Спасибо, Рой. Буду носить, не снимая.
Пришла официантка с третьим графином саке и едой. Доктор Уоллис заказал еще несколько блюд, которые за следующий час почти целиком съел сам. За неспешной трапезой они с Брук говорили обо всем на свете. Беседа текла легко и приятно. Их многое объединяло: им нравилось одно и то же, у них было схожее чувство юмора. Но больше всего Уоллису нравилось, что Брук всегда действовала на него успокаивающе. Она жила простой жизнью, значит, и сама была простой, но при этом очень желанной. Поэтому, наверное, она так его очаровала. В ней не было притворства. Она не играла в игры. У нее не было высоких устремлений в жизни, да они ей и не требовались. Ей нравилась ее работа. У нее были друзья, с которыми он познакомился, – искренние люди без особых претензий. Маленькая дурацкая лодка, которую она обожала. И крепкое здоровье.
Она жила настоящим, а не ожиданием чего-то лучшего, и он обнаружил, что такой подход ему не просто по нраву, но даже вызывает зависть.
– Говорят, на следующей неделе выпадет месячная норма осадков, – сказала Брук, забирая с блюда последнюю порцию эдамаме и изящно высасывая соевые бобы из соленого стручка. – Три бури за семь дней. Представляешь?
– Бури, как зимой? – спросил он ее.
– Не такие сильные, но лить будет как из ведра.
– Хорошо, что я буду замурован в Толман-холле.
– Я бы хотела посмотреть.
– Тогда поторопись. Его в конце лета снесут.
– Я имею в виду, твой эксперимент.
Уоллис даже заморгал от удивления.
– Серьезно?
– Да. Можно?
– Там нечего смотреть. Два человека заточены в комнате.
– Знаю, Рой, ты не очень любишь об этом рассказывать, но мне правда очень интересно. Если я восемь часов не посплю, от меня никакого толку. А твои подопытные кролики не спят уже две недели?
Уоллис попробовал уклониться.
– Не знаю, Брук… Это все-таки не шоу с уродцами, кидай монетку и смотри.
– Я не буду мешать, обещаю. Ты говорил, там одностороннее зеркало. Они меня даже не увидят.
– Когда хочешь приехать?
– Я и сейчас свободна.
Уоллис обдумал ее слова, допивая остатки саке.
– Хорошо, – решился он и промокнул салфеткой отороченные бородой губы. – Едем.
– Господи! – воскликнул доктор Уоллис, едва они переступили порог смотровой комнаты.
– Боже… Что это?
Брук отпрянула и издала звук, будто ее сейчас вырвет.
Уоллис не мог оторвать взгляд от смотрового окна. Кто-то из австралийцев – или оба? – вырвал из книг в библиотеке сотни страниц и прилепил их к одностороннему стеклу с помощью своих фекалий. Это было сделано так тщательно, что он вообще не мог заглянуть в лабораторию сна.
Он нажал клавишу интеркома.
– Эй, ребята?.. – произнес он с певучей интонацией.
Ответа не последовало.
Брук подошла и встала рядом с ним. Она молчала.
– Чед? – повторил он попытку. – Шэрон? Что там у вас?
Он услышал приглушенный шепот и какой-то дьявольский смех.
– Рой?.. – голос Брук звучал осторожно.
– Это вообще ни в какие ворота… – сказал он ей.
– Это шутка? Зачем они… это сделали?
– У них легкие галлюцинации. Воспринимают мир в искаженном свете, это результат.
– То есть им что-то не понравилось в своем отражении и они закрыли зеркало?
Уоллис вспомнил фантазию Чеда, мол, у него из головы растут грибы, и кивнул.
– Не нравится мне это, Рой, – добавила Брук. – Может быть… не знаю… им надо как-то помочь?
– Нет, – резко ответил он, и его даже затошнило: ведь это уже было, совсем недавно. Но он быстро отбросил мысль о том, что Брук постигнет та же участь, что и Пенни. Брук не так импульсивна, она ему предана, в этой истории у нее нет корыстных интересов. Она никогда не пойдет за его спиной в Попечительский совет университета. – В смысле, не сразу, – добавил он. – Я немного понаблюдаю за ними, выпущу на свежий воздух, пусть подышат и проветрят голову.
– Думаешь, этого достаточно? Ведь то, что они сделали…
– На девяносто пять процентов уверен – достаточно, Брук. Может быть, съездить с ними куда-то и угостить их мороженым? – Он улыбнулся. – В любом случае, если вдруг не восстановятся, я сам отвезу их в Окленд, в медицинский центр. Их здоровье, разумеется, на первом месте.
– Если хочешь, останусь с тобой, пока не убедишься, что все в порядке?..
– Все и так в порядке, Брук. – Он снова улыбнулся, на сей раз чуть жестче. – Поверь мне. Последние две недели я провожу с ними по восемь часов в день. Знаю их как облупленных. Их надо ненадолго выпустить оттуда. Давай отвезу тебя домой? Уже поздно, а тебе с утра на работу, так?
– Ну, тогда ладно. Что же… теперь я тебя неделю не увижу?
Доктор Уоллис поцеловал ее в щеку и вывел из комнаты.
– Надеюсь, найдем время раньше. Возможно, вернешься через пару дней и увидишь, как австралийцы снова читают книги и пялятся в телевизор, в общем, тоска смертная.
– Я с удовольствием. – Они уже поднимались на главный этаж. – Спасибо за чудесный вечер, Рой. – Она оглянулась через плечо и рассмеялась. – Все и правда было прекрасно… до этого.
– Ты еще легко отделалась, – сказал он со смехом. – А мне надо голову ломать, как навести тут порядок.
День 13
Суббота, 9 июня
Шэрон была счастлива, что ее больше не видят. Их шпионаж доводил ее до трясучки. Ее руки жутко воняли, как воняла и вся лаборатория, зато теперь они скрыты от посторонних глаз! Они с Чедом победили, и от ощущения свободы у нее шла кругом голова.
Они меня не видят! Не видят! Не видят!
Изо рта у нее вырвался смешок.
Чед посмотрел на нее из другого конца комнаты. Она подумала, что он, как обычно, начнет кричать, но нет, он тоже захихикал.
Она бросилась к нему, прямо на четвереньках.
– Они нас не видят! – прошептала она.
– Вот хрен им! – ответил он.
Оба прыснули от смеху.
– Чед?.. – тихо сказала она.
– Да?..
– Голоса слышишь?..
– Да…
– Но они не из колонок…
– Нет…
– Они идут изнутри…
– У меня тоже…
– Велят мне… что-то делать…
– Мне тоже…
– Просятся наружу…
– Знаю…
– Может, разрешим?..
Он начал смеяться, прикрыв рот испачканными руками, и, посмотрев на него, она тоже зашлась смехом.
Общаться с доктором Уоллисом Чед и Шэрон отказались, и через микрофоны в потолке лаборатории сна он слышал только какое-то шарканье да изредка шелест заговорщицкого смеха.
Уоллис не знал, носят ли они еще смарт-часы, которые он им вручил перед началом эксперимента, но устройства были либо выключены, либо в них сели батарейки: сенсорная панель больше не показывала ни пульс, ни кровяное давление.
Он снова нажал кнопку, но на сей раз сказал:
– Ребята? Я зайду, хорошо? Просто проверить, все ли у вас в порядке.
Смех.
Доктор Уоллис подошел к двери в лабораторию.
Она не поддавалась.
Он еще раз попробовал повернуть ручку, понял, что дверь заблокирована с другой стороны, и толкнул ее плечом.
Безрезультатно.
Чем, черт возьми, они ее подперли?
Он вернулся к столу и сел. Жаль, конечно, что он больше их не видит, но все в нем бурлило от волнения.
Эксперимент S вступил в новую, решающую фазу.
В 1:43 утра Шэрон начала кричать.
К 3:00 утра ее крики и плач прекратились.
Полчаса спустя, после неоднократных попыток связаться с австралийцами, доктор Уоллис решился позвонить.
– Профессор? – услышал он сонный голос Гуру Рампала.
– Приходите в Толман-холл. Прямо сейчас.
Войдя в комнату для наблюдений, Гуру Рампал остановился как вкопанный, будто натолкнулся на стену.
– Фу! – воскликнул он, глядя на оскверненное смотровое окно. – Что они натворили?
Доктор Уоллис медленно встал и предложил Гуру кресло.
– Садись, Гуру. Надо поговорить.
Тот сел, нахмурился.
– Я что-то не так сделал, профессор?
– Нет-нет. Все так. Речь пойдет об эксперименте. Есть кое-что, о чем вы не знаете, но должны знать, если хотите мне помочь.
– Что я должен сделать?
– Вы смышленый парень, Гуру. И наверняка понимаете, что на пути к новым открытиям что-то приходится приносить в жертву.
– Еще как понимаю, профессор. Я и сам пошел на большую жертву, когда оставил Индию и свою семью, чтобы учиться в Америке.
Уоллис кивнул.
– Я тоже многим пожертвовал, во имя работы отказался от нормальной жизни в обществе, брака, детей. Последние десять лет я был поглощен одной теорией, которая, если окажется верной, навсегда изменит мир. И успех так близок. Но все зависит от того, успешно ли пройдет эксперимент S.
– Но вы сказали, профессор, что эксперимент завершен?
Уоллис погладил бороду.
– Когда я был ребенком, Гуру, родители каждое воскресенье водили меня в церковь. Я хорошо помню эти службы. Они всегда начинались с шествия по проходу. Большой старый орган «Хаммонд» издавал скрипучие звуки, впереди медленно идущих прихожан шел алтарник и нес огромный крест. За ним следовали свечники, священник и, наконец, дьякон с Евангелием – и пели церковный гимн. Прихожане им подпевали. Вроде бы пение было мажорным и должно было наполнять сердца прихожан радостью, и все старательно брали высокие ноты, но меня всегда сбивали с толку сами слова. Из них следовало, что сатана не заточен в геенне огненной в центре земли, как я считал до этого момента своей юной жизни. На самом деле он на свободе и ведет за собой невидимую армию демонов. Когда я спросил об этом маму, она процитировала Священное Писание: «сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу». Именно это Иисус сказал апостолу Петру в Гефсиманском саду, потому что Петр был готов храбро сражаться за Иисуса против врагов из плоти и крови, но не был готов встретиться с сатаной на поле битвы сердца и разума. Именно там сатана со своими приспешниками доберется до тебя – узнал я в тот день, – где и когда захочет, а ты можешь этого даже не понять. В сердце и разуме. – Уоллис закурил. – Когда я рос, неумолимость этой идеи приводила меня в ужас. По сей день мне снятся сны, основанные на тех страхах. К чему я веду? Это простое утверждение определило весь ход моей жизни. Именно оно пробудило у меня интерес к психологии. – На долгую минуту он задумался. – Видишь ли, Гуру, мои родители погибли, когда я был чуть младше тебя. Они путешествовали под парусом у Багамских островов, и на них, представь себе, напали пираты. Пираты, черт бы их драл. Эти свиньи взяли яхту моих родителей на абордаж, забрали все ценное, а потом выбросили их за борт. По крайней мере, такова версия местной полиции, и причин сомневаться в ней у меня нет. После этого жизнь моя, не буду врать, погрузилась во мрак. Густой мрак. Мне было все равно, жить или умереть. Были мысли о самоубийстве. Помню, ехал по автостраде, и возникло непреодолимое желание свернуть на встречную полосу, не задумываясь о людях, которые погибнут вместе со мной. Тогда я и понял – я уже в руках сатаны. – Уоллис сделал длинную глубокую затяжку, выдохнул дым через ноздри. – Тогда я решился измени