Модель 2 - Позиции русских войск западнее Минска»
Офицер разведки мчался на мотоцикле в расположение 134 пехотного полка, где, по словам офицеров штаба дивизии, должна была находиться подчиненная ему группа разведки. Ротмистр торопился присоединиться к своим людям еще до начала немецкого нападения, но его движению помешала пешая колонна солдат, направляющаяся через лес, чтобы занять окопы. Остановившись на обочине дороги у куста из можжевельника, он разглядывал движение маршевых рот: лица солдат были сосредоточенно-серьезные, никто не шутил и не разговаривал, было даже слышно, как лесная трава шуршит по ботинкам и обмоткам. «Даже солдаты понимают все, — подумалось ротмистру. — Неужели командующий прав, и наше положение совершенно безнадежно!?» Оклик молодого поручика вывел офицера разведки из задумчивости:
— Господин ротмистр, что Вы тут делаете? Извините, но я должен проверить документы, — ротмистр подал офицерскую книжку
— Вы из разведки армии! Понятно. Я чем-то могу помочь?
— Нет, поручик, лучше скажите, где штаб 134-го полка? Мне нужно до утра быть там.
— На мотоцикле Вы здесь вряд ли проедете, могу предложить идти с нами, мы и есть тот самый пехотный полк, который вам нужен.
— Бензин в баке все равно практически закончился, да и до мотоцикла ли будет скоро? — вслух размышлял ротмистр. Он завез мотоцикл в лес, закрыл еловыми ветками и, выйдя на дорогу, подошел к ожидавшему его пехотному офицеру. — Что ж поручик, идемте, — они пошли рядом с солдатской колонной. Ротмистр вынул папиросы и предложил новому знакомому, они закурили:
— Извините, господин ротмистр, но вы так безнадежно произнесли «до мотоцикла ли будет скоро?». Неужели начнется война? Солдаты надели чистое нижнее, к смерти готовятся, слушать даже ничего не хотят! А у меня Ларочка в Петербурге, только обвенчались, а тут приказ «срочно явиться в часть». Никак верить не хочется! Смотрите, как все тихо и мирно! Запад начинает краснеть, скоро рассвет.
— Вот нам бы до этого рассвета на позиции попасть — это было бы самое лучшее, что я Вам вообще могу посоветовать.
— Степанов, ускорить шаг, — приказал поручик фельдфебелю. — Так думаете, господин ротмистр, все будет очень серьезно?
— Серьезней не бывает.
— Странно! Корнилов разослал меморандум в войска, где уверяет, что если германцы и сунутся, то мы им надерем задницу и через месяц прискачем в Берлин, как в 1812 году при государе императоре Александре I.
Тем временем лес стал редеть, и вскоре пешие роты оказались средь предутреннего луга: сильно пахло полевыми цветами и росой, в придорожном кустарнике заканчивал свои трели соловей, наступал рассвет.
— Далеко ли до позиций? — поинтересовался офицер разведки.
— Да нет, вот взойдем на этот холм и там, у речки, наши передовые линии, там и штаб полка.
Какое-то время шли молча. Солдаты держали строй, в рассветном тумане начинали блестеть примкнутые к винтовкам штыки.
Ротмистр мельком глаза поймал трехцветные шевроны на рукавах солдатских гимнастерок:
— Мать твою так, — выругался он, — вот за этот триколор и гонят русских людей на убой! Так никакой идеи и не сформировали! Колчак с Корниловым, Деникин, Керенский с Плехановым, Гучков, Родзянко, Милюков двадцать лет страну разворовывали, по ресторанам да югам мотались, а теперь армию на убой! Какая чудовищная историческая несправедливость!
— Ваше благородие, да разве можно так откровенно-то, — прошептал поручик. — Ведь солдаты услышать могут!
— Солдаты! — рассмеялся ротмистр. — А Вы лично об этих солдатах сильно позаботились? — проговорил он с сарказмом, указывая на показавшиеся передовые линии. — Много ли блиндажей для людей выстроили? Вижу одни окопы и то не в полный рост.
— Но, господин ротмистр, никто и не готовится к оборонительной войне! Если германцы нападут, остановим пулеметами, а затем ударим в штыки, артиллерия нас поддержит: пехотные траншеи действительно чередовались с батареями легкой полевой артиллерии.
Тут ротмистр не выдержал. Схватив поручика двумя руками за ремни портупеи и тряхнув несколько раз, заорал ему в лицо:
— Слушай ты, столичный чистоплюй, хватит дуру гнать, в конце концов, если жить хочешь, зарывайся в землю быстрей со своими людьми. Сейчас здесь будет столько немецкой авиации, сколько тебе и в страшном сне никогда не приснится! Чем воевать с ней будешь? Пушки, как в 14-м, на срубы ставить? Так ведь не успеешь уже! Отдавай приказ людям зарываться. Быстрей.
Поручик, едва высвободившись из сильных рук ротмистра, громко закричал с широко расширенными глазами:
— Рота, слушай мою команду, зарываться в землю, окопы в полный рост!
Солдаты быстро рассредоточились по траншее и, сняв с поясов саперные лопатки, стали быстро углублять окопы.
Ротмистр бегом побежал к видневшемуся невдалеке большому блиндажу с часовым у входа:
Мне нужен командир полка подполковник Скобельцов, я командир особой разведгруппы дивизии ротмистр Хлебов, прошу срочно доложить.
Часовой вытянулся:
— Слушаюсь, Ваше благородие, сейчас доложу, — и исчез в блиндаже...
Несколько секунд спустя ротмистр докладывал командиру полка и начальнику штаба о срочном вызове к генерал-лейтенанту:
— Командующий так и сказал «Прошу принять, как должное. Завтра наша любимая Родина будет разгромлена!», — он взглянул на часы. — Теперь уж сегодня, у нас у всех около часа, не более!
Подполковник склонился к оперативной карте и долго рассматривал ее, затем, подняв взгляд на ротмистра, все еще не веря услышанному, произнес:
— Неужели двести дивизий и пять тысяч самолетов!? Откуда у Германии столько авиации? Ужас какой- то! Капитан, срочно свяжитесь с командирами батальонов. Все ли войска заняли позиции по боевому расписанию?
Вы говорите, ротмистр, танки и мотопехота? — подполковник снял фуражку и перекрестился на Образ Богородицы, висевший в углу блиндажа. — Видимо, у нас здесь действительно нет никаких шансов?
В это время начальник штаба доложил, что командиры батальонов на проводе и ждут указаний.
— Приказываю войскам полка: после налета авиации и начала атаки сухопутных сил Германии контратаковать их, сблизиться до штыкового боя и драться, пока будет возможность и силы, — подполковник положил трубку на аппарат. — Скажите, ротмистр, Вы только что из штаба армии, а говорил ли что-нибудь командующий о резервах? Не может быть, чтобы их совсем не было!?
Хлебов рассмеялся, глядя прямо в глаза подполковнику. Тот сразу все понял и многозначительно покачал головой:
— Да, Вы совершенно правы, ротмистр, у такого фанфарона, как Корнилов, какие уж там резервы!? Видимо, рассчитывать придется только на самих себя? Эх, Россия-Россия! Вот тебе и исчерпали лимит на революции! Мирно развивались двадцать лет, шли по рыночному пути и пришли: у германцев двести дивизий, у нас шестьдесят две — итог более чем красноречив и конкретен!
Наступила пауза, все молчали. Подполковник в задумчивости ходил взад-вперед по скрипучим половицам блиндажа, ротмистр Хлебов молча стоял у входа, не решаясь прервать это молчание. Наконец, Скобельцов подошел к нему:
— Ваши люди в первом батальоне, что Вы собираетесь делать? Формально Вы подчинены не мне, а командиру дивизии. Решайте!?
— А что тут решать, Ваше высокоблагородие, какая разница, где с немцами драться? Разрешите остаться в расположении Вашего полка?
— Это очень благородно с Вашей стороны, ротмистр! Идите к своим людям, а я позвоню в штаб дивизии сам, — Хлебов вышел из штабного блиндажа на улицу.
Уже практически совсем рассвело, утренний туман поднимался над тихой речушкой невдалеке. Офицер разведки шел в расположение первого батальона. Солдаты продолжали углублять траншею, поэтому Хлебов выбрался из нее и пошел по краю.
«Так вроде бы все сделано грамотно: окопы отрыты почти в полный рост, блиндажи имеют приличный накат, а подступы к окопам опутаны тремя линиями колючей проволоки, артиллерийские позиции тоже защищены брустверами и накрыты маскировочными сетками? Линия обороны по всей длине смотрится вполне внушительно, — рассуждал про себя ротмистр, профессиональная привычка разведчика не позволяла ему рассуждать вслух. — Неужели прорвут проклятые супостаты!» Рассуждая так, он дошел до большого блиндажа и окликнул унтер-офицера, налаживающего с солдатами зенитную установку из четырех «Максимов»:
— Милейший, скажи, пожалуйста, где сейчас находится командир первого батальона? Унтер живо повернулся, отдал честь и бодро ответил:
— Так вот же, в ентом блиндаже, там сейчас все господа офицеры и Их благородие капитан Ейский, обсуждают, как германца подостойней встретить, а мы вот здесь против аэропланов налаживаемся, разрешите продолжать, Ваш бродь? — ротмистр кивнул в знак согласия и вошел в землянку. За дощатым столом в центре сидело несколько поручиков, прапорщиков и капитан.
— Доброе утро, господа, — поприветствовал их Хлебов.
— Будет ли оно доброе? — старший, в звании капитана, поднялся и подошел к офицеру-разведчику. — Вы, очевидно, командир особой разведгруппы? Подполковник говорил мне о Вас. Если ищете Ваших людей, то они в соседнем блиндаже отсыпаются, будите и ведите в тыл, а то здесь, видимо, будет скоро небезопасно?
— Гораздо опасней, чем Вы думаете, господин капитан, но дело не в этом. Я твердо решил драться и никуда не собираюсь уходить, разрешите остаться в расположении вашего батальона?!
Капитан изучающе некоторое время осматривал ротмистра, затем удовлетворенно согласился:
— Хорошо! Люди нам пригодятся, только слышали приказ командира полка? Как только позволит ситуация — сразу перейти в «штыковую». Знакома Вам и вашим людям этакая штуковина?
— Да уж до Устава ли будет нам всем через полчаса, господин капитан? — с издевкой парировал ротмистр.
— И то верно, — согласился командир батальона.— Николай Вадимович, — обратился он к одному из прапорщиков. — Сходите с разведчиками в оружейный погреб и обменяйте карабины на «трехлинейки» со штыками, ротмистру же выдайте саблю и запасной наган, ну и патроны всем, конечно.