Перевооружившись, разведчики занимали позицию на отведенном им участке траншеи, ротмистр Хлебов наблюдал в бинокль за линией горизонта. Он не заметил, как мимо него спешно прошли ротные, уходя к своим солдатам. И лишь когда почувствовал, что кто-то подошел к нему — обернулся.
— Почему наблюдаете за небом? — поинтересовался командир батальона. — Думаете, оттуда исходит основная опасность?
— Да, ожидается небывалой силы авиационный удар! Высшее войсковое командование обмануло всех нас, рассказывая сказки про «три аэроплана»! На самом деле будут не только фронтовые бомбовозы, но и пикировщики с истребителями, а что самое главное, очень много! Я сильно боюсь за солдат, они могут запаниковать и не выдержать! Нужно как то срочно подбодрить их.
— Спасибо Вам, господин ротмистр, я как-то об этом не подумал. Господин подпоручик, — обратился он к взводному. — Срочно передайте по траншее «При налете авиации всем солдатам ложиться на дно окопа и молиться Господу Богу. Никакой паники!»
Было слышно, как команда пошла в разные стороны по траншее, а два офицера при погонах с одним просветом до боли в глазах вглядывались в утреннее небо.
Какое-то время все было совершенно тихо, вдруг… где-то вдалеке послышался тяжелый, нарастающий и угнетающий психику гул. Он становился все сильней, и наконец в бинокль обоим офицерам хорошо стало видно: весь горизонт был усеян черными небесными «птицами», летящими к российской границе.
Ротмистр с жадностью и довольно хладнокровно разглядывал летящую авиационную армаду, насчитав уже больше ста самолетов. Капитан Ейский оторвал бинокль и, положив руку на локоть Хлебова, сдавленным голосом спросил:
— Что будем делать, господин ротмистр, — лицо капитана сильно побледнело.
Хлебов огляделся в разные стороны траншей. Солдаты лежали на дне, закрыв уши руками, было видно, что они приучены четко и быстро выполнять приказания командиров свыше:
— Думаю, главное сейчас — это Вам сохранить свою жизнь! Если солдаты сейчас останутся без командира, вот тогда начнется настоящая паника! Попрошу в укрытие, господин капитан.
Из окна командного пункта офицеры продолжали вести наблюдение за приближающимися немецкими самолетами:
— Почему они не бомбят нас, как Вы думаете? — спросил ротмистра капитан. — И что перед нами за противник, с кем мы имеем дело?
— Видите кресты на крыльях — это однозначно «Люфтваффе» — ВВС Германской империи, но обобщенно сами немцы называют свои Вооруженные Силы «Вермахт». Не бомбят же они нас потому, что нацелены на более дальние объекты, вероятно крупные наши города или заводы, а вот эти, — ротмистр указал пальцем на четверку, барражирующую через правое крыло. — Эти уже точно по наши души!
И действительно, не прошло и нескольких секунд, как оглушительный рев пикирующих Ю-87 заставил затрепетать кровь в закаленных офицерских жилах! Еще несколько мгновений... и уже разрыв упавших на позиции бомб разбудил не совсем еще очнувшуюся от сна природу...
«Stuka» вновь и вновь заходили на наши позиции, сбрасывая свой смертоносный груз, с нашей же стороны не было никакого ответа.
— А, черт бы побрал этих зенитчиков! — в сердцах выругался Хлебов. — Совсем, что ли, все штаны обложили?
Господин капитан, срочно свяжитесь со штабом полка, пусть доложат выше, что мы атакованы германской армией, попросите авиационное прикрытие, иначе всем нам здесь конец!
— Связист, срочно штаб полка, — скомандовал командир батальона.
— Беркут, я первый, нас атакует германская авиация, — кричал в трубку связист, так как от грохота рвавшихся бомб и рева пикирующих бомбардировщиков ничего не было слышно.
— Господин капитан, командир полка требует Вас, — передал трубку капитану связист.
Выслушав командира полка, капитан подошел к ротмистру:
— Подполковник уже доложил в штаб дивизии о нападении и попросил авиационной поддержки. Но вот дождемся мы ее или нет —это уже трудно сказать!
— Ну что ж, — глаза ротмистра горели от возбуждения. — На мне нет ответственности за батальон, по- этому сидеть здесь я просто не в состоянии, — с этими словами он выбежал из укрытия в траншею.
То, что творилось в полосе обороны батальона, да и всего полка, можно было назвать только одним определением: «Сущий ад»!
Стука кружились над позициями, по очереди заходя на них для пикирования, но это было еще не все! К ним присоединились несколько звеньев «Ме-109», которые заходили на позиции вслед за Юнкерсами, поливая окопы сплошным пулеметным огнем. Деморализация русской армии была полная. Надежду внушал лишь один фактор — никто не бежал. Солдаты продолжали лежать, не поднимая головы.
Хлебов подбежал к лежавшему своему разведчику и, встряхнув его, громко приказал:
— Симонов, очнись, срочно к зенитной установке вторым номером! Вставай быстрей, подноси патроны, иначе все погибнем!
Взявшись за пулеметную турель «Четверки», Хлебов поймал в перекрестие приближающийся бомбардировщик и открыл огонь.
…В кабине самолета сразу заметили русскую зенитку: две полосы от ударяющихся о бруствер пуль стали приближаться к Хлебову. Началась игра нервов: кто кого!? Но, видимо, сейчас фортуна оказалась на стороне русского офицера: длинная очередь одного из «Максимов» прошила двигатель немецкого самолета, и он, сначала вспыхнув, через несколько мгновений взорвался. «Стука» завалился на бок и упал невдалеке от бруствера.
Часть 21
Ликованию русских не было предела! Они плясали в окопе и обнимались, как дети, слезы текли из их забитой пылью и гарью глаз. Не весть откуда взялся капитан Ейский и крепко, по-мужски обняв ротмистра, кричал ему на ухо:
— Милый, дорогой, ты наш, оказывается?! Я-то думал, ты как они, не верил, казалось, ты только по штабам, а ты наш — русский, русский по духу! Большое спасибо тебе, браток!
Немецкую авиационную группу, видимо, повергла в смятение такая быстрая гибель пикирующего бомбардировщика, и они, отлетев далеко от позиций русских, барражировали, перегруппировываясь для новой атаки.
В русских окопах радость от первой удачи прошла, все с тревогой ожидали следующего налета, но неожиданно из-за леса показалось звено из трех российских «Харрикейнов», которые смело бросились в схватку с немецкими самолетами. Силы, конечно, были слишком неравными, и вскоре один русский самолет загорелся, но остальные два успели сбить «Мессер», который упал в соседний лес. Почувствовав на себе, таким образом, рус- скую отвагу да порядком израсходовав боезапас, немцы решили убраться восвояси, что вновь привело русское воинство в неописуемый восторг: солдаты кричали, свистели и фуражками провожали два российских истребителя, которые, качнув над позициями крыльями, ушли на свой аэродром.
Хлебов тоже не сразу успокоился от происшедшего, пока не почувствовал, что кто-то тащит его за рукав. Капитан Ейский подвел ротмистра к брустверу и показал в направлении поля за речкой. Взглянув в бинокль, ротмистр тихо присвистнул:
— Ни хрена себе! Вот оно, еще только начинается?! Один, два, три, четыре... восемнадцать. Восемнадцать танков и мотопехота на бронетранспортерах.
— Что предпримем, капитан?
Командир батальона тоже наблюдал за наступающим противником в бинокль:
— Да, многовато для нас! — он повернул голову и оглядел расположенные сзади артиллерийские позиции: прислуга уже приводила в порядок оставшиеся целыми после бомбежки орудия. — Михеев, — свяжись с командиром батареи, пусть работает, как мы с ним раньше договаривались, — приказал он сидящему рядом связисту.
— Неужели думали о танках, капитан? — поинтересовался с удивлением Хлебов.
— Знаете, ротмистр, вы сейчас находитесь в лучшей части Российской Белой армии! Вот увидите, сегодня к вечеру немцы прорвут фронт и слева и справа от нас, а мы будем стоять! Я лично уйду со своим батальоном только тогда, когда поступит приказ от командующего армией генерал-лейтенанта Салтыкова-Брянского. А насчет танков мы разговаривали и много, сейчас вы в этом убедитесь, — в это время связист подал командиру батальона трубку. — Командир батареи на связи, Ваше благородие.
— Подпоручик, как договаривались, мы пропускаем танки через себя, а ты бей по гусеницам, а там уж разберемся, — с этими словами Ейский передал трубку связисту и вновь поднес бинокль к глазам.
Оптика приблизила противника: пехота старалась держаться за танками, опасаясь ружейного огня русских, но все же было можно разглядеть немецких солдат в касках со «Шмайсерами» через плечо. Закатанные по локоть рукава рубашек, каменные лица — во всем в этом было что-то зловещее и безысходное.
— Передать по траншее «Огонь не открывать», пропускать через себя танки, как учили, затем с пехотой в штыковую, — зычно прозвучала команда Ейского.
Опять у ротмистра все внутри ходило ходуном! Он видел, как солдаты примкнули штыки и замерли в окопе, ожидая сигнала к атаке, наша артиллерия тоже молчала. Что интересно, не стреляли и немцы. Они настолько были уверены в своей легкой победе, что просто хотели пройти русские укрепления вслед за своими танками. Вновь шла игра нервов!
Смяв проволочные заграждения, несколько немецких танков подорвались на минных полях, остальные перли прямо на русские траншеи. Наконец прозвучали первые выстрелы: снаряды разорвались на бруствере. Стало очевидным, что немцам было неизвестно место расположения нашей батареи — сказались меры по ее сильной маскировке.
— Что, ротмистр, ложимся на дно окопа, пусть себе едут на наших артиллеристов, — спокойно, без малейшего проблеска паники скомандовал командир батальона. Вслед за офицерами солдаты дружно проделали то же.
Лежа на земле, Хлебов слышал, как что-то огромное и темное, оглушительно ревя, накрыло окоп и начало сверху месить землю, танк пытался раздавить упавших на дно окопа людей: «Ну все, сейчас конец, всех раздавит к чертовой матери, — мысли неслись в голове Хлебова с необычайной быстротой. Вспомнилось детство, юность, учеба в кадетском корпусе, родители... армия. — Стоп, — сказал он сам себе. — Ты же солдат, немец пришел на твою землю, кто же будет драться с ним, если не ты?» — с этой мыслью он овладел собой и стал выбираться из завала.