вершает, либо не отдавал себе отчета в том, что его действия были противозаконны. Если у подсудимого была только частичная потеря рассудка, то тогда степень его ответственности перед законом должна оцениваться в зависимости от того, как он сам интерпретировал факты.
Эти правила, которые принимают во внимание состояние рассудка человека, а не его эмоции, являются отражением того времени, когда они были сформулированы, и на сегодняшний день являются объектом критики. Некоторые критики даже выносили предложение включить в документ пункт о «непреодолимых импульсах». Но отдельные из них пошли еще дальше и заявили, что закон невменяемости также должен распространяться на действия, которые не являются импульсивными в этом смысле слова, а которые являются результатом постоянного состояния эмоционального расстройства.
На эту тему были написаны целые тома, но нельзя сказать, что исход всего нашего обсуждения можно назвать положительным. Если поведение человека действительно является продуктом наследственности и окружающей его среды, то тогда становится очевидным, что ни один человек не может нести ответственность за свое поведение, в том смысле, в котором этого от него требует закон, и любые попытки заставить его отвечать за содеянное могут оказаться бессмысленными. То, что это действительно так, становится очевидным, так как на каждом судебном заседании психологи принимают как ту, так и другую сторону, приводят одинаково убедительные доказательства о виновности и невиновности подсудимого.
Однако сказать, что никто «не может нести ответственности» в данном философском и юридическом смысле, вовсе не значит сказать, что никто не должен быть наказан; в конце концов, целью наказания является защита общества и исправление преступника. Для того, чтобы исправить преступника при помощи методов, эффективность которых была доказана учеными, вовсе не обязательно раздумывать над тем, несет ли он на самом деле ответственность за свои поступки или нет. Это справедливо как в отношении тех, кто совершает поступки в состоянии невменяемости, так и в отношении тех, кто находится в трезвом уме и памяти.
Споры по поводу законов М’Нагтена по сей день продолжаются только потому, что до сих пор существует смертная казнь. В последние годы споры по поводу смертной казни сосредоточились на одном вопросе, который заключается в том, является ли смертная казнь сдерживающим фактором для людей, собирающихся совершить преступления, которые наказываются подобной мерой наказания. Было доказано, что в случае, когда смертная казнь отменяется, количество убийств в целом по стране не растет, а когда эту меру наказания опять вводят, количество убийств не уменьшается. Начиная с 1957 года, когда смертная казнь предусматривалась для одних преступлений, а для других было решено ее отменить, оказалось, что возросло количество преступлений, в отношении которых смертная казнь была сохранена. Против запрета смертной казни выдвигаются, разумеется, аргументы эмоционального характера, однако рациональные аргументы говорят в пользу ее сохранения. Интересно, но многие люди полагают, что они не совершили бы преступление, если бы оно наказывалось смертной казнью, и делают вывод, что другие люди также воздержатся от совершения этих преступлений.
На самом деле мы пока еще очень мало знаем о ментальных процессах у людей, совершающих противоправные действия, которые наказываются смертной казнью, но я могу сказать, что разбираюсь в данном вопросе лучше других, так как в отличие от большинства моих читателей несколько раз совершал действия, которые наказывались смертной казнью, и поэтому имею некоторое представление о том, как человек относится к данному сдерживающему фактору.
Первый случай произошел со мной после того, как Гитлер пришел к власти в Германии. Согласно одному из установленных им законов, запрещалось вывозить из страны количество денег и ценностей, размер которых превышал определенный им предел. Мы с матерью решили, что пришло время перевезти наши фамильные драгоценности в более безопасное место, и вывезли наши деньги и ценности в Данию, прекрасно понимая, что если бы нас поймали, то мы не только были бы приговорены к смерти, но наша смерть была бы долгой и мучительной, как у узников концентрационных лагерей. Но это не помешало ни мне, ни моей матери осуществить задуманное. Я часто слышал, как многие говорили о том, что человек, совершающий преступление, за которое предусматривается смертная казнь, скорее всего сумасшедший, так как, исходя из рациональных соображений, наказание будет гораздо сильнее, каким бы ни было вознаграждение, полученное после совершения преступления. Подобное определение безумства вряд ли можно назвать реалистичным. Мы можем лишь сказать, что психологические проблемы, связанные со сдерживающими факторами, гораздо более сложны и неуловимы, чем это можно себе представить.
Завершив наш поверхностный обзор некоторых фактов и теорий в области преступности, мы видим, что точно так же, как меланхолик Галена соответствует группе невротиков в нашем обществе со своей комбинацией интроверсии и высокой степенью эмоциональной лабильности, так и холерик Галена соответствует современному преступнику с его комбинацией экстраверсии и высокой эмоциональности. Следует отметить, что в обоих случаях именно комбинация интроверсии или экстраверсии с эмоциональной нестабильностью представляет наибольшую опасность. У многих экстравертов и интровертов эмоциональная нестабильность отсутствует, и поэтому они живут нормальной жизнью, не страдают невротическими расстройствами и не имеют проблем с законом.
Именно сильная движущая сила эмоций несет ответственность за то иррациональное поведение, которое характерно для современной цивилизации. Несколько веков назад сильные эмоции данного типа были даже полезны в рукопашной схватке, в случаях, когда нужно было убежать от врага и в других опасных ситуациях. Сегодня подобные эмоции являются анахронизмом; они уже не приносят пользы, а наоборот — могут привести к самым негативным последствиям и поэтому не находят выхода в повседневной жизни. Возможно, именно по этой причине они находят выход у невротиков или преступников, и поэтому количество подобных расстройств растет. (Я утверждаю здесь, что предполагаемый рост количества расстройств на самом деле действительно имеет место; к сожалению, существует очень мало доказательств, которые бы подтвердили эту гипотезу, но я думаю, что тщательное изучение различных фактов из нашей истории предоставит нам эти доказательства.) Но как бы там ни было, вне всяких сомнений, чрезмерная эмоциональность, которая характерна для невротиков и преступников, является одной из главных составляющих их личности, и поэтому она нуждается в самом внимательном изучении. В случае с преступниками мы с подозрением относимся к любому, кто пытается разобраться в их поведении, так как мы полагаем, что преступник не достоин сочувствия и жалости, что преступника нужно обязательно наказать. Я уверен, что это абсолютно неверный подход, так как наказание только обостряет сильные эмоциональные реакции, которые уже присутствуют у преступника, и, как следствие, препятствует искоренению набора преступных привычек. По этой же причине такие наказания, как порка, например, приводят к весьма слабому и противоречивому эффекту. Если бы человек действительно был homo sapiens, который действовал бы исключительно из соображений рационального расчета, то тогда строгие виды наказания действительно помогли бы значительно снизить уровень преступности. Но так как эта гипотеза не подтверждается результатами экспериментальных исследований и было доказано, что ее нельзя применить ни по отношению к животным, ни по отношению к людям, то мы должны решительно от нее отказаться и полагаться на эмпирические исследования. Несмотря на то, что это может противоречить нашим основным принципам, мы должны согласиться с Самюелем Батлером, который сказал, что преступников надо лечить, а не наказывать. Именно к этому выводу приходят те, кто подчеркивает важность реабилитации преступников; наказание является примитивным способом исправления преступных наклонностей, с его помощью нельзя добиться улучшения. Мы также должны добавить, что у психологии есть еще одна гипотеза на этот счет. Она заключается в том, что мы не имеем права относиться ко всем преступникам одинаково и считать, что всех их можно исправить с помощью какого-то одного метода лечения. Очевидно, что для каждого человека должен быть разработан особый вид лечения, в зависимости от степени интроверсии, экстраверсии, невротизма или стабильности, и в особенности в зависимости от того, как у него формируются условные рефлексы. То же самое, естественно, можно сказать и в отношении воспитания детей. Пришло время отказаться как от принципа «сбережешь розгу — испортишь ребенка», так и от принципа laisses faine; мы должны понять, что для ребенка-экстраверта, у которого плохо формируются условные рефлексы, необходима более жесткая дисциплина обусловливания, иначе он может в будущем стать хулиганом, преступником, а ребенку-интроверту, у которого условные рефлексы формируются легко и быстро, наоборот, следует предоставлять большую свободу, иначе в будущем он станет невротиком. Существует много книг по проблемам воспитания детей и преступности, которые предлагают готовые решения. Прежде чем предлагать способы изменения поведения, мы должны вспомнить, что люди не представляют собой бесконечный поток однояйцевых близнецов и существенно отличаются друг от друга, и то, что является лекарством для одного человека, для другого может быть ядом. Тот, кто относится ко всем людям одинаково, нарушает один из главных законов психологии, а именно — что личность священна.
Исследования человеческой психики
В соавтор. с М. Айзенком 1989 г.
Один из повторяющихся образов нашего времени — образ человека, подвергшегося нападению и зовущего на помощь в центре огромного равнодушного города: его крики остаются неуслышанными, очевидцы продолжают заниматься своими делами, не делая ровным счетом ничего, чтобы прийти ему на помощь. Это вопиющее безразличие используется в качестве свидетельства равнодушного и апатичного отношения, которое порождают в большинстве своих обитателей современные большие города.