ь подвергнуться насилию по сравнению с женами, профессионально равными своим мужьям (Hornung, McCullough and Sugimoto, 1981). Когда мужчина унижен многочисленными разногласиями о разделении семейной власти, единственно эффективным возражением для него может стать физическая агрессия. Исследование Бэбкока и его коллег (Babcock et al., 1993, р. 47) показывает, что «…низкий коммуникативный уровень, разница в образовании и самостоятельные властные решения, принимаемые женой… связаны с мужской агрессией по отношению к супруге». Более того, мужья, агрессивные по отношению к своим женам, часто находятся в таких супружеских взаимоотношениях, когда требования мужа наталкиваются на отчужденность жены (т. е. стремление защититься, пассивное бездействие, «непробиваемость» или отказ разговаривать с супругом). Исследователи интерпретируют паттерн отчужденности как признак силы (у супруги есть ресурсы, которые нужны ее партнеру), а требование — как признак слабой позиции (супруг добивается чего-то, что есть у его партнерши).
Исследователи подчеркивают важность изучения взаимодействия в супружеских отношениях для более полного понимания семейного насилия.
Если в семье один раз возникли насильственные отношения или совершен акт агрессии, то он может повториться (Frieze and Browne, 1989). Впоследствии, при отсутствии соответствующего противодействия, случаи насилия могут становиться более частыми и жестокими. Более того, эмоциональные реакции и психологические травмы у жертвы, возникающие по прошествии времени после случая семейного насилия, решительно отличаются от реакций и психологических травм, полученных в результате насилия со стороны незнакомых людей. Прежде чем представить окончательные выводы, необходимо более глубоко изучить агрессию вне семейной жизни.
Насилие и злоупотребления по отношению к старикам похожи на жестокое обращение с детьми, но с одним существенным исключением: встречается еще и финансовая эксплуатация (Pagelow, 1989). Типичным объектом такого насилия становится белая женщина семидесяти пяти — восьмидесяти пяти лет, малообеспеченная, протестантка, страдающая от какой-либо формы физического или психического заболевания (Pagelow, 1989). Только 5 % стариков помещаются в специальные клиники или дома престарелых, хотя у 85 % наличествует по крайней мере одно хроническое заболевание (Hudson, 1986). Большинство живет дома. Насилие по отношению к старикам совершают преимущественно люди, испытывающие недостаток средств, чувствующие себя обманутыми и, возможно, злоупотребляющие алкоголем и наркотиками. 2/3 из них — это старшие сыновья или дочери жертв в возрасте сорока лет или старше. Вторую по величине категорию людей, совершающих насилие, составляют супруги. Мужчины чаще совершают над стариками физическое насилие, а женщины психологическое или пренебрегают заботой о них. Однако и мужчины, и женщины склонны к финансовой эксплуатации стариков. Чаще всего психологические формы насилия сочетаются с физическим насилием и жестоким обращением (Pagelow, 1989).
В чем существенные отличия насилия в семье от насилия вообще?
Как замечалось ранее, некоторые клиницисты и авторы предполагают, что семейное насилие сильно отличается от обычного или уличного насилия и поэтому может изучаться отдельно от него (Megargee, 1982). Физическое насилие против детей и супругов представляет собой «особые» случаи насилия, и для их объяснения нужны теории семейных отношений. Насилие над женами совершается в состоянии психологического дистресса, оно иррационально. Как отмечалось выше, насилие над детьми описывается как некомпетентное и необдуманное поведение людей, не способных справиться с воспитанием детей и ожидающих от них чего-то нереального. Аналогично супружескому, насилие по отношению к детям также по своей природе чрезвычайно асоционально и иррационально. Напротив, уличные преступники используют насилие преимущественно обдуманно и рационально, чтобы получить что-то, например материальную выгоду, статус или другие социальные подкрепления. Уличное насилие совершается с определенной целью, в то время как семейное осуществляется озлобленными людьми без видимой цели.
Эмпирические доказательства различий между уличным и семейным насилием слабы и сомнительны. Большинство исследований на эту тему лишены систематичности и серьезной методологии (Hotaling and Straus, 1989). Однако имеющиеся у нас факты убедительно свидетельствуют о том, что этиология агрессивного поведения одинакова и для уличного, и для семейного насилия. Агрессивные люди склонны проявлять насилие и в своей семье, и вне ее, пытаясь таким образом достичь своих целей в самых разных жизненных ситуациях.
Синдром жестокого обращения с женщиной
Термин «синдром жестокого обращения с женщиной» (battered woman syndrome) был введен и объяснен психологом Ленорой Уокер (Lenore Walker, 1979), которая специализируется на изучении семейного насилия. Уокер выделила ряд поведенческих черт и эмоциональных признаков, которые, как она полагает, возникают у женщин, подвергавшихся в течение длительного времени физическому и психологическому насилию со стороны доминирующего мужчины. Важнейшими составляющими этого синдрома являются низкая самооценка, депрессия и беспомощность.
Исследование семейного насилия обнаружило, что подавляющее большинство избиваемых женщин либо сохраняют насильственные отношения, либо разрывают их, либо убивают своего обидчика. Крайне редко насильственные отношения улучшаются. Незначительное меньшинство избиваемых женщин убивают своего обидчика. Хотя свидетельства синдрома жестокого обращения с женщиной принимались во внимание в судебных процессах над женщинами-убийцами (Schuller and Vidmar, 1992), они редко приводили к их оправданию (Browne, 1987; Ewing, 1990).
В настоящее время существуют серьезные сомнения в обоснованности, достоверности и практической полезности диагноза «синдром жестокого обращения с женщиной» (Bartol and Bartol, 1994). Это понятие представляет большую проблему, потому что профессионалы-психологи и юристы часто рассматривают этот симптом как отражение определенного психического или поведенческого расстройства. При этом у женщин, подвергающихся жестокому обращению, в поведении часто выявляются паттерны, отражающие навыки адаптации к опасным и угрожающим жизни ситуациям и выживания в них.
Психологические эффекты насилия и жестокости по отношению к детям в семье
Насилие в семье признается серьезной проблемой нашего общества, но до 1980-х годов в научной литературе не было данных о том, какой именно эффект оказывает семейное насилие на детей. Детей, подвергшихся насилию со стороны взрослых домочадцев, обычно называли «немыми», «забытыми» и «безвольными» жертвами домашнего насилия. Сначала таких детей рассматривали просто как «свидетелей» или «очевидцев», но недавние исследования обнаружили, что такие дети являются не только прямыми жертвами насилия, но и страдают от его последствий.
Дети переживают домашнее насилие в разнообразных ситуациях. Чаще всего они видят или слышат его проявления, но только этим их вовлечение в домашнее насилие не ограничивается. В случае прямого участия они могут попытаться вмешаться в происходящее или позвонить в службу спасения 911 (Edleson, 1999). В других случаях детей берут в заложники, чтобы заставить мать вернуться, могут использовать в качестве живого щита либо заставляют детей участвовать в насилии или принуждают их шпионить за матерью, выясняя, чем она занимается (Ganley and Schecter, 1996).
Переживания последствий насилия могут быть также травматичны для детей (Edleson, 1999). Например, ребенок может видеть физические повреждения на теле матери, возможно нуждающейся в медицинской помощи, замечать ее эмоциональное состояние (страх, депрессию, стресс). Мать могут разлучить с ребенком, поместив ее в приют для избиваемых женщин, чтобы предотвратить дальнейшее насилие. Последствия насилия могут включать в себя отлучение отца от семьи после вмешательства полиции. В некоторых случаях ребенка помещают в детский приют, что также действует на него угнетающе.
Количество детей, ежегодно подвергающихся домашнему насилию в США, точно неизвестно. Страус (Straus, 1991, р. 98) подсчитал, что «по крайней мере каждый третий американец становился свидетелем насилия между родителями, а большинству приходилось видеть его неоднократно». Этот подсчет основывается на общенациональном исследовании Страуса и Геллеса (Straus and Gelles, 1990), в котором обнаружилось, что 30 % родителей, признавшихся, что в их доме бывали случаи насилия, сообщили, что их дети стали свидетелями как минимум одного такого инцидента в течение их брака.
Исследования также обнаружили, что от 13 до 27 % взрослых в детстве были свидетелями физического насилия между родителями (Forrstrom-Cohen and Rosenbaum, 1985). Данные полицейской статистики пяти крупных американских городов свидетельствуют, что дети оказывались непосредственно вовлеченными в инциденты домашнего насилия в 27 % случаев (Fantuzzo et al., 1997). Фантуццо и его коллеги обнаружили также, что чаще вовлекаются в домашнее насилие младшие дети в семье. В другом исследовании (Silvern et al., 1995) выяснилось, что проявление домашнего насилия может быть даже более распространенным среди некоторых групп населения. Как показал Силверн, 118 (41,1 %) из 287 опрошенных студенток колледжей и 85 (32,2 %) из 263 студентов колледжей были свидетелями случаев насилия одного из своих родителей по отношению к другому.
Объяснение того, как насилие воздействует на ребенка, должно включать ряд уже существующих факторов риска. Возраст ребенка, характер насилия и степень его жестокости, социально-экономическое положение семьи, особенности участия родителей в насилии — все это должно приниматься в расчет.
Больше всего внимания исследователи уделяли поведенческим и эмоциональным функциям ребенка. Прежде всего в этих работах сообщается о том, что у ребенка, вовлеченного в домашнее насилие, больше по сравнению с другими детьми поведенческих и эмоциональных проблем. Например, исследования, применяющие тесты детского поведения (Child Behavior Checklist) (Achenback and Edelbrock, 1983), и соответствующие измерительные шкалы, обнаружили, что дети, ставшие свидетелями домашнего насилия, становятся более агрессивными и антисоциальными, боязливыми и подавленными (Fantuzzo et ah, 1991; Hughes, 1988; Hughes, Parkinson and Vargo, 1989), такие лети по сравнению с другими детьми проявляют меньше социальной компетенции и межличностных навыков общения (Adamson and Thompson, 1998; Hughes, 1988; Fantuzzo et ah, 1991). Более агрессивное и антисоциальное поведение часто определяют как «экстернальное» (externalized внешнее, направленное вовне), а боязливое и подавленное как «интернальное» (internalized внутреннее, направленное внутрь) (Carlson, 1991; Edleson, 1999; Stagg, Wills and Howell, 1989).