Наконец, мы также можем выключить наши внутренние стандарты из системы контроля над поведением, когда нам велят делать что-либо предосудительное именем законной власти. Когда кто-то, обладающий законной властью, приказывает нам что-либо делать, мы в некотором смысле освобождены от персональной ответственности за свои поступки, даже если они противоречат нашим личным стандартам. Исследование повиновения Милгрэма — прекрасный тому пример.
В целом формирующаяся у нас система саморегулирования не остается инвариантной и не действует автоматически; она динамична и способна воспринимать опыт и приспосабливаться к обстоятельствам. Кроме того, многие события оцениваются неоднозначно и плохо подходят под наши уже готовые когнитивные шаблоны. В этих условиях мы скорее будем искать подсказку извне. Однако значение системы саморегулирования заключается в ее тенденции вести наше поведение в том направлении, которое мы считаем правильным в конкретных условиях. Чем больше мы доверяем нашим внутренним стандартам, тем менее склонны будем полагаться на внешние источники даже в состоянии стресса или в трудной ситуации. Это означает, что лучшие внутренние стандарты те, которые мы разработали сами, а не те, которые учреждены или отстаиваются внешней группой, поскольку мы входим в нее только ради удобства или приличия.
Интересно, что женщины более склонны считать агрессию сбоем механизмов саморегуляции, чем мужчины (Campbell, Muncer and Coyle, 1992). Женщинам агрессивное поведение «…представляется неспособностью человека твердо придерживаться стандартов поведения, которые они (и другие) установили для себя, и, следовательно, они относятся к нему негативно» (Campbell et al., 1992, р. 98). Мужчины, наоборот, скорее видят в агрессии средство подчинить себе окружающих и доминировать над ними и поэтому расценивают активное поведение как более положительное.
К счастью, у большинства людей сформированы такие внутренние стандарты, которые осуждают беспричинное нанесение вреда другому человеку. Поэтому огромное большинство людей не ведут себя агрессивно, и происходит это все-таки не только потому, что у них выработались классические условные рефлексы. Причина скорее в том, что они усвоили ту систему ценностей, в соответствии с которой вредить другому человеку неправильно, по крайней мере без основательной на то причины. Конечно, тенденция человека оправдывать свое поведение, аргумент «правого дела» — часто неотделим от самых отвратительных проявлений жестокости в человеческой истории. Мы оправдываем крупномасштабное организованное насилие (войны), утверждая, что нужно защитить себя, свою семью и образ жизни от недостойных называться людьми врагов.
Следующий раздел посвящен поведению толпы и тому, что случается с механизмами саморегуляции обычно спокойных людей, захваченных обезумевшей толпой. По всей видимости, толпа часто отнимает у человека его личность и, следовательно, его обычную веру в свои внутренние нормы поведения. Некоторые крайне жестокие действия совершались не отдельными людьми, а возбужденными группами, особенно большими. Физические нападения, которые происходят в бунтующей толпе или на демонстрациях, спровоцированные расистами линчевания или избиения, групповые изнасилования и публичное забрасывание камнями — все это примеры насилия толпы.
Деиндивидуализация и насилие толпы
Социологи стали проявлять интерес к изучению мощного влияния толпы на индивидуальное поведение с начала 1900-х годов. Влияние толпы обычно исследовалось в русле изучения коллективного поведения, к которому относили бунты, групповые изнасилования, панику, линчевания, демонстрации и революции. В нашей книге мы будем касаться коллективного поведения только в той мере, в которой оно оказывает влияние на возникновение и поддержание насилия.
Одним из первых теоретиков коллективного поведения был Густав Ле Бон (Gustave LeBon), чья работа 1896 года «Толпа» («The Crowd») считается классическим исследованием групп. Поскольку его взгляды были окрашены в цвета Французской революции, Ле Бон не был слишком любезен при описании индивидуального поведения, которое подвергалось влиянию толпы. Он утверждал, что люди в толпе подобны стаду животных, их легко спровоцировать на что-либо или запугать. Ле Бон полагал, что люди, обычно не склонные к насилию и являющиеся законопослушными гражданами, способны проявлять различные виды насилия, нетерпимости и жестокости, которые свойственны лишь самым примитивным дикарям. Человек, оказавшийся в толпе, теряет чувствительность и способность рассуждать и полностью подчиняет собственное мнение настроению толпы. Коллективное мышление является опасно жестоким и разрушительным для людей и имущества. Согласно Ле Бону, под его влиянием даже образованные люди становятся примитивными и иррациональными. По существу, Ле Бон заявлял, что действия любого человека в толпе переходят под контроль «спинномозговых» рефлексов, а не коры головного мозга.
Большинству из нас доводилось видеть действия «обезумевшей» толпы, призывающей к уничтожению какой-либо политической или социальной структуры или реальной организации либо к немедленному совершению «правосудия» над человеком или группой. В различных описаниях действия толпы часто уподобляются лесному пожару, который, начавшись с небольшого очага, разрастается и быстро становится неуправляемым. Однако поскольку действия реальной толпы — объективные процессы, которые возникают спонтанно, то их трудно сделать предметом систематического научного исследования. Поэтому природа происходящих в толпе процессов до сих пор остается до конца непонятой. Некоторые социальные психологи (например: Zimbardo, 1970; Diener, 1980) предпринимали попытку лабораторного изучения насильственных действий, происходящих в толпе или группе, делая это обычно путем создания примерно тех же самых условий, которые могли бы вызвать агрессию. Они установили, что если проявления агрессии не останавливать, она, скорее всего, приведет к насилию. Очевидно, что исследователи должны были останавливаться задолго до возникновения факта некого насилия, поэтому то, что должно было бы произойти, остается гипотезой. Попытка воспроизведения того или иного события в лабораторных условиях называется моделированием (имитацией).
Зимбардо (Zimbardo, 1970) считает, что деиндивидуализация может быть объяснением многих тенденций, толкающих людей к совершению антисоциальных насильственных действий. Деиндивидуализация сопровождается ослаблением чувства собственной индивидуальности, идентифицируемости и личной ответственности. Кроме того, в толпе понижается порог обычно сдерживаемого поведения. Другими словами, люди чувствуют себя безымянными, менее ответственными за свое поведение и менее сдержанными какими бы то ни было рамками. Согласно Зимбардо, эти условия провоцируют антиобщественное поведение, связанное с проявлениями эгоизма, жадности, враждебности, вожделения, жестокости и деструктивности.
В одном широкоизвестном эксперименте Зимбардо управлял двумя переменными: ощущением анонимности и отношением к жертве. Он в случайном порядке разделил студенток колледжа на две группы: деиндивидуализированную и «идентифицируемую». Испытуемые в деиндивидуализированной группе надевали бесформенные белые лабораторные халаты и шапочки и работали в слабо освещенном помещении. Экспериментаторы не называли их по именам. Участники идентифицируемых групп, напротив, не чувствовали себя безымянными. Они имели большие бирки с именами, приветствовали друг друга по имени, работали в хорошо освещенных условиях и носили свою собственную одежду без лабораторных халатов или шапочек.
Испытуемым говорили, что проект предназначен для изучения эмпатии. Реальная цель, разумеется, состояла в том, чтобы изучить отношения между деиндивидуализацией и агрессией. Каждый испытуемый прослушивал пятиминутное, записанное на пленку интервью между его будущей «жертвой» и экспериментатором. Некоторые «жертвы» изображались как добрые, искренние, честные люди, в то время как другие изображались неприятными, эгоцентричными, самовлюбленными и излишне разборчивыми. После каждого интервью испытуемым позволяли ударить током тех интервьюируемых, которых они слышали на ленте. Им разрешали наблюдать реакцию своих жертв через одностороннее зеркало. Агрессивное поведение испытуемых измерялось продолжительностью болезненного электрического удара. «Жертвы», которые в действительности не получали никакого улара, обучались корчиться, извиваться и гримасничать.
Теперь напомним, что Зимбардо манипулировал двумя переменными: анонимность (утрата личной идентичности) и характеристики жертвы (сопутствующие стимулы). Таким образом, некоторые испытуемые действовали полностью анонимно, другие были хорошо идентифицируемы. Часть жертв выглядела привлекательно и внушала симпатию, другие были неприятными. Зимбардо полагал, что члены деиндивидуализированной группы будут давать более продолжительные электрические удары из-за диффузии ответственности и потери личной идентичности. Он также выдвигал гипотезу, что воспринимаемые качества жертвы никак не будут влиять на продолжительность удара током (будут нерелевантными), потому что сильное возбуждение, переживаемое в состоянии деиндивидуализации, будет интерферировать со способностью проводить различия между жертвами. Можно рассуждать и по-другому: душевное волнение и обусловленное этим волнением возбуждение, порожденное возможностью наказывать кого-то без угрозы каких-либо последствий, препятствовало бы способности дифференцированно оценивать адресата (человека, который получает удар током).
Проверялась также одна дополнительная гипотеза. Зимбардо предсказывал, что испытуемые в деиндивидуализированной группе будут по мере продолжения эксперимента давать более длительные удары током. Он полагал, что возможность наказывать без того, чтобы нести за это ответственность, будет возбуждать человека и прибавлять ему значимости в собственных глазах (что Зимбардо назвал «эмоциональной проприоцептивной обратной связью»). Зимбардо предсказывал, что по мере продвижения эксперимента члены деиндивидуализированной группы будут сильнее наказывать своих жертв, применяя более продолжительные удары. Короче говоря, человек обнаруживает, что совершая антиобщественные поступки, каждый раз он чувствует себя «настолько комфортно», что поведение становится привычным и подкрепляет само себя в интенсивности (силе) и частоте.