Результаты эксперимента подтвердили все три гипотезы. Члены деиндивидуализированной группы применяли к своим жертвам вдвое более продолжительные удары током, чем члены идентифицируемой группы. Кроме того, деиндивидуализированная группа применяла одинаковые уровни наказания независимо от особенностей личности жертвы. И наконец, эта группа увеличивала продолжительность удара током по мере продвижения эксперимента. Зимбардо пришел к заключению, что «в условиях, в которых участники группы действовали анонимно (деиндивидуализированно), эти обычно добрые, воспитанные студентки наказывали током других студенток почти всегда, когда им представлялась такая возможность, иногда настолько сильно, насколько им позволяли, и не имело никакого значения то, что студентка-жертва в действительности была хорошей девушкой, которая не заслуживала наказания» (Zimbardo, 1970, р. 170).
В сущности, Зимбардо доказывает, что деиндивидуализированная агрессия не контролируется социальным окружением; она не зависит ни от ситуации, ни от характеристик жертвы. То есть сильное возбуждение, вызванное волнением толпы, уменьшает как способность человека к самоанализу, так и его способность различить внешние стимулы, например характеристики жертвы. Участник больше не опирался на механизмы саморегуляции и становился «слепым» к таким стимулам, как страдание жертвы или дискомфорт. Агрессор теряет индивидуальность и подчиняется коллективному мнению толпы; он перестает чувствовать сострадание и учитывать обстоятельства. Жертва может заявлять о своей невиновности, просить пощады, плакать или кричать, но эти стимулы не будут оказывать на поведение толпы никакого действия. Даже авторитетный и сильный руководитель может оказаться неспособным остановить насилие, едва лишь индивидуальность участников подчинится настроению толпы.
Схема эксперимента Зимбардо, так же как и план Милгрэма, сильно критиковалась за обман испытуемых и спорное применение ударов электрического тока (хотя и имитируемых), а также за сосредоточение на отрицательных аспектах человеческого поведения. В некотором смысле этот тип экспериментов предполагает форму психологической провокации: действительно ли люди действовали бы таким способом, если бы их не вынуждал экспериментатор? По поводу таких экспериментов Национальный институт душевного здоровья Американской психологической ассоциации, а также ряд других организаций приняли этические рекомендации, которые применяются при финансировании и одобрении программ исследования. Поэтому эксперименты, подобные экспериментам Зимбардо, вряд ли будут повторены. Однако их возможные выводы нельзя игнорировать.
Динер (Diener, 1980) не соглашается с положениями теории деиндивидуализации Зимбардо, утверждая, что деиндивидуализированное поведение зависит от ситуационных факторов или характеристик жертвы. Он полагает, что нормальное саморегулируемое поведение человека подавляется необычной и захватывающей активностью толпы и что это подавленное индивидуальное самосознание создает внутреннее состояние деиндивидуализированности. Поскольку человеку не удается придерживаться собственных стандартов адекватного поведения, он становится более чувствительным к сигналам окружения (Prentice-Dunn and Rogers, 1982, 1983). Люди сообщают, что в толпе они действительно в значительной степени утрачивают индивидуальную идентичность, концентрируются исключительно на текущем моменте и не думают о будущем. При этом у них существенно меняется мышление и эмоции (Prentice-Dunn and Rogers, 1983). Они меньше замечают свои мысли, настроение, физическое самочувствие и многие другие внутренние процессы. Представьте себе спортсмена, захваченного волнением игры, который продолжает играть даже после получения тяжелой травмы. После игры спортсмен мог бы сказать о своей поврежденной руке: «Я не чувствовал, что это так серьезно!»
Согласно Динеру, поскольку деиндивидуализированные члены группы не обращают внимания на свои внутренние процессы, включая возможности саморегуляции, при выборе направления и поведения они больше ориентируются на сигналы окружения. Таким образом, когда из толпы воспринимаются сигналы агрессии и насилия, эти люди будут участвовать в насильственных действиях с гораздо большей вероятностью, чем в обычных условиях. Точка зрения Динера состоит в том, что если жертва действий толпы каким-то образом могла бы быть «гуманизирована» (наделена человеческими качествами), толпа могла бы остановить свою агрессию. Другими словами, внимание преступника должно быть направлено на жертву, а не на агрессивные действия, совершаемые другими участниками событий. Динер также полагает, что людей, поддавшихся влиянию толпы, можно заставить обратить более пристальное внимание на их внутренние нормы регулирования. Его гипотеза нуждается в проверке в ходе дальнейших исследований. Разумеется, на вопрос о том, смогут ли плач и просьбы жертвы во время нападения реально изменить поведение толпы, едва ли можно ответить с помощью лабораторного исследования.
Более того, поскольку теории Зимбардо и Динера основываются на лабораторных исследованиях, мы не можем сделать окончательный вывод о том, что они справедливы и применительно к реальной ситуации. Однако они дают правдоподобные объяснения насильственному поведению толпы.
Выводы
В этой главе объектом нашего внимания были отдельные виды предумышленных убийств. Мы также рассматривали некоторые следственные методы и криминальное профилирование, применяемые при идентификации преступников, в частности серийных преступников. В начале главы мы уделили некоторое внимание множественным убийствам (убийствам нескольких людей в течение ограниченного периода времени). Хотя подобные преступления чрезвычайно редки, социальное и эмоциональное воздействие, которое они оказывают на ближайшее окружение (и общество вообще), весьма значительны. Мы рассмотрели эмпирические данные и мнения профессионалов, касающиеся серийных, массовых убийств и убийств без разбора (spree).
Мы также подробно рассмотрели такое явление, как сатанистские секты, а также удивительно распространенное в нашем обществе убеждение, что в этих сектах совершается значительное количество преступных ритуальных действий и человеческих жертвоприношений. Исследования и эмпирические наблюдения не дали никаких доказательств утверждений некоторых групп, что эти секты систематически предаются подобным деяниям.
Следующая часть главы была посвящена психологическому объяснению насилия вообще. Это значит, что исследуя подавляющее большинство насильственных преступлений, мы видим в них очень мало таинственного или интригующего. Серийные и массовые убийства, безусловно, не являются ординарными, повседневными случаями проявления насилия. С психологической точки зрения можно выделить три главные проблемы, связанные с повседневным насилием:
1) самоконтроль, осуществляемый с помощью механизмов саморегуляции, 2) эмоциональное возбуждение и 3) индивидуальные ориентиры для управления поведением, которые могут быть или внутренними, или внешними. Насилие чаще всего совершается тогда, когда люди находятся в состоянии очень сильного эмоционального возбуждения, особенно в ярости. Сильное возбуждение, по-видимому, блокирует способность человека следовать внутренним нормам поведения и заниматься самоанализом вообще. Кроме того, сильное возбуждение, вероятно, притупляет у людей чувство ответственности за собственные действия. Они часто заявляют: «Я не знаю, что на меня нашло» или «Я не мог ничего с этим поделать». Короче говоря, сильное возбуждение делает людей более склонными к «бессмысленному» поведению и отдает их во власть внешних стимулов или событий.
Механизмы саморегуляции развиваются в процессе социализации через формирование субъективных представлений о правильности и адекватности тех или иных действий. В нормальном состоянии механизмы саморегуляции управляют поведением путем обеспечения когнитивных образцов подобающего в определенной ситуации поведения. Воздействие возбуждения на механизмы саморегуляции представляется особенно важным для объяснения случаев уличной или домашней агрессии, в которых насилие является спонтанным, взрывным и часто используется как способ урегулирования личностных конфликтов.
Системы личностных конструктов очень похожи на процессы саморегуляции, но в данном контексте они имеют отношение к способности человека оправдывать поведение или оценивать его как нейтральное независимо от того, насколько оно достойно порицания. С помощью саморегуляции осуществляется управление поведением; система конструктов дает возможность человеку не только исполнить действие, но и справиться с психологическими последствиями этого действия. Люди с их непростыми когнитивными построениями имеют странную особенность оценивать свои действия как нейтральные, игнорировать их, минимизировать, рационализировать и недооценивать. Мы имеем широкие возможности «выключать» наши убеждения и наши внутренние стандарты на время совершения тех или иных действий. Бандура (Bandura, 1983) перечислил шесть распространенных способов «выключения», которые мы используем для оправдания собственного предосудительного антиобщественного поведения. Поучительно рассмотреть каждую из этих стратегий.
Во-первых, люди обычно не совершают антиобщественных поступков, пока не найдут аргументов, подтверждающих правильность или этичность их действий. Предосудительные действия могут быть представлены как благородные через перестройку когнитивных структур. Так, обеспокоенный отец, считающий, что он должен уберечь свою семью от мирового зла, убивает своих детей, жену, а затем и себя. В сущности, он перестроил свою систему конструктов так, чтобы она соответствовала тому, что, по его убеждению, он должен был делать при подобных обстоятельствах. Другой пример: молодой человек, который обладает твердыми нравственными принципами и считает убийство недопустимым, добровольно идет на войну, чтобы защитить свою страну. На первый взгляд может показаться, что эти два примера не имеют между собой ничего общего. Однако оба они представляют образцы когнитивного реструктурирования.