В комнате повисла пауза. Никто из работников Центра не знал, откуда брали женщин для экспериментов. Никто не видел их до этого, не знал, какими они были в прошлой жизни, что любили, чем увлекались, кем работали. Догадываться можно было только об их национальной принадлежности. И то весьма условно. Делая выводы лишь на основании цвета кожи и языка, на котором они изъяснялись.
– Так почему ты думаешь, что она не курила? – повторил свой вопрос Дидье.
– Ну, – промычал Марк, – до сегодняшнего дня сигареты со стола она у меня не тырила, – он понял, что попал впросак – первым делом девиц программировали на то, чтобы они не курили. Это была одна из обязательных процедур при поступлении в клинику. Такая же обязательная, как анализы крови, осмотр у гинеколога и ультразвуковые обследования. Так что тырить сигареты она не могла по умолчанию.
Дидье с удивлением посмотрел на Марка, но не стал дальше развивать эту тему, решив, что на сегодня с него хватит. Уточнит завтра.
– Сиди, пиши. Линду трогать запрещаю. Вообще не подходи к ней, – Дидье направился к двери. – Я попрошу санитаров подежурить около ее палаты. Так, на всякий случай. Тони, прибери тут хотя бы слегка и иди домой. Тебе досталось сегодня. Лечи раны.
– Она к тебе больше не приставала? – не удержался от вопроса Тони.
– Нет, – Марк подошел к окну и прислонился лбом к стеклу, – больше не приставала. Я же говорю, сразу успокоилась.
Он посмотрел на горы, которые виднелись вдали, и вспомнил их первое с Мирандой путешествие. Они тогда поехали на Монблан. Заснеженная вершина горы была покрыта густым туманом, лучи солнца пробивались сквозь тучи, заставляя жмуриться от нестерпимого света. Но Марк видел только глаза Миранды, горевшие нездоровым огнем, глаза психически ненормального человека. Она ничего не ела в ресторане, расположенном на вершине горы. Марк, как всегда, ел за двоих. Свежий воздух не окрасил ее щек и не пробудил аппетит. Миранда таяла на глазах. Фотографы ликовали, щелкая девушку с потрясающе тонкой талией.
Линда… Как она была похожа на нее, и как в то же время непохожа!
Марк обернулся: в комнате стояла тишина. Тони, не слишком-то попотевший прибирая в лаборатории, ушел. На зеркале зеленело сердце. Марк надеялся, что рисунок предназначался ему. Очень хотелось вернуться в палату к Линде, но он понимал, что сейчас этого делать нельзя. Все случившееся должно забыться. Он потихоньку будет реанимировать в ней жизненную энергию, он будет очень стараться. Но если эксперимент провалится, то его не остановит никто – Марк твердо решил забрать Линду себе. Может, оно, кстати, и лучше, что она становится агрессивной. Ни президенты, ни владельцы модельных агентств, никто не захочет иметь с ней дело. А Марку было все равно. Он с ней справится. Он будет целовать ее столько, сколько ей понадобится, чтобы она пришла в себя. Он будет на высоте в постели. Он будет успокаивать ее с помощью гипноза. Он сделает все, чтобы в его жизни снова появилась она. И пусть пока ее зовут Линда. Имя не имеет значения. Имя можно и поменять. Главное, чтобы Центр согласился отдать ему Линду…
Монблан, декабрь 2029 года
Тогда она еще работала. Новая линия известного британского кутюрье, подготовленная к весне 2040 года, конечно, не подразумевала прогулок по снегу при минусовой температуре. Но фотографы подумали, это – классно! Девушка в легком жакете и туфельках на шпильках в горах, покрытых снегом. Вид – потрясающий. Кстати, позже фотографии отфотошопили. Снег больше не бросался в глаза. Редакторы глянцевого журнала все-таки решили, что это слишком.
Миранда дико мерзла. Он согревал ее чаем, глинтвейном, коньяком. Он набрасывал на нее в перерывах норковую шубку, а на ноги надевал угги. Именно тогда Марк и добился своего – для Миранды эта фотосессия стала последней.
На экране Миранда улыбается в камеру. Волосы выпрямлены и уложены в такую простую на вид и такую на самом деле сложную в действительности прическу. На лице – макияж. Незаметный. Профессионально подобранный. Реснички длинные и пушистые. Контуры губ идеально подчеркнуты. Миранда быстро меняет позы. Слышны щелчки фотоаппаратов. Юбка взлетает в воздух.
Ноги в тоненьких колготках, кажется, вот– вот надломятся чуть ниже острых коленок.
– Очень высоко задралась, – слышится женский голос, – Миранда! Не крутись так сильно. Поменьше откровенной сексуальности. Меньше ног!
Миранда старается выполнять указания. Она все так же широко улыбается. Но Марк чувствует, что она на пределе. Он требует сделать перерыв.
– Ничего пока не ешь! – командует знакомый голос, – живот торчать будет. А у тебя одежда сплошь в обтяжку. Понятно?
Она кивает. Ей не привыкать. У Миранды один закон – все время пить. У нее всегда с собой бутылка воды. Она сидит, широко расставив уставшие ноги, и пьет…
На экране – мужчины в национальных костюмах с длинными дудками в руках. Слышна веселая мелодия и звук колокольчиков. На столе – фондю. Марк накалывает вилкой кусок тонко нарезанного сырого мяса и засовывает в кастрюльку с кипящим бульоном. Перед ним – пять плошек с разными соусами. Он накладывает Миранде в тарелку по чуть– чуть из каждой:
– Попробуй. Какой тебе понравится больше, в тот и будешь макать мясо.
Она послушно кивает и касается соуса одним из зубцов вилки.
– Вкусно, – еле слышно произносит Миранда.
Марк вынимает кусочек мяса из бульона.
Лаборатория неподалеку от Лозанны, январь 2030 года
– Ты не сможешь включить новый формат данных, не «очистив» поле, – Тони устало прикрыл глаза. – Марк, ты гораздо умнее меня и все понимаешь сам. Устранить проблемы можно только удалив из мозга Миранды все воспоминания. Понимаешь, все! Включая воспоминания о тебе. Ты потом их снова заложишь ей в новый формат…
– Есть опасность, что она, тем не менее, меня вспомнит, но не полюбит. Вспомнит, но ничего не почувствует.
– Естественно! Она перестанет худеть. У нее проснется аппетит. Но и другие ощущения могут измениться, – Тони достал из холодильника бутылку пива. – О! – воскликнул он, показывая бутылку Марку. – Смотри. Если мне сделать лоботомию и удалить все воспоминания, то я, может быть, стану лучше, – Тони хмыкнул, – например, как и ты, решу жениться. Может быть, начну писать стихи, – тут Тони загоготал во весь голос, видимо, перспектива начать писать стихи казалась ему еще более неправдоподобной, чем женитьба. – Но я вместо пива начну пить. – тут Тони замолчал, закатив глаза к потолку, – начну пить безалкогольное детское шампанское. Вот!
– Можно попробовать, – Марк задумался. – Все равно можно попробовать внедрить искусственный носитель информации. Без «очистки».
– У нас в Центре одни «овощи». Женщины без прошлого и будущего. Мы даже с ними не пытались проделать такое. – Тони отхлебнул пиво. – Риск колоссальный. Ты оставляешь ей в памяти все, что там было. При этом сверху наслаиваешь новую информацию. Может такой взрыв у человека в голове произойти – тебе и не снилось.
– Если попытаться стереть выборочно? Стереть именно то, что заключено в отделе, отвечающем за вкусовые ощущения, за аппетит?
– Выборочно мы экспериментировали только с макетом. Девицы функционируют при полной «очистке» поля. При этом у них срабатывает чип «включить-выключить». Все безопасно. Клиент получает женщину, которая полностью управляема. И то – у нее отсутствует энергия, чувство юмора. Она никогда не отколет какой-нибудь фокус… – Тони вздохнул. – Нормальная баба хоть и достанет порой так, что хоть на стенку лезь, так ведь и возбуждает неслабо. Она трепыхается, твою мать. Трепыхается, пытаясь доказать нам чего-то. Шевелится. И телом, и мозгом. А «овощи» – послушные, спокойные. Бошками своими кивают и улыбаются. Не ржут, заметь, во весь голос, а улыбаются.
– Миранда тоже не ржет и не трепыхается.
– Она такая от природы. Сотрешь ей все – будет только хуже. Начнет есть, а все другое делать перестанет. Сотрешь часть – последствия неизвестны. Получается, первой живой женщиной для эксперимента станет твоя жена. – Тони бросил пустую бутылку в пакет. – Наверное, если бы я был женат лет пять, то с удовольствием бы отдал жену в лабораторию. Пусть ей там делают лоботомию или частичную очистку отдельных отделов мозга. Плевать. Но ты-то у нас, типа, влюблен. И пяти лет еще не прошло.
– Тони, у нее в организме идут необратимые процессы, – Марку хотелось ударить друга или как следует встряхнуть его, чтобы он, наконец, понял всю серьезность ситуации. – Она умрет, понимаешь?
– Либо ты рискуешь и стираешь все, а потом по новой записываешь информацию на носитель. Либо лечишь ее традиционными методами, – Тони встал и похлопал друга по плечу. – Держись, старик. Ты с самого начала знал, на что идешь.
Лозанна, сентябрь 2031 года
Марк снова и снова прокручивает в голове тот разговор. Он решил ничего не предпринимать и лечить Миранду обычными способами. Эгоизм. Он тогда думал о себе. Думал о том, что она его может и не полюбить после «очистки». Но она осталась бы жива. А он сумел бы снова ее влюбить в себя. Он бы ухаживал за ней так, что ни одна женщина мира не устояла бы перед таким напором. Он бы кинул к ее ногам все! Но он испугался и просто водил жену гулять, чтобы у нее проснулся аппетит. Он покупал ей вино и гормональные препараты. Записал к психотерапевту. В постели он только что не стоял на голове. Врач говорил: «Она не возбуждается, потому что соответствующие гормоны у нее практически на нуле». Марк не сдавался. А ведь всего-то и надо было привезти ее в Центр.
Марк винит только себя. Он даже не создал ее альтербион. Стоит дорого, но он мог бы взять в банке кредит. Он мог бы себе это позволить. Но он был глуп настолько, чтобы верить в собственные слова на конференции. К черту могилу! Она просила сжечь ее тело и развеять прах над озером. «Я была счастлива всего несколько месяцев, – сказала Миранда ему перед смертью, – спасибо тебе за них.
Я не хочу лежать в земле. Я хочу летать над озером, рядом с которым была счастлива».