Стивен Кинг ненавидит летать.
Теперь он и соредактор антологии Бев Винсент хотели бы поделиться этим страхом перед полетами с вами.
Добро пожаловать в Лети или Бойся, антологию обо всех тех вещах, которые могут пойти дьявольски неправильно в тот момент, когда вы находитесь в шести милях над землей, мчитесь через пространство со скоростью более 500 миль в час и заперты в металлической трубе (подобно — сглотните! — гробу) вместе с сотней незнакомцев. Все возможные варианты, когда ваше путешествие по дружелюбным небесам может превратиться в кошмар, о некоторых, держим пари, вы никогда даже и не думали… но в следующий раз, когда будете идти по трапу, готовясь вручить свою жизнь в руки совершенно незнакомым людям, обязательно подумаете.
Благодаря новым историям Джо Хилла и Стивена Кинга, а также еще четырнадцати рассказам и одному стихотворению по данной тематике, написанным в духе Ричарда Мэтисона, Рэя Брэдбери, Роальда Даля, Дэна Симмонса и многих других, Лети или Бойся — это, как сказал Кинг: «Идеальное летное чтиво, особенно в тот момент, когда за иллюминатором гроза… даже если вы находитесь на земле, возможно, вам захочется пристегнуться, хорошенько и крепко».
ЛЕТИ ИЛИ БОЙСЯ
Введение
От Стивена Кинга
Есть ли люди в этом современном мире, управляемом новейшими технологиями, которые любят летать? В это трудно поверить, но я уверен, что есть. Пилоты, большинство детей (только не младенцы; перепады давления доставляют им дикий дискомфорт), разнообразные любители аэронавтики, да вот, впрочем, и все. Для всех остальных, коммерческие авиаперелеты имеют то подлинное очарование и волнение, которое испытывают люди перед колоректальным осмотром. Современные аэропорты, как правило, переполнены и похожи на филиал зоопарка, где испытывается предел терпению и обычной вежливости. Рейсы задерживаются, рейсы отменяются, багаж разбрасывается, как погремушки, и во многих случаях не следует за пассажирами, которые отчаянно хотят иметь при себе чистые рубашки или хотя бы один комплект свежего нижнего белья.
Если у вас намечается ранний утренний рейс, да поможет вам Бог. Это означает выкатывание из теплой постели в четыре утра, чтобы успеть пройти процесс регистрации и посадки, такой запутанный и вызывающий напряжение, словно вы выезжаете из маленькой коррумпированной южноамериканской страны в 1954 году. У вас есть удостоверение личности с фотографией? Вы убедились, что крышечки пластиковых бутылок из-под вашего шампуня и кондиционера плотно завинчены? Готовы ли вы снять обувь и подвергнуть проверке ваши электронные гаджеты? Вы уверены, что никто посторонний не упаковывал ваш багаж или не имел к нему доступа? Готовы ли вы пройти полное сканирование тела, и, возможно, поверхностный досмотр ваших потайных местечек для полной уверенности? Да? Хорошо. Но вы все равно можете обнаружить, что на ваше место проданы двойные билеты, или ваш рейс задержан из-за технических проблем, а может, из-за погодных условий, или отменен из-за сбоя компьютерной программы. И не дай вам Бог заказать билеты на резервный рейс; лучше попытать счастья в моментальной лотерее.
Вы преодолеваете все эти препятствия, чтобы попасть в то место, которое один из авторов рассказов, представленных в этой антологии, называет «воющей оболочкой смерти». Разве это не перебор, спросите вы, не говоря уже о том, что это идет в разрез с действительностью? Признаю. Авиалайнеры редко загораются (хотя все мы видели тревожные кадры с сотовых телефонов о двигателях, изрыгающих огонь на высоте 30 000 футов), и полеты редко приводят к гибели людей (статистика говорит, что вы с большей вероятностью погибните, пересекая улицу, особенно если вы настолько глупы, что пялитесь в свой мобильный телефон, пока это делаете). Тем не менее, вы входите в то, что в целом представляет собой трубу, заполненную кислородом и сидящую поверх нескольких тонн легковоспламеняющегося реактивного топлива.
Как только ваша труба из металла и пластика запечатывается (подобно — сглотните! — гробу) и покидает взлетно-посадочную полосу, превращаясь в жалкую тень над ней, становится ясно лишь одно — позитивные вещи находятся за пределами статистических данных — вы обязательно встретитесь с землей. Этого требует гравитация. Вопрос только в том, где, когда и почему это произойдет, и в каком месте вы в тот момент окажетесь. Если воссоединение с матерью-землей произойдет на бетонной полосе (надеюсь, в пункте вашего назначения, но, в крайнем случае, подойдет любая бетонная полоса), то хорошо. Если нет, ваши статистические шансы на выживание стремительно падают. Это тоже статистический факт, и даже самые матерые воздушные путешественники должны об этом подумать, когда их самолет попадет в конкретную воздушную турбулентность на высоте 30 000 футов.
В такие моменты вы полностью теряете над собой контроль. Вы не можете сделать ничего более конструктивного, кроме как дважды проверить свой ремень безопасности в тот момент, когда тарелки и бутылки гремят на кухне, дверцы багажных полок хлопают над головой, дети кричат, ваш дезодорант не справляется с потоотделением, а из динамиков доносится голос стюардессы, говорящий: «капитан воздушного судна просит, чтобы все оставались на своих местах». Пока ваша переполненная труба качается и дергается, дрожит и скрипит, у вас есть время поразмыслить о хрупкости вашего тела и об одном неопровержимом факте: вы обязательно встретитесь с землей.
Подготовив, таким образом, пищу для размышлений на время вашего следующего воздушного путешествия, позвольте мне задать вам соответствующий вопрос: есть ли какой-либо вид человеческой деятельности, какой-либо вообще, более подходящий для антологии ужасов и фантастических историй, подобной той, которую вы сейчас держите в руках? Думаю, нет, дамы и господа. У вас есть все: клаустрофобия[1], акрофобия[2], потеря силы воли. Наша жизнь всегда висит на волоске, но это становится более очевидным, когда ваш самолет заходит на посадку в Ла Гуардия[3] через густые облака в сильный грозовой фронт.
От себя лично, ваш редактор сейчас намного лучший летун, чем был раньше. Благодаря моей карьере писателя-романиста, я много налетал за последние сорок лет, но до 1985 года или около того, я был очень пугливым летуном. Я понимал теорию полета, и знал всю статистику об их безопасности, но ни одна из этих вещей не помогала. Часть моей проблемы возникла из желания (которое у меня есть) контролировать любую ситуацию. Я чувствую себя в безопасности за рулем, потому что доверяю себе. Когда вы находитесь за рулем… и умереть не страшно (извините, если что не так). Когда вы заходите в самолет и садитесь в пассажирское кресло, вы передаете управление людям, которых вы не знаете; людям, которых вы, возможно, даже никогда и не увидите.
Для меня же еще играет большую роль тот факт, что я на протяжении многих лет оттачивал свое воображение до крайней остроты. Все нормально, когда я сижу за своим столом и придумываю рассказы, где с очень хорошими людьми могут произойти ужасные вещи, но совсем не нормально, когда меня держат в заложниках в самолете, который поворачивает на взлетно-посадочную полосу, останавливается, а затем мчится вперед со скоростью, гораздо большей скорости семейного автомобиля с человеком внутри, задумавшим совершить самоубийство.
Воображение — это обоюдоострый клинок, и в те дни молодости, когда я начал много летать по своей работе, слишком легко было им порезаться. Слишком легко было впасть в раздумье, сколь много движущихся частей в двигателе за моим иллюминатором, потому что, чем больше частей, тем больше вероятности, что они почти неизбежно впадут в дисгармонию. Легко было задаться вопросом — невозможно не задаться, на самом деле — что может означать небольшое изменение в звуке этих двигателей или почему самолет внезапно наклонился в новом направлении, и поверхность моего Пепси в маленьком пластиковом стаканчике (угрожающе!) вместе с ним.
Если бы вдруг к нам зашел пилот, чтобы немного потрепаться с пассажирами, я бы обязательно задал вопрос, о компетентности второго пилота (конечно же, он не может быть столь же компетентным, иначе он не был бы вторым пилотом). Может быть, самолет движется на автопилоте, но предположим, что автопилот внезапно заклинит, когда пилот будет обсуждать с кем-то шансы Янки на победу, и самолет внезапно сорвется в штопор? Что делать, если защелки на дверцах багажных полок внезапно откроются? Что если шасси заклинит? Что, если иллюминатор, с трещиной, которую не заметил сотрудник по контролю технического состояния самолета, потому что задумался о домашних проблемах, внезапно лопнет? Если на то пошло, что если метеорит ударит по нам, и фюзеляж разгерметизируется?
Затем, в середине восьмидесятых, большинство из этих страхов утихли, благодаря околосмертельному опыту, полученному во время моего полета из аэропорта Фармингдейл в Нью-Йорке, в Бангор, штат Мэн. Я уверен, что есть множество людей — некоторые, возможно, читают эту книгу прямо сейчас — которые прошли через свои собственные воздушные страхи, все, от сломанной опоры переднего шасси до самолета, сползающего с обледеневшей взлетно-посадочной полосы, и это было настолько близко к смерти, насколько можно, чтобы произойти, но остаться в живых, чтобы об этом рассказать.
Все случилось во второй половине дня. Погода была ясная, как божий день. Я нанял Лир 35, который всегда взлетает, как ракета, которую привязали к твоей заднице. Я летал на этом конкретном Лире много раз. Я знал и доверял пилотам, а почему нет? Пилот, который находился на левом сиденье, начал летать на самолетах еще в Корее, пережил там десятки боевых миссий и продолжал летать до сих пор. У него были десятки тысяч часов налета. Я достал свой роман в мягкой обложке и сборник кроссвордов, ожидая плавного полета и приятного воссоединения с женой, детьми и собакой.