тудентами. Потом он встал и направился в ванную комнату мыть руки.
Следователь вышел из туалета. Вслед ему из бачка шумела вода.
«Если бы эта Инна знала, что мы вот так будем здесь ходить по ее квартире, интересно, решилась бы она покончить с собой?» — подумала Лена.
— Женщины часто режут себе вены от несчастной любви, — заключил Рябинкин. — А еще часто травятся уксусом или таблетками. Особенно те, что считались при жизни красивыми. Женщины боятся потерять свою красоту даже и после смерти. Это всегда надо учитывать при выяснении обстоятельств дела — помогает. Например, женщины редко стреляют себе в рот. Вот мужики, тем уже плевать, если они решили свести счеты с жизнью…
— А скажите, Петр Сергеевич, если бы это ваша возлюбленная покончила с собой, вы бы так же тщательно описывали ее тело? — вдруг спросила Лена.
Рябинкин посмотрел на нее с недоумением. Лена подала ему полотенце — сняла с криво забитого в косяк гвоздя и вышла из ванной комнаты.
— Поехали скорее! — заторопил их следователь. Они выключили свет и вышли. Домой Лену завезли на милицейской машине. «Что будет с Сашей?» — думала она всю дорогу.
В три часа ночи мать еще не спала. Лена открыла дверь своим ключом и удивилась. В квартире горел свет, мама сидела в гостиной и смотрела телевизор.
— Мам, ты почему не спишь?
— Тебе не кажется, что как-то не совсем прилично выглядят твои возвращения? Причем с каждым днем все позднее и позднее?
— Мам, ты чего? Я же тебе сказала по телефону, что еду на осмотр места происшествия.
— На белом «Пежо»?
Лена окаменела.
— А, собственно, в чем дело?
Светлана Петровна раздраженно выключила телевизор.
— Видишь ли, я просто понятия не имела, кто водитель этой «жо».
Почему у мамы такой голос?
— А теперь имеешь?
Это тетя Таня маме позвонила. Лена догадалась — больше некому. Насплетничала. Фу, как противно. Но неужели Лена сама не может решить, с кем ей ездить?
— Имею. И специально тебя ждала, чтобы сказать, что ты неправильно выбрала водителя.
Лена так устала, что у нее никакого настроения не было доказывать: правильно — неправильно.
— Мам, я очень хочу спать. Я так устала!
Мать встала с дивана, резко запахнула шелковый халат, направилась в спальню.
— Домой надо раньше приходить.
Откуда взялся у матери этот ужасный тон, эти грубые складки у рта?
— Мама, мне неудобно тебе говорить, но ты сейчас разговариваешь со мной, как наша санитарка Клавдия. Которая, кстати, меня гнобит уже третий день подряд.
— Санитарка Клавдия? И всех-то проблем…
Ах, как бы хотела сейчас Светлана Петровна запустить подушку прямо в голову этой рыженькой дурочке! Или схватить ее за плечи и потрясти, или перебить всю посуду, или сделать что-нибудь еще такое, что заставило бы эту самую родную, самую дорогую девочку на свете выслушать, понять и, самое главное, последовать материнскому совету. Но ведь не бывает так в жизни… Ни у кого не бывает, чтобы дочери слушались матерей…
— Лена, я прошу тебя сделать так, как я тебе говорю. Ты знаешь, что я почти никогда на своем не настаивала. А теперь настаиваю…
— Что такое?
Остановилась в дверях, таращит на нее глупые глазенки…
Правда не понимает или специально строит из себя дурочку?
— Лена, я категорически прошу тебя перестать встречаться с Гариком Соболевским.
— С Гариком? — Как странно Игоря назвала мама. Лена даже не удержалась и хихикнула. Точно тетя Таня насплетничала.
— Мама, но почему?
Почему-почему…
— Есть на то веские причины.
— Откуда ты знаешь Игоря? Если есть причины, ты должна мне о них сказать…
Сказать… Как свалилось-то это все не вовремя. Вот никогда нельзя вперед ничего загадывать! Почему она раньше не узнала, кто там работает в этой экспертизе? Ум за разум зашел. Она-то полагала, что дочери понравится ее шеф! Этот… как его там… Рябинкин?
— Я скажу тебе, но… ты права. Действительно сейчас уже пора спать.
— Но в таком случае будем считать, что ты мне ничего не говорила!
Светлана Петровна ушла в свою спальню и крепко закрыла дверь. Заглянет к ней Лена сейчас или не придет? Почти всегда она перед сном заходила попрощаться, поцеловаться. Но сейчас лучше, пожалуй, пусть идет к себе спать. Иначе можно не выдержать. Подведет это дурацкое сердце, и сорвутся с языка слова…
Светлана Петровна замерла в постели, прислушиваясь к звукам из ванной.
Нет, не придет сегодня Лена. А что будет завтра? Танька не могла ошибиться, она человек опытный. В голосе у нее не было никаких сомнений. Она позвонила и сразу сказала: «Светка, берегись! У твоей Ленки роман с Гариком Соболевским».
Наивная девочка. «Откуда ты знаешь?» Да как ей не знать, если этот человек испортил ей жизнь? И насколько она знает, не только ей одной. На то, что было давно, — плевать. До Танькиного звонка она думать не думала вспоминать о Соболевском. Хватало и без него хлопот. И надо же было так случиться, что Ленка влюбилась именно в него! И откуда он только взялся на ее голову. И думать было невозможно, что она встретит его в Бюро!
А может быть, бухнуть прямо всю правду с места в карьер? Светлана Петровна на миг закрыла глаза и попыталась представить, как она скажет: «Доченька, ты не должна встречаться с Гариком Соболевским, потому что он — твой настоящий отец». Господи, у нее язык не повернется это сказать. А допустить, чтобы эта любовь развивалась дальше, — повернется? Как это называется — инцест? Кровосмешение? Плевать ей на Гарика, но дочь… Что подумает о ней Лена? Вон как сегодня прилетела с этим заключением. Светлана Петровна горько усмехнулась. Правда, что дорога в ад выстлана именно благими намерениями… Да если бы она не думала о дочери, она не стала бы разводить все эти дела со вскрытием в патанатомии. И возможно, тогда уже узнала бы, что Соболевский каким-то образом стал работать в Бюро.
Она не могла уснуть до самого утра.
А Лена спала крепким сном, едва прикоснувшись головой к подушке.
Саше Попову Хачмамедов позвонил домой в семь утра.
— Сейчас за тобой вышла машина, — Хачмамедов был, как всегда, суров и краток. — Поедешь на ней в район со следователем на два дня. Надо помочь там местному эксперту разобраться в его случае.
— Но мне надо зайти в Бюро за своим ноутбуком… Заехать. — Саша вспомнил, что ехать ему придется на троллейбусе, и вздохнул. Ничего, доедет. Это все временные трудности.
— На хрен тебе в районе твой ноутбук, твою мать? Собирайся быстрее, там дело срочное. Вернешься через четыре дня. До этого времени окажешь там помощь. Парень там молодой, ни черта не соображает. Поработаешь там с ним, пока я тебя не вызову.
— Ну, ладно. — Саша любил ездить в районы. Как правило, там устраивали какие-нибудь развлечения — охота, рыбалка… Очень сейчас это кстати. Только вот мама… Придется ей позвонить, отложить ремонт на неделю.
— И попроси отца срочно приехать в Бюро.
— Зачем?
— Тут пришли из прокуратуры кое-какие бумаги. Нужно, чтобы он ответил на несколько вопросов. Это касается его работы. — Хачмамедов больше не стал ничего уточнять и положил трубку.
Просьба насчет отца Сашу тоже не удивила, отца и раньше несколько раз затребовали в Бюро. Он набрал номер маминого телефона. Никто не отвечал. Наверное, она еще спит. — Саша разбудил отца и стал собираться. А у его подъезда в это время уже стояла служебная машина, на которой Хачмамедов практически всегда ездил сам и никому не разрешал ею пользоваться в его отсутствие.
Петр Сергеевич настоял, чтобы все члены комиссии собрались именно на кафедре, а не в кабинете у Хачека. Хачмамедов сопротивлялся как мог, но потом все-таки ему пришлось подняться. Лена, Рябинкин и Хачек уселись в ассистентской, а Людмила Васильевна принесла им чай, как на настоящем заседании. Хачек от чая не удержался и, шумно прихлебывая из стакана, стал обсуждать с Петей обстоятельства этого дела. В соседней учебной комнате возился мастер — он устанавливал макеты в шкафах. Лена еще перед комиссией зашла туда — посмотреть. Маленький человек в старом фетровом беретике и рабочей куртке любовно приклеивал фигурки в уже вставленный в ящик макет. Видимо, идея с Цезарем мастеру понравилась. Декорации он изготовил в рекордные сроки. Лена присела рядом. Мастер обернулся, но ничего не сказал. Лена смотрела в глубину ящика, и перед ней возникла комната со стенами из камня, в нише в углу — мраморная скульптура Помпея в полный рост. И тринадцать теней метались по стенам в огне факелов…
…При ближайшем рассмотрении оказалось, что тени на стенах нарисованы обычной акварелью, но если не всовывать голову в ящик — они как настоящие.
…На полу лежит окровавленный человек. На голову его наброшена распущенная белая тога с пурпурной каймой. Тринадцать других фигурок — тоже окровавленные, потные, возбужденные — застыли в нелепых позах, как бы пораженные свершившимся убийством. Где же здесь Брут? Он стоит впереди. У него в руках кинжал, но он не убийца. Он только ранил Цезаря в бедро, не повредив при этом ни одного крупного сосуда. Лена вдруг замерла, вглядываясь в макет. А может, и прав Рябинкин? Вот сейчас они все вместе разбирают убийство, которое произошло всего несколько дней назад. Она-то еще, конечно, во всем этом пока понимает немного, но… оказывается, это важно, то, что она этим всем занимается… И может быть, отец смог бы установить настоящего убийцу Цезаря?
Закончился перерыв. Лена прошла в ассистентскую. Петр Сергеевич показывал Хачеку какие-то таблицы. Насколько Лена поняла, он утверждал, что объем кровопотери можно высчитать по формуле, если знать площадь поверхности, на которой разлилась кровь. Еще Рябинкин убеждал Хачека, что нужно было сразу исследовать землю вокруг асфальтовой площадки, на которой лежал убитый парень.
— Это была ошибка Попова. Теперь всю площадь не определить. — Хачмамедов сидел, пушил свои усы и жевал губами. — Нам нужно понять, что все-таки играет главную роль в этой смерти. Здесь два конкурирующих диагноза: кровопотеря и переохлаждение. Какой из них ставить на первое место? Если кровопотеря, тогда повреждения суд будет квалифицировать как тяжкие, повлекшие за собой смерть. Если переохлаждение, то… Вообще неизвестно, как рассудит суд.