— Да, — сказал он, — открыть легкий корабль почти невозможно, если ты не пилот.
— Теперь вы вольны улететь. Мы держим все улицы, все лифты от дворца до космодрома.
— Волен улететь, — повторил Данло как нечто бессмысленное.
— Вы исполнили свою миссию по отношению к нашей Церкви.
— Правда?
— Этим утром мы подключились к вечному компьютеру Эде и получили Новую Программу взамен Тотальной и Программы Прироста. Мы введем эту Новую Программу завтра утром.
— Понятно. — Мы молимся, чтобы в Программу нашей Церкви никогда больше не входило уничтожение звезд. Данло молча склонил голову в знак благодарности этой доброй душе.
— Теперь вы можете сообщить о вашем успехе правителям вашего Ордена.
Данло повторил свой поклон.
— И нараинским еретикам тоже. Вы можете сказать им как их эмиссар, что мир между нами обеспечен.
— Как пожелаете, благословенная Харра.
— Мы полагаем, вы будете рады покинуть Таннахилл.
Данло взглянул на алтарь, где стояли рядом два образника.
Эде Харры излучал блаженство, его Эде состроил такую же мину на случай, если Харра посмотрит в его сторону.
— Но я не могу пока улететь, — сказал Данло. — Я… должен выполнить одно свое обещание.
— Обещание кому?
— Вашему народу. Вы сами сказали: люди верят, что я светоносец.
— Да, верят.
— Я символ, ведь так? Если я сейчас улечу к звездам, многие этого не поймут.
— Да, могут не понять.
— Такой поступок повредил бы вашему делу.
— Мы все еще боимся проиграть войну.
— Тогда я останусь, пока исход войны не определится. — И Данло с улыбкой добавил: — Какая польза от светоносца, если он оставляет за собой тьму?
— Мы надеялись, что вы захотите остаться, — призналась Харра. — И надеемся, что после отлета вы когда-нибудь вернетесь к нам.
Данло хотел сказать ей, что непременно вернется, и скоро, но его прервал донесшийся из спальни негромкий крик.
Следом послышался шорох простыней и стон.
— Извините меня, благословенная Харра. — С энергией, удивительной для человекач, так долго обходившегося без сна, Данло вскочил на ноги и ушел в спальню. Довольно долгое время спустя он вернулся и снова сел. — Это Томас Ивиэль. Он очень страдает.
— Мы слышали, что он получил ожоги в бою за космодром.
— Да. — Данло, сейчас далекий от юмора, насколько возможно для человека, смотрел на свои руки и почти чувствовал, как горит и обугливается его белая кожа.
— Мы слышали, что он умирает.
— Да, — тихо подтвердил Данло. — Он умирает.
— Мы слышали, какую заботу проявляет светоносец к умирающим. Мы позволяем это только потому, что вы — это вы.
— Простите, благословенная Харра, но их так много — тех, кто умирает. Кто бы мог подумать, что их будет так много.
— Но живые тоже нуждаются в нашей заботе.
— Да… я знаю.
— Мы слышали, что вы спасли одного человека. Алезара Ивиунна — так, кажется?
Данло с грустной улыбкой кивнул. Он сидел над этим Алезаром неотлучно, поил его и играл ему на флейте.
— Вы — светоносец, человек без страха, исцеляющий живых и беседующий с мертвыми. Многие говорят, что вы и умирающих можете исцелять.
— Нет. Умирающие… только сами могут исцелиться.
— Говорят, что вы несете свет в своих ладонях, и ваше прикосновение — все равно что солнце для цветка.
Данло закрыл глаза, вспоминая то, что увидел в себе во время светоприношения.
— Мы все — это только свет, правда? Чудесный свет. Он внутри всех вещей. Все вещи — это он и есть. Он… знает себя. Он движет собой и создает себя из себя же, он струится, он — новые формы, и сила, и цель. Я знаю, что любой человек способен исцелить себя сам. Я почти что вижу этот благословенный путь. Я чувствую его в своих руках, и в крови, и глубже — он горит в каждом атоме моего существа, как огонь. Это пламя делает живыми нас всех, благословенная Харра. Оно горит, воссоздавая себя, а мы горим, воссоздавая себя, и мы все знаем как, правда знаем. Мы просто не знаем… что мы знаем.
Харра смотрела на него, как на младенца, который родился на свет с сияющими глазами и смехом, славящим красоту мира, — или с плачем над болью этого мира. Казалось, что она прислушивается к окружающим их звукам: стонам Томаса Ивиэля, разрывам бомб на других уровнях города, своему дыханию. Попугай завозился в своей клетке. Он производил слишком много шума, и Данло перенес его подальше от спальни, к алтарю, чтобы не тревожить умирающих.
— На Таннахилл вас привело несколько целей, — тихо, почти шепотом, заговорила Харра. — Вы прибыли сюда как эмиссар нараинов и пилот своего Ордена — а возможно, и как сын, ищущий своего отца.
— Да, — сказал Данло, слушая шум дыхания у себя внутри.
— И, возможно, самой главной вашей целью — во всяком случае, самой близкой вашему сердцу, — было найти лекарство от Чумы.
— От медленного зла.
— От болезни, против которой нет средства.
Оно есть, подумал Данло. Прямо здесь, в этом затерянном мире. Я нашел его. Твердь была права — я всегда его знал. И когда-нибудь я найду способ использовать это знание.
— Средство есть, — сказал он вслух. — Когда-нибудь я принесу его своему народу. Они умирают, благословенная Харра, — медленно, но умирают.
— Когда мы впервые сказали вам, что такого средства нет, мы были опечалены так, что никакие слова не могут выразить. — Глаза Харры увлажнились. Данло не совсем понимал, что составляет предмет ее скорби: обреченные Архитекторы, жертвы Чумы или боль самой вселенной. — Но судя по словам, которые вы произнесли, оно действительно может быть.
— Да. — Кто знает, что возможно, а что нет? Возможности бесконечны. Данло вспомнил о Тамаре Десятой Ашторет — настоящей Тамаре, чью душу изувечили под очистительным шлемом в Невернесе, и в тысячный раз задумался, есть ли средство вернуть ей потерянную память.
Харра сделала глубокий вдох и посмотрела на Данло с любовью, которую цветок мог бы питать к солнцу.
— Мы рады, что вы пока остаетесь с нами, но должны вам сказать, что дворец не совсем безопасен.
— Разве есть где-нибудь полностью безопасное место, благословенная Харра?
— Мы полагаем, что Бертрам попытается взять дворец штурмом. Мы не хотели бы, чтобы с вами случилось что-то дурное.
Теперь Харра смотрела на него, как бабушка, боящаяся за своего внука, и Данло почувствовал, что его глаза тоже увлажнились. Он видел Харру всего несколько раз, но успел полюбить ее.
— А я не хочу, чтобы что-то случилось с вами.
Он вытер глаза ладонью. Картина того, как ивиомилы в красных кимоно врываются во дворец, горела у него в мозгу.
Он впервые почувствовал, несостоятельность ахимсы перед лицом войны. Он поклялся никогда не причинять зла другому, даже защищая собственную жизнь, и это было правильно. Но если бы в эту самую минуту сюда вломился обезумевший ивиомил с лазером или нейроножом, Данло не знал, как стал бы защищать эту славную старую женщину.
— Мы прожили долгую жизнь, — сказала Харра, — но вы еще молоды.
Данло взял со стола флейту и молча уставился на нее. Что может эта двухфутовая бамбуковая палочка против тлолта, лазера или ядерной бомбы?
— Вы молоды, — повторила Харра, — и не сделали ничего, чтобы спасти вашу молодость и вашу жизнь.
— Мне жаль, но я больше не позволю снять с себя паллатон.
— Жаль? Это нам жаль. — Харра протянула к нему руки, как к теплому солнцу. — Мы не хотим, чтобы смерть отняла у нас это сокровище.
Данло вспомнил ужасную красоту, которая открылась ему в Небесном Зале. Он и теперь видел сверкающее сознание, пронизывающее каждый атом его тела.
— Но ведь смерти, в сущности, нет, благословенная Харра, — с улыбкой сказал он.
Это могло быть правдой, но умирание все-таки существовало. Томас Ивиэль в спальне Данло выбрал этот момент, чтобы испустить особенно мучительный стон. Он попросил воды, стал звать своего сына, погибшего в первом бою за космодром, а через некоторое время воззвал к Богу.
— Я пойду к нему. — Данло встал и поклонился Харре. — Он был моим другом.
— Мы понимаем, — улыбнулась Харра, хотя и не привыкла, чтобы ее покидали, не спросив разрешения.
Данло, зажав в руке флейту, вздохнул.
— Я побуду с ними. Нельзя, чтобы кто-то умирал в одиночестве.
— Мы понимаем. Вы хотите поиграть им?
— Да. Я почти ничего не могу больше сделать для них.
— Мы тоже верим, что смерти нет. Мы, Архитекторы. Так учит наша Церковь.
Данло склонил голову из уважения к ее вере, но не к доктринам Вселенской Кибернетической Церкви.
— Мы верим также, что эти люди умрут не напрасно. — Харра показала в сторону спальни. — Мы выиграем войну, пилот. Люди перестанут умирать, и для нашей Церкви настанет новая эра.
— Надеюсь, что ваша победа… не заставит себя ждать.
— Вы позволите нам помолиться за Томаса Ивиэля? И за других? Молитва порой имеет великую силу.
— Ну конечно, — улыбнулся Данло. — Если хотите, помолимся вместе.
Он взял Харру под руку, и они вдвоем вошли к раненым.
Харра была права и не права, когда надеялась на благоприятный исход войны. Ее сторонники, как она и предсказывала, восторжествовали над ивиомилами Бертрама Джаспари. Бертрам, вознамерившись завоевать многочисленные миры и бесчисленные души Архитекторов, сделал ставку на террор и внезапность атаки. Но ему так и не удалось захватить многие ключевые объекты, и даже кампания массовых убийств, развернутая Малаклипсом, не приблизила его к цели.
Архитекторы — народ крепкий и упорный, привыкший к страданиям, голоду и самопожертвованию. Бертрам допустил большую ошибку: рассчитывая на эти качества в своих ивиомилах, он полагал, что юриддики, данлади и особенно миролюбивые элиди размягчились и ослабели верой. Но он плохо знал собственную паству. Он думал, что когда нарядит своих ивиомилов в красные кимоно, упомянутые в «Комментариях», и возглавит священный фацифах, призванный очистить Церковь, то другие Архитекторы так и повалят к нему. Тех, кто этого не сделает, он намеревался подчинить себе терро