приобретается и нелегко передается.
— На подготовку пилота требуется много лет, — сказал Данло.
— Нараины — народ терпеливый, — заверил его Изас Лель.
— И человека на этом пути подстерегает множество опасностей.
— Нараины не раз встречались с опасностью на пути к Новому Алюмиту.
— Я… не гожусь в учителя.
— Но вы же можете передать другим собственные знания?
— Нет. Орден допускает в наставники только мастер-пилотов и других мастеров. — Данло умолчал о том, что ему самому, когда он вернется из Экстра в новую Академию на Тиэлле, почти наверняка присвоят звание мастера.
— Ваш Орден живет по собственным правилам, не так ли?
— Да.
Гнев и досада уже начали проступать на лице Изаса Леля, когда Данло понял, что ему представляется редкий случай завоевать расположение этого человека.
— Если вы действительно хотите, чтобы у нараинов были свои пилоты, способ есть.
Глаза трансцендентала вонзились в Данло, как лазеры.
— Что за способ?
— Обучение пилотов — один из видов деятельности моего Ордена. Многие Цивилизованные Миры посылают свою молодежь в Невернес получать образование.
Изас Лель задумался, поглаживая пластиковое сиденье своего робота.
— Вы хотите сказать, что нам нужно отправить своих детей за тридцать тысяч световых лет?
— Нет, — грустно улыбнулся Данло. — Это было бы невозможно. Но на планете Тиэлла очень скоро откроется новая Академия. Вы можете послать своих детей туда.
Это тоже было одним из аспектов власти Ордена. У элиты Цивилизованных Миров давно уже вошло в обычай посылать в Невернес наиболее одаренных своих отпрысков. Делая это, родители надеялись, что их сыновья и дочери привезут домой сокровища знания, обретенные в холодных стенах Академии. Иногда эти надежды сбывались, но в душах тех, кто возвращался домой, навсегда оставались шпили Невернеса и непостижимый дух Ордена. Молодые люди, столь преданные своим мирам раньше, возвращались туда уже не ярконцами, сильвапланцами или торскаллийцами, а членами Ордена. Через них Орден осуществлял свою подпольно-подрывную деятельность. Но об этом Данло не сказал ничего. В качестве посла он обязан был соблюдать дипломатию при всей своей ненависти к затаенной лжи, которой требовала от него эта задача.
— Возможность посылать молодежь в вашу новую Академию — это грандиозный шанс, — сказал Изас Лель.
— Да, — подтвердил Данло. — Так многие думают.
Изас Лель поставил заслон своим эмоциям, и глаза у него стали жесткими, как сапфиры.
— Если мы назовем вам координаты звезды Таннахилла и вы отправитесь туда, вы и Старой Церкви предоставите такую возможность?
— Возможно, мне придется это сделать.
Он боится Старой Церкви, подумал Данло, но еще больше боится обнаружить свой страх.
— Старейшины Старой Церкви ни за что не позволят, чтобы их дети обучались у наманов какого-то неизвестного Ордена, — ядовито ввернула Лиесвир Ивиосс.
— Согласен, — поразмыслив, сказал Изас Лель. — Но это не значит, что мастерство этого молодого пилота их не заинтересует.
Он боится, что Архитекторы пытками вырвут у меня нужные знания, подумал Данло — и замер, представляя себе, как какой-нибудь мастер-палач вонзает иглу ему в глаз и вводит ее вдоль зрительного нерва в мозг. Но почему Изас Лель этого боится?
— Вряд ли старейшины смогут узнать достаточно много, — заметил Кистур Ашторет, — если только не пошлют своих детей на Тиэллу, где бы эта Тиэлла ни была.
— Можем ли мы быть уверены в этом? — усомнилась Ананда Наркаваж.
— Можем ли мы хоть в чем-то быть уверены? — скептически отозвался Кистур Ашторет.
Данло ценил то, что трансценденталы говорят так открыто в его присутствии, но понимал, что многое остается недосказанным.
— Об уверенности здесь говорить не приходится, — заметил Изас Лель. — Это трудный вопрос.
— Даже если Старая Церковь и пошлет своих детей в эту Академию, — вмешалась Патар Ивиаслин, — они, несомненно, не смогут достигнуть там таких же успехов, как наши дети.
— Вход в мультиплекс, о котором Данло ви Соли Рингесс рассказывал так красноречиво, напоминает, должно быть, контакт с Полем, — сказала Енена Ивиасталир, в которой практичность сочеталась с метафизическим мышлением. — Здесь у наших детей должно быть преимущество.
Они сомневаются, стоит ли доверять мне, думал Данло.
Сомневаются, будут ли результат стоить риска, если они покажут мне дорогу на Таннахилл.
— Думаю, что нашим детям будет чему поучиться и у цефиков этого Ордена, — сказал Изас Лель и улыбнулся Данло, касаясь своей шапочки надо лбом. Как видно, продемонстрированное Данло цефическое искусство произвело на него сильное впечатление.
Но в чем же риск, думал Данло? Чего они, собственно, боятся?
Несколько лет назад Хануман ли Тош научил его читать по лицам и объяснил, что реакция человеческих мускулов и нервов всегда выдает тайную работу ума. Поднятая бровь, поджатые губы, согнутый палец — все это может рассказать, о чем человек думает. Если уметь расшифровывать все эти знаки, можно разгадать, чего человек боится. Но Данло не был цефиком — и даже для мастер-цефика, такого, как грозный Одрик Палл, трансценденталы оказались бы твердым орешком.
— Да, дети, — сказал Изас Лель. — Порой приходится делать трудный выбор.
И вдруг, с внезапностью переохлажденной капли воды, которая кристаллизуется в снежинку, Данло понял. Не то чтобы он прочел что-то на гладком и пустом лице Изаса Леля, нет — ответ ему подсказало неведомое внутреннее чувство, сходное с погружением в ледяное море.
Он боится войны, подумал Данло. С того самого времени, как нараины бежали на Новый Алюмит, Старая Церковь грозит им войной.
Данло представил себе, каково все время жить под угрозой войны, и его темно-синие глаза наполнились светом и состраданием.
— Правители Цивилизованных Миров посылают своих детей в Невернес уже тысячу лет, — сказал он. — За это время войны не было ни разу.
— Почему вы заговорили о войне? — странно посмотрев на Данло, спросил Изас Лель.
— Но ведь война между нараинами и Старой Церковью… возможна?
— Почему вы так думаете?
Все трансценденталы старались не смотреть на Данло и упрятать свои эмоции поглубже, как червячник прячет огневит.
— Такое случается. — Данло не хотел говорить о своем чувстве правды и потому обратился к истории. — Когда внутри религии начинается ересь и раскол, война всегда возможна, ведь так?
— Вероятно, — сказал Изас Лель. — Но почему вы так вдруг решили привлечь наше внимание к подобной возможности?
Данло молчал, устремив на Изаса Леля темно-синие, полные света глаза.
— Откуда вы все это знаете? — спросил наконец трансцендентал. — Откуда вы знаете то, что знаете?
— Этот пилот действительно много знает, — сказал Кистур Ашторет. — Думаю, что Данло ви Соли Рингесс прежде всего хорошо разбирается в людях.
Вслед за этим наступило молчание. Трансценденталы, сидя в своих роботах, всматривались в какой-то иной мир, видимый только им. Данло чувствовал, что они говорят о нем — возможно, даже обсуждают какое-то важное решение. Когда его сердце ударило сто двенадцать раз, Изас Лель склонил перед Данло голову и сказал:
— Это правда. Мы живем под угрозой войны уже двести лет, но пять лет назад Старая Церковь вернула нашего посла и отозвала своего. Теперь всякий обмен информацией между нами прекратился.
То, о чем рассказывал Изас Лель, было достаточно обычным делом и повторялось несчетное число раз со времен возникновения первой религии на Старой Земле. Группа верующих вырастает из тесных пеленок матери-церкви, начинает сомневаться в ее доктринах и ее авторитете. За этим следуют раскол, исход, основание новой церкви, новая вера, новые ритуалы — совершенно новое религиозное течение, которое, однако, считается возвратом к истинному духу церкви. При условии пророческого дара и необходимой энергии еретическое движение обрастает приверженцами и увеличивается со скоростью лавины, несущейся по склону горы. Оно обретает уверенность, отбрасывает прочь старые доктрины и табу, создает новую теологию, и небесная радость бурлит в его жилах, подобно священному напитку богов. Еретики делают первые шаги по пути, с которого нельзя повернуть назад, и их ересь усугубляется.
Старая церковь на первых порах относится к еретикам терпимо, даже если они именуют себя трансценденталами. Какникак, все они — ее сыны и дочери, и милосердие обязывает ее вернуть их на путь истинный. Но ни один еретик, вкусивший сладкого вина бесконечности, не может более удовлетворяться пустой чашей в руках. Никто не желает возвращаться в лоно старой церкви, и она, как женщина, чьей любовью пренебрегли, впадает в гнев и ненависть. Отношения между ней и еретиками портятся или прекращаются — навсегда. И если этот разрыв совпадает с усилением власти наиболее ортодоксальной церковной фракции, угроза войн становится вполне реальной.
— Ивиомилы призывают к фацифаху, священной войне, — сказал Изас Лель. — Они намерены силой вернуть нас к Восьми Обязанностям — или к Эде.
Впоследствии Данло понял, что выражение «вернуть к Эде» служит эвфемизмом для узаконенного церковью человекоубийства.
— С этими ивиомилами трудно договориться, да?
— Невозможно. Они не признают доводов разума.
Данло сидел неподвижно, держась за бамбуковую флейту в кармане. Почувствовав в трансценденталах надежду на то, что он может им помочь, он сказал,
— Но есть и другие Архитекторы, кроме ивиомилов, — с ними переговоры возможны, да?
— Вера без разума слепа, — ответил Изас Лель. — Старейшины Церкви знают об этом уже три тысячи лет.
Не три, а добрых тридцать тысяч, подумал Данло. Вера и разум, разум и вера — это две руки, правая и левая, делающие любую религию тем, что она есть.
— Значит, старейшины открыты доводам разума? — спросил он.
— Некоторые из них, — сказала Изас Лель. — Верховный Архитектор, Харра Иви эн ли Эде, исключительно разумная женщина.