— Диего Марадона.
Овация…
— Сеньоры! Сеньоры! — утихомирил разошедшуюся аудиторию ведущий. — Времени у нас осталось немного, а мы еще не задали вопросов очаровательной супруге нашего гостя. Она, кстати, врач, и активно помогает мужу в исцелении детей. Кто хочет спросить?
В первом ряду встала женщина в цветастом платье. Ведущий подлетел к ней с микрофоном.
— Сеньора Гомес, где и как вы познакомились со своим мужем?
— Я пришла к нему на прием, — улыбнулась Вика. — У меня были проблемы со здоровьем. Миха… Мигель меня исцелил.
— Ну, а дальше?
— В тот же день он сказал мне, что я женщина его мечты. Признаюсь, не поверила. Слишком быстро все случилось. Но Мигель был настойчив, ухаживал за мной и, наконец, сделал предложение.
— Как это произошло?
— Мигель пригласил меня в ресторан, заказал ужин, а потом вышел к оркестру и спел песню. Знаете, какую? Беса ме мучо!
Зрители захлопали.
— Я не знала испанского и спросила Мигеля, о чем песня? Он перевел. Тогда я встала и поцеловала его на виду всего ресторана. Так все и произошло.
Аудитория вновь зааплодировала.
— Не знал, что наш гость еще и поет, — соврал ведущий. — Сеньор Родригес! Может, продемонстрируете? Оркестр у нас есть, а мелодию «Бесаме мучо» музыканты знают.
— Из меня неважный певец, — изобразил я смущение.
— Если ваше исполнение покорило такую красавицу, как сеньора Гомес, нам понравится и подавно. Так ведь? — обратился он к залу.
Ответом стали аплодисменты. Я встал и подошел к оркестру. Ведущий сунул мне в руку микрофон. Гитарист пробежался пальцами по струнам.
Bésame, bésame mucho
Como si fuera esta noche la última vez
Bésame, bésame mucho
Que tengo miedo perderte, perderte después…[37]
Почему я сам предложил продюсеру спеть «Бесаме мучо»? Во-первых, она не требует сильного вокала, можно просто произносить слова под музыку. Во-вторых, это единственная песня на испанском, слова которой я знаю. Ну, и, в-третьих, хит всех времен и народов. Серхио говорил, что мне нужно понравиться аргентинцам, вот и стараюсь. После первого куплета Вика встала и, пританцовывая, направилась ко мне. Я переложил микрофон в левую руку и протянул ей правую. Она взяла, подняла ее над головой, сделала оборот на месте, а затем положила мне руки на плечи. Я обнял ее за талию, и мы изобразили танго – ну, насколько получилось. Это, конечно, наглость – танцевать танго перед аргентинцами, но я надеялся на снисхождение зрителей. Ведь и мы будем хлопать негру, который прилетел в Москву из Африки и решил сплясать «барыню».
Bésame, bésame mucho.
Que tengo miedo perderte, perderte después?
Que tengo miedo perderte, perderte después?[38]
Я завершил пение. Вика обняла меня и чмокнула в губы. Аудитория разразилась овацией. Я вернул микрофон ведущему, и мы рука об руку с женой вернулись к своим креслам. Но сесть не успели: ведущий объявил об окончании передачи. Все встали и начали аплодировать. В студии погас свет, мы с Викой отправились к выходу. По пути пришлось пожимать руки подбежавших участников передачи и персонала. Особенно горячо тряс мне ее продюсер.
— Это шоу у нас купит вся Латинская Америка, — объявил довольно. — Такого еще никто не показывал. Грасиас[39], сеньор Родригес!
— Завтра вы проснетесь знаменитыми, Михаил Иванович, — улыбнулся сопровождавший нас Серхио. — И любимцем аргентинцев.
В справедливости его слов я убедился почти тут же. В холле телецентра к нам метнулся Алонсо – он ждал здесь окончания передачи.
— Я все видел, сеньор Родригес, — сообщил, указав на телевизор. — Счастлив, что вожу такого человека. Позвольте вас поблагодарить от имени солдат и офицеров, воевавших на Мальвинах.
— Ты был там, Алонсо? — удивился я.
— Так точно, сеньор! — щелкнул он каблуками. — Кабо[40] роты снабжения. Ездил на грузовике, возил продукты и боеприпасы. Когда британцы высадились на острова, попал в плен. Они обращались с нами, как со скотом, — лицо его посмурнело. — Заставляли разминировать поля. Когда один из наших подорвался, его пристрелили, чтобы не лечить[41]. Шлюхины дети! У меня к вам просьба, сеньор.
— В машине скажешь, — поспешил я, заметив, что в холл вытекает толпа зрителей. Сейчас окружат, засыплют просьбами – не отобьешься. Знаем. Торопливо попрощавшись с Серхио, мы с Викой поспешили к «кадиллаку» и успели заскочить в салон прежде, чем из дверей телецентра показались преследователи.
— Вы сказали, что готовы помочь ветеранам войны, — продолжил Алонсо, когда мы отъехали достаточно далеко.
— У тебя проблемы со здоровьем? — удивился я. Больным наш водитель не был – я его просканировал еще при первой встрече. Привычка.
— Нет, сеньор, проблема у моего друга. Мы вместе воевали, а затем были в плену на островах. Тененте[42] командовал нашим взводом. Очень справедливый человек – никого зря не наказывал, заботился о солдатах. Мы всегда были сыты, одеты и обуты, а ведь так было не у всех. На складах всего хватало, а солдаты ходили в рваных ботинках[43]. К сожалению, тененте не повезло. Миной ему оторвало ступню.
— Я не смогу вырастить ему новую.
— Речь не о ноге, — вздохнул он. — Тененте пьет. Из армии его, понятное дело уволили, назначив пенсию, но она небольшая. Отсутствие ступни не мешает Диего работать. Он умный и образованный человек, окончил военное училище. Таких охотно берут на государственные и частные предприятия, но никто не хочет держать пьяницу. Диего регулярно уходит в запои. Его увольняли, а в последнее время перестали принимать вовсе – знают о его слабости.
— Излечить от пристрастия к спиртному можно только в случае, если алкоголик сам того желает, — сказал я.
— Он хочет, сеньор! Сам об этом говорил. Сколько раз пытался прекратить! Ничего не получается.
— Диего сейчас в запое?
— Нет, сеньор. Но это ненадолго.
— Отвезите нас к нему. Далеко живет?
— У меня, сеньор. Диего нечем платить за квартиру. Вернее, есть, но он пропивает пенсию, потому я поселил его у себя.
Хороший ты человек, Алонсо. Не каждый согласится приютить алкоголика, да еще заботиться о нем.
— Вези! — сказал я.
— Только я с вашего разрешения позвоню, — попросил водитель. — Чтобы никуда не уходил.
А еще прибрал в комнате. Там же холостяки живут. «Кадиллак» притормозил у телефонной будки, Алонсо выскочил, сделал короткий звонок, и мы отправились по нужному адресу. Водитель проживал в районе, застроенным однотипными многоэтажными домами типа наших хрущевок. Редкость для Буэнос-Айреса, к слову. Здесь каждый квартал имеет свой архитектурный стиль. Автомобиль свернул во двор и осветил фарами играющих в футбол мальчишек – они занимались этим в свете уличного фонаря. Вот же фанаты! Увидав лимузин, мальчишки бросили играть и подбежали к нам. Алонсо вышел, что-то сказал и протянул старшему купюру. Та мгновенно исчезла в лапке подростка.
— Присмотрят за машиной, — сказал нам. — Район здесь не самый благополучный. Следуйте за мной, сеньор и сеньора.
Тененте оказался мужчиной лет тридцати с небольшим, полноватым, со слегка одутловатым лицом. Ну, так пьет… Ходит, прихрамывая – протез. Вежливо поздоровавшись, он с любопытством уставился на Вику.
— Не будем терять время, Диего, — предложил я, когда мы расселись в небольшой комнате, похоже, что единственной в квартире. — Алонсо сообщил вам, кто я и для чего прибыл?
— Да, сеньор, — ответил он на чистом английском. — А еще я видел вас по телевизору, — он указал на старенький приемник в углу комнаты. — Алонсо сказал, что его нанимателя покажут в шоу, мне было любопытно посмотреть.
— Вы согласны избавиться от алкогольной зависимости?
— Да, сеньор! — сказал он твердо.
— Но учтите – это навсегда. Никогда более вы не сможете получить удовольствие от выпивки.
— У меня его было сверх меры, — горько улыбнулся он.
Наш бы человек сказал: «Я свою цистерну уже выпил».
— Алонсо, мне нужен бокал.
Водитель метнулся на кухню и принес запрошенное. Я поставил бокал на низенький столик и открыл бутылку «Курвуазье». Где взял? В баре лимузина. Там выпивки хватает. Алонсо и Диего наблюдали за мной с удивлением. Я плеснул коньяка в бокал и протянул его тененте.
— Выпейте!
— Стоит ли? — засомневался Диего. — Сорвусь в запой.
— Вы и без меня сорветесь. Пейте!
Диего взял бокал и выцедил из него коньяк. Аккуратно поставил опустевший на столик.
— Вкусный! — заметил, улыбнувшись.
— А теперь замерли! — велел я, положив ему руку на голову.
Человек я наблюдательный, своим даром занимаюсь. Еще в Минске наблюдал за выпивающими людьми. Даже небольшая доля алкоголя пробуждает у них свечение в определенной доле мозга. Это центр удовольствия от выпивки. Именно от нее. Еда или секс, к примеру, заставляют светиться другие области. Есть! Появилось. Чуть нажав даром, я заставил свечение исчезнуть.
— Что вы чувствуете, Диего? — спросил, убрав руку.
— Ничего, — пожал он плечами. — Поначалу было хорошо, а потом исчезло.
— Еще бокал!
Вторая и третья порция выпивки свечения не вызвали. Готово.
— Будто воду пью, — подтвердил Диего. — Вкус и запах коньяка, но удовольствия никакого.
— Так будет и впредь, — сказал я. — Вы, конечно, можете выпить больше, но не получите ничего, кроме тяжелой головы поутру и других признаков отравления. Алкоголь для вас теперь яд. Поняли?
— Да, сеньор, — кивнул он. — Грасиас!
— Чем вы занимались на предприятиях? — спросил я.