Сначала, для разминки, Илья уселся на забытый кем-то сотовый телефон.
— Мне нравится, что ты не мелочишься, — заметил Александр. — Если уж на что-то садишься, то это всегда оказывается вещь ценная и полезная в хозяйстве, а не какая-нибудь ерунда типа дырявых перчаток. Помнишь, ты у меня дома сел на мышеловку? Пульсатилла поседела от ужаса, услышав твой рев.
— Шашлычок. Ему три, мне четыре, — сказал Илья официанту, отдавая мобильник. — Вот, возьми
— Хозяин, наверное, сейчас за ним вернется. А какого хрена у тебя мышеловка лежала в кресле? Ты представляешь, куда она могла мне прицепиться?!
— Я собирался ее починить, —г с невинными глазами заявил Валдаев.
Шашлык был подан через минуту в сопровождении овощей и зелени. От вина и пива детективы мужественно отказались, надрывно вздыхая.
— Насколько я понял, она не нуждалась в ремонте, — буркнул Здоровякин, срывая с раскаленного шампура первый кусок пропитанного маринадом мяса. — И потом, мышей должна ловить Пульсатилла.
— Что ты! — возмутился Саша. — Моя нежная девочка! Ее стошнит. Кстати, а как там поживает твоя нежная девочка? Которая прописана по адресу Оранжевый бульвар, 18?
Илья внезапно оглох на оба уха. Он сосредоточенно грыз мясо, не поднимая глаз на друга. Потом признался:
— Чего-то не хватает. К шашлыку.
— Ясно чего, — вздохнул Валдаев. — «Мерзавчика». Но Зуфаралимыч нас не поймет. Унюхает.
— А мы себе не простим.
— Да, ты прав. Ничего нет хуже внутренних противоречий, разрывающих тебя на части. Берем
— Один? Два?
— Один, — решился Здоровякин. — Двух будет уже мало. А один — в самый раз.
Через секунду к ним мчался официант, неся на подносе запотевший шкалик с водкой. Натюрморт на столе приобрел композиционную завершенность, а физиономии оперативников порозовели.
— Я еще не сделал комплимент твоей офигительной рубашечке, — чавкнул приставучий Валдаев. — Подлинный Карден, посмотрите-ка! С каких это пор скромные менты стали одеваться у Кардена? Эй, не слышишь меня? Ты дома-то ночевал?
— Ночевал! — с грозным пафосом ответил Здоровякин. Он сейчас гордился тем, что не оправдывает подозрения друга. Хотя ему удалось провести ночь рядом с женой отнюдь не благодаря собственной моральной устойчивости, а из-за сдержанности Настасьи.
— Ну, рассказывай, рассказывай, — в горячем нетерпении подбодрил Илью Александр. — О чем вы говорили?
Понимая, что отвязаться не удастся, Илья в скупых выражениях передал другу сюжет вчерашней встречи.
— М-да… Ты только о еде и думаешь, жирный боров! Слушай, а ты не полагаешь, что слишком быстро Настенька забывает мужа? Еще и траур не снят, а она зовет в гости мужчину?
— Не пытайся изображать из себя ханжу. Она боялась одиночества, тоски, кошмаров…
— А случайно, не наша ли прекрасная девочка и отравила Кармелина? Может, она никогда и не любила мужа? Выгода-то налицо: представь, какое состояние ей досталось в тридцать два года!
— Брось. Если бы она была убийцей, то и на пять метров не подпустила бы к себе чужого мужика. Изображала бы вдову, измученную печалью.
— Наверное, ты прав. Кармелин, случайно, не оставил завещания? Ты не спросил?
— Забыл.
— Ты, я думаю, обо всем на свете забыл, после того как она скормила тебе тонну черной икры, а потом заманила в спальню.
— Но ведь у нас ничего не было.
— Что ж ты ушами хлопал? Смелости хватило только на икру. Берегись, Здоровякин. Любовь красавицы подобна испепеляющему пламени.
— Во-первых, с чего ты решил, что Настасья ко мне неравнодушна, а во-вторых, почему это она должна меня испепелить?
— Слова не мои, а древнего ассирийца Ахикары.
Он тебе, конечно, не знаком. Если Настасья тебя полюбит, от твоего счастливого брака останутся руины, а сам ты превратишься в мумию, иссушенную страданиями и угрызениями совести. Ну, признайся, уже ведь начал терзаться?
— Да, начал.
— И от Настасьи все внутри горит, и Машку жалко, да?
— Да.
— И перед детьми до слез стыдно, да, нет?
— Да, — хмуро выдавил Илья.
— Вот видишь.
Но шашлычные палочки, несмотря на невеселый оборот беседы, исправно исчезали с блюда.
— Кстати, — вспомнил Илья, — если бы Настасья решила изобразить из себя любовницу Кармелина, в открытую маяча в день убийства около его дома, она наверняка надела бы не белый, а черный парик, чтобы кардинально изменить внешность. Девица ведь не пыталась проскользнуть незаметно, значит, хотела, чтобы ее запомнили именно в виде шикарной блондинки. А Настасья и в самом деле является шикарной блондинкой.
— Ты прав. К тому же у них с Маргаритой стопроцентное алиби, мы ведь проверяли. Да ты не волнуйся, я просто так намекнул на возможную причастность Настасьи к смерти ее мужа. Чтобы поднять твой тонус.
— Не надо мне ничего поднимать. У меня все в полном порядке. Спасибо за заботу. Ого! Посмотри в окно! На противоположной стороне улицы наш итальянец встречается с какой-то мадам.
Действительно, Валдаев увидел в окне Маурицио Бартолли. Он увлеченно что-то говорил элегантной даме лет сорокасорока пяти, поддерживая ее под руку. Оперативники забыли про обед и, вытягивая шеи, как гусята, уткнулись в стекло. Сорокалетняя дама, несмотря на возраст, восходящий к мезозойской эре, смотрелась великолепно. Строгий брючный костюм облегал точеную фигуру, воротник белоснежной блузки подчеркивал свежий цвет лица. В мочках ушей вспыхивали и гасли бриллианты. Филигранно подстриженные волосы блестели на солнце и ложились на плечи идеальным полукругом.
— Помчались! — заторопился Валдаев, выпрыгивая из-за стола и бросая на скатерть несколько купюр. — Они садятся в машину! Поедем за ними!
За руль села дама, Бартолли устроился на месте пассажира. Красавец «чероки» чинно тронулся с места, сопровождаемый скромной «девяткой», крадущейся следом чуть ли не на пуантах. Неразлучной парочкой они проехали несколько километров. Женщина вела автомобиль уверенно, спокойно, технично.
— А что нам от них надо? — вяло поинтересовался Здоровякин. Его разморило после плотного обеда, и он уже почти спал в мягком, кресле, предоставив Александру контролировать ситуацию.
— Проверяем Бартолли.
— Как ты его проверяешь?
— Сижу на «хвосте».
— Гениально. Ну Бартолли, ну едет куда-то, и что? Может, соотечественницу встретил, итальянку? От этой женщины веет европейским шиком.
— А откуда у нее джип с нашими номерами, если она итальянка? На роль блондинки-убийцы она не тянет — старовата. Хотя фигурка вполне ничего.
— Зато Бартолли у нас под подозрением, как возможный заказчик убийства.
— Ну, продолжай тогда. Ого!
Пока они спорили, притормозив на красном, случилось непредвиденное. «Чероки», стоявший первым у светофора, почти дождался желтого света, резко дал газу, развернулся практически на одном месте на сто восемьдесят градусов и поехал в обратную сторону по встречной полосе.
— Нас засекли!!! — восторженно заорал Александр
Он безуспешно попытался совершить подобный маневр, но время было упущено. Образовалась небольшая пробка. Перекресток заполнил гул возмущенных сигналов. Прекрасные в своем негодовании водители громко выражали хозяину «девятки», перекрывшей движение, различные пожелания на дальнейшую жизнь. Самым ласковым из них было «чтоб ты удавился, кретин!». Непробиваемый Валдаев, в жизни которого бывали моменты и посложнее, закончил переползание на встречную полосу с разворотом. Плотный поток автомобилей растянул элементарную, в принципе, процедуру на добрых пятнадцать минут. «Хвост» бесславно оторвался от преследуемого «чероки».
— Нет, ну ты видел! — не унимался Валдаев. — Как она нас сделала!
— Не нас, а тебя, — поправил друга Здоровякин. — Что ты уши развесил на светофоре. Болтать надо было меньше.
— Нет, ну ты прикинь! — никак не мог успокоиться Саша. — Засекла! И как ловко смылась!
Валдаев направил автомобиль в сторону Петербургской площади. Вскоре они уже сидели в кабинете и предавались горестному анализу ситуации.
— Кажется, мы с тобой неудачники и лопухи, — подвел неутешительный итог Здоровякин. — Я вчера упустил подружку Кобрина, ты сегодня — Бартолли с его таинственной мадам. Алло, да, — бросил Илья в трубку загорланившего телефона. — На, возьми, это тебя…
— Валдаев.
Здравствуй, Саша, — раздался голос Аллочки, секретарши из «Пластэка». — Я звоню тебе по поручению Юлии Тихоновны Кармелиной. Она вернулась из Москвы и, узнав, что ты ее разыскивал, просила передать, что завтра в десять утра подъедет к вашей мрачной конторе.
— Почему мрачной? — удивился Александр. — У нас очень симпатичное зданьице. Недавно отремонтированное, покрашенное в веселенький желтый цвет.
— Но ведь у вас есть подвалы и застенки? Несомненно. В общем, дай указание, чтобы Юлию Тихоновну к вам пропустили. Только, пожалуйста, не заставляй ее ждать. Во-первых, каждая минута ее рабочего времени оценивается нашей компанией в бешеную сумму денег, а во-вторых, ты же понимаешь, в каком стрессовом состоянии она пребывает в последнее время.
— Слушаюсь, гражданин начальник, — отчеканил Александр. — Спасибо, что позвонила. Страстно целую в носик. — Он положил трубку и торжественно объявил: — Завтра в десять к нам прибудет Кармелина.
— А почему не сегодня?
— Слава богу, хоть что-то сдвинулось с мертвой точки.
— Думаешь, она окажется нам полезной?
— А что? Старушка далека от маразма, учитывая, какой высокий пост она занимает в «Пластэке». Будем ждать от нее мудрости, помноженной на знания. Вдруг ей известны тайные порывы и страсти души Кармелина? Мать все-таки. Вдруг она в курсе его взаимоотношений с блондинкой-отравительницей? Вдруг…
— Какого она года? — бесцеремонно перебил Здоровякин, роясь в бумагах.
— Тридцать девятого, а что?
— Хочу проверить, не скоропалительно ли ты обзываешь ее старушкой.
— Шестьдесят ведь стукнуло. Нам с тобой не дожить. Особенно тебе, с твоими бандитствующими отпрысками.