Мужик кряхтел, тужился, издавал какие-то стоны, скорее напоминавшие младенческие. И упорно тащил эти чертовы, невесть откуда взятые, рамы.
Вокруг, как и должно в злой сказке, никого не было. Андрей шел медленно и потому не смог бы сослаться, что куда-то спешит. Впрочем, он решил помочь рыжебородому до того, как тот остановился, что-то бормоча, и жалостливо посмотрел на единственного одинокого прохожего. Андрей не разобрал его слов, но они в этой ситуации не имели смысла.
Андрей приблизился, протянул руки, предлагая взять одну из двух рам.
Рыжебородый благодарно закивал, после чего случилось кое-что алогичное. Он отделил от рам стекло, которого несколько секунд назад вообще не было, и протянул рамы Андрею. Обе.
Андрей не удивился. Наверное, не заметил стекло сразу. Не удивило его и то, как просто вынул мужик из рам стекло. Находясь в этой реальности, Андрей спокойно принимал ее правила. Он подхватил рамы, не споря, не сетуя, что рыжебородый пройдоха основную часть груза переложил на него, вместо того, чтобы разделить поровну. Что ж, Андрей молод, а этому мужику давно за пятьдесят.
Они двинулись вперед, точнее — в никуда, слипшееся густой чернотой. И скоро Андрей заметил, что мужик начинает отставать. Рыжебородый по-прежнему кряхтел, тужился и стонал, как будто его ношу отнюдь не облегчили. Он двигался вперед, словно с перепоя, и рисковал зацепить стеклом землю или вообще выронить его из рук.
Андрей решил, что стекло по какой-то причине тяжелее самих рам, и предложил рыжебородому поменяться ношей. Тот ничего не ответил. Наверное, был против, а говорить в его ситуации было тяжело. Не хватало дыхания. Андрей пожал плечами и пошел дальше.
Ему все чаще приходилось останавливаться, чтобы подождать рыжебородого. Тот плелся все медленней. Андрей вообще не устал и несколько раз предлагал поменяться, но мужик не соглашался.
В какой-то момент Андрей понял, что, если рыжебородый разобьет стекло, ему придеться идти за новым. И он попросит Андрея помочь. Вернуться назад, причем опять неся рамы: не оставлять же их на улице? Хотя Андрей никуда не спешил, это его не устраивало. В конце концов, он — не благотворительная организация по подносу всякого хлама различным бомжам.
С другой стороны точно также не хотелось бросить рамы: получалось, не только не помог, но и зря тащил.
Андрей потребовал у мужика, чтобы тот отдал ему стекло. Рыжебородый никак не отреагировал. Он уже едва передвигался, едва удерживал стекло, но по-прежнему не соглашался уступить своему помощнику.
Осознав, что рыжебородый от натуги не только его не слышит, но и вообще уже ничего не соображает, Андрей поставил рамы на землю у ближайшего дерева и повернулся, настроенный на то, чтобы остановить мужика и отобрать у него это злополучное стекло.
И снова реальность, условия которой Андрей принял, выкинула неприятный фокус. Андрей приближался к рыжебородому, перерезая ему путь, но расстояние почему-то не сокращалось. Более того, Андрей понял, что мужик вот-вот проскочит мимо, даже не заметив его. Проскочит, и Андрею придеться снова хватать рамы и нагонять их владельца.
Андрей попытался кричать, но крик не получился. Лишь какой-то хриплый, невнятный звук. Андрей попытался ухватить рыжебородого за плечо, хотя их разделяло слишком много шагов. И… остался сторонним наблюдателем — мужик проскользнул вперед, все так же сопя от натуги.
И то, что должно было случиться, случилось.
Рыжебородый выпустил из рук стекло. Раздался звон, еще более неприятный оттого, что кругом стояла ночь.
Ну, вот, пронеслось у Андрея в голове, я так и знал, тупица. Так и знал. Говорил же тебе.
Андрей шагнул к рыжебородому с твердым намерением вручить ему рамы и пойти прочь, и пусть сам справляется со своими проблемами. Шагнул и резко остановился. Что-то было не так. И это что-то сразу же бросилось в глаза.
Рыжебородый по-прежнему держал стекло в руках, и оно было целым! Целым, хотя звон от разбитого стекла, выроненного из рук на глазах Андрея, еще заполнял пространство. Андрей слышал, как звенят отдельные осколки. И, хотя здесь всякое могло случиться, Андрей протестующе дернулся, словно хотел вырваться из неосязаемых сетей, которыми его нечто опутало, словно не желал мириться с этой аномалией, и…
Увидел разбитое стекло.
Правда, никакого рыжебородого не было, сам Андрей лежал на кровати, приподняв с подушки голову, и смотрел в окно собственной спальни. Стояла ночь, и занавеска, едва не сорванная тем, что вынесло стекло, судорожно трепыхалась.
Рядом, на полу у кровати, лежал булыжник. Из-за темноты он казался громадным.
ГЛАВА 11
Он с трудом выходил из кошмара, очень медленно отделял сон от яви. Возможно, это продлилось бы еще дольше, если бы не глухой удаляющийся топот чьих-то шагов.
Андрей тупо смотрел на булыжник, лежащий возле кровати, ощущал его влажный специфический запах, переводил взгляд на окно, внезапно ставшее ближе, шире, ставшее каким-то другим, дышащим угрозой, вместо того, чтобы отделять комнату от ночи, даря покой и уют.
И вместе с тем глаза непроизвольно искали рыжебородого, его раздвинутые в стороны руки, держащие оконное стекло.
Каким реальным сейчас казалось то, что ему приснилось! Андрей еще улавливал запах немытого тела рыжебородого мужика, видел тоскливое худое лицо с бессмысленным взглядом маленьких невыразительных глаз. В ушах по-прежнему стоял стук, с которым Андрей опустил на землю свою дурацкую ношу — рамы.
На самом деле этот стук породил камень, влетевший в спальню Андрея. Разбив стекло, камень впечатался в шкаф, теснившийся между стеной и спинкой кровати. Глухой, но увесистый стук. Чуть правее — и камень угодил бы туда, где находилась голова Андрея.
За считанные секунды Андрею приснился дурацкий сон! Так отреагировал мозг, разбуженный столь варварским способом.
Но как нелегко это воспринималось сейчас! Казалось, сон и явь поменялись местами, и рыжебородый страдалец, таскавший по ночам рамы, выглядел вполне естественным. В то время как разбитое окно комнаты Андрея могло быть лишь частью кошмара. И особенно булыжник, неподвижно черневший во мраке комнаты.
Этого просто не могло быть! Камни не падают с неба и, тем более, не залетают в окна, словно листья, занесенные порывом ветра!
Андрей еще не встал с кровати, прежде чем в тишине, вливавшейся в комнату сквозь разбитое стекло вместе с прохладным апрельским воздухом, послышались чьи-то торопливые шаги. Кто-то, находившийся под окном, уносился прочь. Кто-то существовал, как и рыжебородый мужик, и своим топотом, казалось, утверждал, что он реальнее конкурента.
В другой комнате тоже послышались звуки. Со своей кровати подскочила мать. Тяжело затопала, рванувшись к комнате сына. Ее шаги окончательно проложили путь той реальности, к которой с таким трудом возвращался Андрей.
Он выскочил из-под одеяла, завертелся на одном месте, не зная, что делать. Когда мать распахнула дверь, Андрей совершил первое осмысленное действие. Схватил штаны со спинки стула. Он всегда спал без нижнего белья, даже зимой, и рефлекс, не предстать перед матерью голым, сработал быстрее других. Андрей запрыгнул в штаны. Пронеслась глупая мысль, что надо было сначала одеть трусы.
— Андрей, — вскрикнула мать. — Что это грохну…
Она увидела окно и… заголосила.
— Тише! — рявкнул Андрей.
В мозгу из вспыхнувшего пламени паники выделилась одна мысль: догнать того, кто это сделал! Во что бы то ни стало! Разбитое окно, паника матери — все потом. Надо узнать, кто за это в ответе!
Он выбежал из комнаты.
— Андре-ей! — взвыла мать.
Наверняка поняла, что он задумал, и ее это напугало.
— Не надо! Я позвоню в…
Он ее не слушал. Секунды две он потратил, вспоминая, куда поставил обувь, после чего едва не заорал сам себе: какая обувь, к чертовой матери? Так и выбежал босиком, на ходу застегивая штаны.
В подъезде было темно. Опять выкрутили лампочку? Или все-таки перегорела? Тьма заставила его умереть пыл, пока он не выбежит на улицу. Один неверный шаг — и он не только не догонит неизвестного подонка, но и травмирует лодыжку.
Ступени встретили его обнаженные ступни гладкими кусками льда. На их фоне даже асфальт перед домом показался менее холодным. Хотя компенсировал эту маленькую поблажку неровностью: бежать было больно.
Андрей рванулся вправо. Не потому, что удалявшиеся шаги подсказали это направление, скорее сработал рефлекс: в той стороне можно углубиться в частный сектор. Он обежал дом, остановился на углу, где просматривалось сразу три направления: вдоль его дома и тех, что стояли за ним в одну линию, и в оба конца перпендикулярной улицы. Завертел головой, делая по одному шагу то в одну, то в другую сторону.
Никого. Пусто, как и положено глубокой ночью. Сколько сейчас времени? Глупый вопрос. Ненужный. Какое это имеет сейчас значение? Главное — где тот, кто разбил окно? Успел куда-нибудь свернуть? Но в каком направлении?
Протоптавшись на одном месте почти минуту, Андрей понял, что опоздал. Нужно было выбирать направление наугад. Надеяться на удачу. Один к трем. Но сейчас — поздно. Эта сволочь уже оторвалась. К тому же Андрей непозволительно долго возился дома, прежде чем выбежал. Возвращаться назад?
При этой мысли Андрей, наконец-то, ощутил, как ему холодно: пока еще апрельские ночи были прохладными. Перед глазами предстало лицо матери. Он оставил ее одну. В комнате, где очень скоро будет не теплее, чем на улице. Он почувствовал себя дурно при мысли, что случилось бы, будь сейчас зима. Злость на неизвестного подонка ослабела. Стало слишком дискомфортно. Не только телу. Андрей побежал назад.
Мать встретила его в прихожей.
— Слава Богу, — воскликнула она, увидев сына. — Босиком? Андрейка!
Важнее целых стекол и выявления хулигана для нее была невредимость сына.
— Сбежал! Гад! — Андрей растерянно остановился, заключил мать в объятия.