— Я вызвала милицию, — пробормотала она.
— Да?
Какой смысл, хотел добавить он, но промолчал. Не оставлять же все, как есть?
Через пару минут на улице послышался визг шин милицейского «Рафика».
— И что менты? — спросил Руслан.
Андрей сжимал трубку так, что она скрипела. Еще немного — и, кажется, что разломается.
Весь день его трясло. Наверное, самое паршивое воскресение в его жизни. Может, и в жизни его матери. Раньше ничего такого, что шло с этим хоть в какое-то сравнение, не случалось. Так хотелось, чтобы этот день закончился, не просто поскорее, хотелось, чтобы раз — и его нет. Естественно, ему было суждено тянуться едва ли не вечность.
Андрей ходил из угла в угол. Мать лежала у себя на диване и смотрела в потолок. Хорошо хоть, стекло к утру вставили. Мать позвонила своему брату, дяде Коле, прямо среди ночи. Тот не возмущался, сразу стал собираться, у каких-то знакомых раздобыл стекло — не ждать же пока магазины откроются? Единственный плюс.
— Ничего хорошего, — пробормотал Андрей, скосив глаз на рифленую дверь своей комнаты: не хотелось лишний раз терзать мать напоминанием прошедшей ночи.
Впрочем, она наверняка думает об этом каждую минуту. И еще долго не забудет случившееся.
— То есть как? — спросил Руслан.
Андрей выдержал паузу, чтобы его голос прозвучал негромко. Какие-то моменты, когда он переключался на что-то другое, сегодня были, но стоило ему все пересказать позвонившему другу, как его опять затрясло от гнева и тревоги.
— Вот так. Они говорят, что если конкретных подозреваемых нет, толку никакого. Мол, надо было хулигана по горячим следам задержать.
Руслан хмыкнул.
— Ты ведь сказал им про свою брюнетку?
— Сказал, — вяло подтвердил Андрей. — Но ведь сначала я им сказал, что окно разбил мужчина.
— Значит, она подговорила кого-то.
— Я все это сказал. Но тот из трех, что поглавнее был, посмеялся и заявил, что все это домыслы. Мол, если та девица сама не признается, никто ничего не сделает. Она, мол, наверняка дома в две дырки мирно сопит, и мама с папой дома, подтвердят, что дочка никуда не выходила. Так что вряд ли что будет, если у меня на этом все.
— Так что? — удивился Руслан. — Они вообще ничего не сделают?
— Не знаю. Адрес Ковалевских я им дал. Но… похоже, действительно толку от этого немного.
— Во блин, — пробормотал Руслан.
После непродолжительной паузы он спросил:
— Андрюха, ты сам-то уверен, что это брюнетка постаралась?
Андрей вспомнил лицо старшего лейтенанта, что задавал вопросы. Что-то подсказывало Андрею, что скептицизм у сыщика вызвала его собственная неуверенность. Сначала Андрей сказал, что никто ему на ум не приходит, нет у него врагов. Похоже, шок из-за случившегося, подавленно-паническое состояние матери не позволили вовремя вспомнить о Ковалевской. Еще бы, такого он даже от нее не ожидал. Но ведь следовало бы.
Когда он почувствовал равнодушное бессилие сыщиков, Андрей поправился, заговорил про брюнетку, но у них наверняка создалось впечатление, что он хватается за крайний вариант. Наверняка ошибочный.
— Уверен, — пробормотал Андрей.
Руслан промолчал, как бы ожидая каких-то подтверждений.
— Кому еще? — Андрей с новой силой сжал трубку, и та протестующе заскрипела. — Посуди сам. Она ведь сказанула, что не все еще потеряно, когда я заявил, что у меня все хорошо. Не удержалась, проговорилась. Она себя выдала.
— Но никто этого не слышал, кроме тебя? — уточнил Руслан.
— Не слышал. Но это она, Руслик, она. Ей разве попросить некого? У такой смазливой сучки желающих найдется. Кому еще? Она ненормальная, свихнулась на том, чтобы испортить мне, как можно больше крови.
Руслан не отрицал это, но и не подтверждал. Похоже, не видел в этом смысла. Он решил переменить тему:
— На работу завтра пойдешь?
— Нет. Позвонил Борисовне, предупредил, что мне нужен день-два, прийти в себя. С матерью побыть. Да и к следователю надо сходить.
— Ко мне не придешь?
— Извини, Руслик, ни о чем говорить спокойно не смогу. Только тебя загружу всей этой фигней.
— А с Машей что? Не звонил еще сегодня?
Андрей тяжело-тяжело вздохнул:
— И хотелось бы встретиться, она на меня умиротворяющее действует, и беспокоить ее не хочется. Наверное, скажу, что мать неважно чувствует, и сегодня не могу встретиться.
Он подумал и тихо добавил:
— В принципе, это ведь не ложь. Так оно и сеть. Не хочется мать одну оставлять.
Яна стояла в сторонке и рассеянно следила за дурачившимися одноклассниками.
Только что они узнали, что географии сегодня не будет. Не придет учитель. То ли заболел, то ли какие-то семейные обстоятельства, точно неизвестно. И вот ребятня, довольная внезапно образовавшейся «форточкой», выплескивала радость в ожидании своей участи — классная руководительница или директриса придет и вынесет свой вердикт: гулять или идти на другой урок. Но, так или иначе, сегодня на один час учиться меньше.
Одна лишь Яна после этой новости ощутила беспокойство.
Было от чего. Она уже задавалась вопросом: не переборщил ли Гена?
Он позвонил ей вчера ближе к полудню, как они и договаривались. Встретились, и она увела его на набережную. Она жаждала знать, все ли получилось, как надо. Пока шли, молчали. По телефону Гена уже сказал, чтобы она успокоилась, что он все сделал ювелирно, и ее преподу мало не покажется.
Устроившись на скамейке у реки, он подробно рассказал, что и как делал. Даже показал, какого размера использовал «камешек». Она пришла в восторг. Ее смутил лишь один момент, чуть позже, по приходе домой, вылившийся в серьезные сомнения. Она хотела знать любую мелочь и, конечно, поинтересовалась, орали вслед Гене матом или нет. Гена ответил, что в ответ не раздалось ни звука, наверное, он слишком быстро сбежал оттуда.
Ситуация изменилась, когда Яна пришла домой около трех часов пополудни. И приподнятое настроение оказалось подпорчено.
В ее отсутствие к ним приходили из милиции. Услышав это от матери, Яна подумала сразу о двух вещах: Гену все-таки кто-то увидел или же булыжником он нанес Андрюше тяжелую травму. Не этим ли объяснялось, что вслед Гене никто не кричал, и никто его не преследовал?
Мать сказала, что приходил человек в гражданке. Узнав, что Яны нет дома, поинтересовался, где она была этой ночью. Яна могла загулять после дискотеки до утра, но заранее решила, не делать этого. Так, на всякий случай. И правильно сделала. Ей и в голову не приходило, что к ней могут явиться менты. Интуиция ее не подвела.
— И это все? — спросила она мать. — Больше он ничего не говорил?
— Нет, — мать говорила спокойно, но чувствовалось, что она недовольна.
Недовольна, но сама у дочери ничего не пыталась выяснить. Мол, давай, выкладывай без предварительных запросов.
— И ты не спросила, в чем дело? Зачем я ему?
Мать покачала головой.
— Он сказал, что хочет поговорить с тобой лично. Номер телефона оставил, — мать помедлила и все-таки спросила. — Яна, что случилось?
Дочь пожала плечами и, прежде чем уйти в свою комнату, бросила:
— Наверное, из-за той драки, что вчера на дискотеке была. Как свидетельницу. Там кому-то руку сломали.
Кажется, объяснение мать устроило, и она о дочери забыла. Но ведь тот, что приходил, все-таки снова заявится.
Яна поборола страх очень быстро. Конечно, она бы не имела ничего против разбитой головы учителя, но вообще-то, задумывая весь этот спектакль, она рассчитывала лишь нагнать на него страху, выдрать у него добрый кусок нервов, заставить Андрюшу повозиться с разбитым окном. Про физический ущерб учителю она не думала и потому оказалась неподготовленной к «перевыполнению» нормы.
Со страхом, этим непривычным для себя чувством, она справилась с помощью двух основных аргументов. Во-первых, узнай кто-нибудь Гену, пришли бы к нему, а не к ней. Какое она имеет к Гене отношение? Она с ним не встречается. Во-вторых, если Андрюше действительно проломило голову, и он чего-то наговорил следователю именно про нее, это проблемы Гены. Она была ночью дома и знать ничего не знает. Если даже допустить, что Гену опознали, и позже он, оправдываясь, что-то скажет и про нее, Яна станет все отрицать. В крайнем случае, сама перейдет в нападение. Заявит, что пожаловалась Гене на учителя, и он стал храбриться, что отомстит ему. И Яна никогда бы не подумала, что Гена приведет свои бахвальства в исполнение. Поверят ей, а не ему. У него уже были какие-то проблемы с законом, кажется, даже получил условный срок, так что пусть только попробует, приплетет ее.
Но этого, конечно же, не могло быть. В противном случае, опознай его кто-нибудь, Гена не сидел бы с ней на скамеечке в середине дня в превосходном настроении. Его бы взяли тепленьким еще рано утром. Нет, просто Андрюша, если он вообще в сознании, наговорил про нее, Гена же не попался.
И все-таки Яна, представив Гену, почувствовала негодование. Что он там натворил? Вместо того чтобы просто разбить среди ночи окно, он запустил туда громадным булыжником, которым и убить можно! Конечно, Яна вовсе не заплачет, если паршивец Андрюша сдохнет, но это дело куда серьезней, и кто его знает, не вычислят ли как-нибудь сыщики Гену и не вцепятся ли в него так, чтобы он раскололся?
Яна вспомнила, как в субботу вечером удовлетворяла прихоти Гены, чтобы он ночью сделал то, что она хотела. Вспомнила, как он ставил ее на четвереньки и остервенело двигался, словно куда-то спешил и торопился кончить с этим делом. Почему-то ей было неприятно вспоминать об этом, несмотря на то, что за вечер она без проблем четыре раза испытала оргазм. Да, она не мучилась, не испытывала боль, она тоже получила удовольствие, но это ничего не меняло. Наверное, потому, что не сама она предложила эту бартерную сделку. Она считала, что Гена должен все сделать даже без такой платы. Он должен был удовлетворить ее прихоть даже не за секс с ней, а только за поцелуй ее стопы, раз уж на это пошло. Только за это. За право позволить ему что-то для нее сделать!