– Хорошо, – вяло пробормотал Сэм.
– Ему нужна твоя помощь. Пособишь?
– Конечно, – ответил Сэм.
Бородач кивнул мне. Я шагнул вперед и спросил:
– Что с ним?
– ЛСД. Уже седьмой час. Наверное, ломка начинается. Вы уж с ним понежнее.
– Ладно, – пообещал я и присел на корточки рядом с Сэмом. Он окинул меня пустым взглядом и, поразмыслив, сказал:
– Я тебя не знаю.
– Меня зовут Джон Берри.
Сэм сидел, будто изваяние.
– А ты старый, – сообщил он мне наконец. – Совсем старый.
– В каком-то смысле.
– Да, мужик. Ой. Слышь, Марвин, – обратился Сэм к своему приятелю, – ты когда-нибудь видел этого дядьку? Он совсем старик.
– Ага, – согласился Марвин.
– Старик. Хо-хо!
– Я твой друг, Сэм, – сказал я и протянул руку – медленно, чтобы не напугать белобрысого. Он взял ее двумя пальцами, поднес к свету и внимательно осмотрел с обеих сторон, после чего потеребил мои пальцы.
– Слушай, мужик, а ведь ты врач, – рассудил Сэм.
– Да, – ответил я.
– Руки как у врача. Я чувствую.
– Да.
– Слушай, мужик, классные руки, а?
Он принялся молча изучать их, легонько пожимая, поглаживая, трогая волоски на тыльной стороне ладони, ногти, подушечки пальцев.
– Лоснятся, – заметил он. – Эх, мне бы такие руки.
– А может, у тебя такие же.
Он выпустил мои ладони и уставился на свои собственные. В конце концов Сэм сказал:
– Нет, не такие.
– Это плохо?
Он озадаченно посмотрел на меня:
– Ты зачем пришел?
– Мне нужна твоя помощь.
– Ага. Ну. Ладно.
– Кое-какие сведения.
Я понял, что дал маху, только когда Марвин рванулся вперед. Сэм пришел в волнение. Я оттолкнул Марвина и снова обратился к белобрысому:
– Все путем, Сэм. Все путем.
– Ты легавый, – объявил он.
– Нет, Сэм, я не легавый. Не легавый я.
– Врешь.
– Это с ним бывает, – пояснил Марвин. – Приступы паранойи. Боится, что его упрячут за наркоту.
– Легавый. Грязный шпик.
– Нет, Сэм. Если ты не хочешь мне помочь, я уйду.
– Легавый, плюгавый, служивый и лживый.
– Нет, Сэм. Нет, нет…
Он успокоился и обмяк, его мышцы расслабились.
Я глубоко вздохнул.
– Сэм, у тебя есть подружка по имени Бабблз?
– Да.
– Сэм, у нее есть подружка по имени Карен?
Белобрысый уставился в пространство. Прошло немало времени, прежде чем он ответил:
– Да. Карен.
– Прошлым летом Бабблз и Карен жили вместе.
– Да.
– Ты знаешь Карен?
– Да. – Он вдруг задышал часто и мелко, его грудь заходила ходуном, глаза округлились. Я легонько тронул его за плечо:
– Спокойно, Сэм, спокойно, спокойно. Что-нибудь не так?
– Карен, – промямлил он, глядя в стену. – Она была.., гадина.
– Сэм…
– Гаже не бывает, мужик. Не бывает.
– Сэм, где теперь Бабблз?
– Ушла. В гости к Анджеле. Анджеле…
– Анджеле Хардинг, – помог ему Марвин. – Летом она снимала квартиру вместе с Карен и Бабблз.
– А где она сейчас? – спросил я бородача.
Но в этот миг Сэм вскочил на ноги и завопил во всю глотку:
– Легавый! Легавый!
Он попытался ударить меня, промахнулся, неудачно пнул ногой. Я перехватил его лодыжку в воздухе, и белобрысый рухнул на свои электронные чудеса. Комната наполнилась истошным верещанием какого-то квазимузыкального инструмента.
– Я принесу торазин, – сказал Марвин.
– К черту торазин! – гаркнул я. – Лучше помоги!
Я схватил Сэма и пригнул его голову к полу. Вой белобрысого перекрыл рев аппаратуры.
– Легавый! Легавый! Легавый!
Сэм брыкался и извивался, Марвин пытался помочь мне, но тщетно. Белобрысый начал биться лбом о доски пола.
– Подставь ногу! – велел я Марвину.
Он не понял, чего я хочу.
– Быстрее! – рявкнул я.
В конце концов бородач исполнил мои указания, и теперь Сэму не грозила травма головы. Он продолжал вырываться, и я отпустил его. Сэм тотчас замер, посмотрел на свои руки и уставился на меня.
– В чем дело, мужик? – спросил он.
– Расслабься, – посоветовал я.
– Отпусти, мужик.
Я кивнул Марвину, и он выключил аппаратуру. Рев оборвался, воцарилась тишина, которая показалась мне странной и призрачной.
Сэм сел и поднял голову.
– А ведь ты меня отпустил, – изрек он. – Нет, правда отпустил. – Он вгляделся в мое лицо и погладил меня по щеке. – Мужик, ты прекрасен, – добавил Сэм и вдруг поцеловал меня.
***
Джудит лежала в постели, но не спала.
– Что случилось? – спросила она, увидев меня.
– Кажется, меня поцеловали, – ответил я и принялся стаскивать с себя одежду.
– Салли? – судя по голосу Джудит, это известие позабавило ее.
– Нет, Сэм Арчер.
– Композитор?
– Он самый.
– Чего это он?
– Долго рассказывать.
– А я вовсе не хочу спать.
Я поведал Джудит о своих похождениях, потом забрался под одеяло и поцеловал жену.
– Странно, – сказал я. – Прежде меня никогда не целовали мужчины.
Джудит пощекотала носом мою шею.
– Тебе понравилось?
– Не очень.
– И впрямь странно. А мне нравится, когда меня целует мужчина, – промурлыкала Джудит и прильнула ко мне.
– Готов спорить, что они целовали тебя всю твою сознательную жизнь, – буркнул я.
– Но среди них есть особенные.
– Это кто же?
– Да хотя бы ты.
– Это посул?
Джудит высунула язычок и лизнула меня в кончик носа.
– Нет, – ответила она. – Это выражение восторга.
СРЕДА, 12 ОКТЯБРЯ
1
Раз в месяц Всевышний проникается сочувствием к колыбели свободы и позволяет солнечным лучам немного приласкать Бостон. Сегодня выдался как раз такой день – прохладный, по-осеннему ясный, ядреный. Я проснулся в прекрасном настроении и предвкушении важных событий.
Завтрак был обильный. Я съел даже два яйца, которые смаковал с чувством легкой вины, памятуя о холестерине. После завтрака я отправился в свой кабинет, чтобы спланировать предстоящий день. Начал с составления списка людей, которых уже повидал, и с размышлений о том, кто из них более всего годится на роль подозреваемого. Но, по большому счету, на эту роль не годился никто.
В деле о незаконном аборте первый подозреваемый – сама женщина. Недаром у нас так много самоабортов. Но вскрытие показало, что Карен, скорее всего, выскабливали под наркозом. А значит, это был не самоаборт.
Ее брат знал, как делаются такие операции, но у него алиби: он был на дежурстве. Конечно, это можно проверить, и, скорее всего, я так и сделаю, но пока у меня не было никаких оснований не верить Уильяму.
Аборт мог сделать Питер Рэнделл. И даже сам Джей Ди. Но лишь теоретически. Мне просто не приходило в голову грешить на кого-то из них.
Значит, остаются Арт и кто-то из дружков Карен с Маячного холма. Или человек, которого я еще не встречал и о существовании которого пока не знаю.
Несколько минут я тупо разглядывал список, а потом позвонил в Городскую больницу. Элис на месте не оказалось, и мне пришлось говорить с другой секретаршей.
– У вас есть заключение о причинах смерти Карен Рэнделл?
– Номер карточки?
– Не знаю.
– Не вредно было бы знать, – с явным раздражением ответила секретарша.
Мне было доподлинно известно, что перед ней стоит картотечный ящик с отчетами обо всех вскрытиях, произведенных в текущем месяце. Отчеты располагались в алфавитном порядке и были снабжены номерами, так что отыскать нужный не составляло никакого труда.
После долгого молчания секретарша сказала:
– Так, вот он. Вагинальное кровотечение вследствие прободения матки и разрыва тканей в результате выскабливания при трехмесячной беременности на фоне общей анафилаксии.
– Да? – Я задумчиво нахмурился. – Вы уверены?
– Я лишь читаю то, что здесь написано.
– Спасибо.
Я положил трубку. Странно.
Джудит принесла мне чашку кофе и спросила:
– В чем дело?
– В отчете о вскрытии говорится, что Карен Рэнделл была беременна.
– А разве нет?
– Никогда бы не подумал, – ответил я.
Но я знал, что могу и заблуждаться. Даже если общее обследование ничего не дало, микроскопическое могло показать наличие беременности. Но мне почему-то казалось, что такое вряд ли возможно.
Я позвонил Мэрфи, чтобы спросить о гормональном анализе, но результаты ожидались только во второй половине дня. Тогда я раскрыл телефонную книгу и нашел адрес Анджелы Хардинг. Она жила на Каштановой улице, в очень хорошем районе.
Туда я и направился.
***
Каштановая проходит неподалеку от Чарльз-стрит, возле подножия Холма. Это очень тихий район жилых домов, экзотических ресторанчиков, лавок древностей и маленьких гастрономов. Населен он главным образом врачами, юристами и банкирами, которые хотят жить в хорошем месте, но пока не могут позволить себе перебраться в Ньютон или Уэллсли. Кроме того, тут обретаются люди предпенсионного возраста, дети которых уже выросли и создали собственные семьи. В общем, если уж селиться в Бостоне, то именно здесь, на Маячном холме.
Конечно, тут обитали и студенты, обычно по три-четыре человека в маленькой квартирке, иначе они не смогли бы платить за жилье. Пожилому люду нравилось соседствовать с молодежью, придававшей местной палитре свежих красок. Разумеется, если молодежь опрятно одета и не безобразничает.
Анджела Хардинг проживала на втором этаже в доме без лифта. Я постучал в дверь, и мне открыла щуплая темноволосая девушка в мини-юбке и свитере. На носу у нее болтались здоровенные круглые очки, а на щеке был намалеван цветок.
– Анджела Хардинг?
– Нет, – ответила девушка. – Вы опоздали. Она уже ушла, но, может быть, вернется.
– Меня зовут доктор Берри. Я патологоанатом.
– О! – Девица закусила губу и растерянно уставилась на меня.
– А вы – Бабблз?
– Да. Откуда вы знаете? Ну конечно! – щелкнув пальцами, воскликнула она. – Это вы вчера приходили к Сверхголове.