Все это, однако, было лишь частичным решением наименее вопиющего аспекта проблемы. Окажись Хамы просто очередным экспансионистским видом скороспелых и технологически ограниченных искателей приключений с дурными манерами контакта, Культура бы решила их проблему так, что сами они этого и не заметили бы, влившись в толпу закоснелых видов, ищущих изобретательных способов самовыражения на бескрайних просторах Галактики.
Проблема крылась глубже, уходила в далекое прошлое и была много сложнее. Прежде чем выбраться со своей окутанной туманом планетки – вернее, луны газового гиганта, – Хамы много тысяч лет провели в кропотливых трудах, по своему усмотрению изменяя флору и особенно фауну родных краев. На довольно раннем этапе своего развития Хамы открыли способы генетической модификации как своего вида – что, в общем-то, от них особо и не требовалось, учитывая явное превосходство Хамов в местной экосистеме, – так и других обитателей своего мира.
Жизнь существ, измененных соответственно представлениям Хамов о забавах и развлечениях, превратилась, по выражению одного из Разумов Культуры, в жуткую нескончаемую гекатомбу боли и ужаса.
Общество Хамов строилось на безжалостной эксплуатации оскопленных мальков и бесправного подкласса, состоявшего из особей женского пола, за редким и необязательным исключением отдельных высокородных самок; насильственное обращение с ними считалось нормой для всех особей мужского пола. Весьма примечательным (по крайней мере, для Культуры) было и то, что немногочисленные откорректированные особенности генетической конституции самих Хамов включали среди прочего восприятие самками полового акта – оргазменную разрядку лишили наслаждения, придав ей ярко выраженную болезненность, что, по мнению Хамов, стимулировало ответственное отношение к сексу как способу продолжения рода, а не потакало эгоистическим удовольствиям.
Охотиться на любимую дичь – искусственно откормленных древолазов, зоболапов, паравшей или кожелинников – Хам выезжал в небесной колеснице, запряженной быстрокрылами, которых искусственно поддерживали в постоянном напряжении и страхе; тщательно откорректированные нервные системы и феромонные рецепторы животных улавливали малейшее возбуждение хозяина, а исходящий от него запах внушал все возрастающий ужас и желание сбежать.
Генетически перепрограммированные дикие звери при виде Хамов впадали в безудержную панику и отчаянно бросались наутек.
Для чистки своих кожных покровов Хамы приспособили особых тварей – ксистеров, – чье усердие обеспечивалось безудержным аппетитом; зверьки до полного изнеможения поглощали отмершие клетки кожи и буквально лопались от обжорства.
Одомашненных животных, составлявших основную пищу Хамов, разводили и содержали в особых условиях, обеспечивающих постоянный стресс, поскольку любой Хам, не переводящий метилацетилен попусту, считал мясо, пропитанное стрессовыми гормонами, самым вкусным блюдом по эту сторону горизонта событий.
Примеров накопилось множество; повсюду в Хамском обществе обнаруживались проявления искусных генетических манипуляций в безудержно эгоистичных целях, – впрочем, сами Хамы приравнивали их к альтруистичным, а любая другая раса решилась бы воспроизвести подобное исключительно в приступе самоубийственного мазохизма.
Любимая пословица Хамов – парней бравых, но безжалостных – гласила: «Боль – двигатель прогресса». Генар-Хофен как-то слышал ее от Пятерика, хотя и не помнил, где именно, однако предполагал, что за этим высказыванием последовало удовлетворенно-рыгающее: «Хо-хо-хо!»
Хамы приводили Культуру в смятение; ни их чудовищная мораль, ни само отношение к жизни не поддавались никаким попыткам благотворного воздействия. Культура предложила снабдить Хамов устройствами, которые взяли бы на себя обязанности оскопленных мальков, но Хамы наотрез отказались, насмешливо объяснив, что механизмы они и сами могут построить, но какая честь в том, чтобы держать в услужении машину?
Культура пыталась убедить Хамов, что обеспечить желаемую плодовитость самок и чистоту рода можно и без генетических деформаций, практически полной изоляции и сексуального насилия; что вкусовые качества синтетического мяса полностью идентичны или даже превосходят натуральный продукт; что дичь лучше заменить неразумными существами… Все эти предложения Хамы неизменно отвергали все с тем же насмешливым, снисходительным презрением.
Однако же Генар-Хофен относился к ним с приязнью. Ему нравился их жизнерадостный характер и буйный энтузиазм. Не разделяя стандартной для Культуры уверенности, что страдание само по себе плохо, он полагал, что в развивающихся культурах неизбежны всевозможные формы эксплуатации, и склонялся к мысли, что эволюция, или, во всяком случае, фактор эволюционного давления, имеет место даже среди цивилизованных существ, в то время как Культура фактически заменила эволюцию демократически согласованным списком допустимых опций физиологического усовершенствования, возложив на машины подлинный контроль за социумом.
Генар-Хофен не питал ненависти к Культуре и не желал ей зла. Он был вполне доволен тем, что родился в Культуре, а не принадлежал к одному из великого множества гуманоидных видов, для которых жизнь сводилась к страданию, размножению и смерти; однако же в Культуре он не чувствовал себя как дома и вечно стремился покинуть родину, зная, впрочем, что всегда сможет туда вернуться. Ему очень хотелось ощутить себя Хамом, но не в симуляции, а на самом деле; стать первопроходцем в неизведанной Культурой области и заняться своего рода исследованиями.
Эти амбиции не казалась ему чрезмерными, но до сих пор он не мог удовлетворить свои желания, хотя и полагал, что сумел заручиться определенной поддержкой среди Хамов. Теперь же, после предложенного ему дельца на «Спальнике», у Генар-Хофена возникла надежда без особых затруднений исполнить свою мечту.
Впрочем, само по себе это выглядело более чем странно. Особые Обстоятельства неохотно выдавали карт-бланш кому бы то ни было. Он размышлял, не впадает ли в паранойю, не сказывается ли тот факт, что он так долго прожил с Хамами (никто из его предшественников не продержался на этом посту дольше ста дней, а Генар-Хофен исполнял обязанности посла почти два года).
В любом случае следовало сохранять бдительность. Он навел справки и хотя некоторые ответы должен был получить только на Ярусе, общие сведения его удовлетворили. Он запросил связь с кораблем «Сторонняя разработка» – этот среднесистемник класса «Пустыня» был Координатором Инцидента, – и его уведомили, что переговоры можно провести на Ярусе; Генар-Хофен отыскал в архивах модуля материалы по истории этого судна и скопировал в ИИ скафандра.
Класс «Пустыня», воплотивший идею Сверхкрупного Скоростного Самодостаточного Корабля, считался старейшим классом всесистемных звездолетов Культуры. По современным меркам корабль был невелик, длиной всего три с небольшим километра, – всесистемники вроде «Спального состава» строили корабли вдвое длиннее и в восемь раз объемистее, так что к классу «Пустыня» теперь относили среднесистемники, – но двухтысячелетний возраст корабля внушал должное почтение. Особый интерес представлял и послужной список «Сторонней разработки»: во время Идиранского конфликта под началом корабля – насколько позволяла рассредоточенная демократическая структура военного командования Культуры – фактически находились несколько объединенных флотов. Ныне, подобно многим древним Разумам, он предавался машинному эквиваленту благостной, покойной старости: перестал строить корабли, отошел от обычных дел Контакта и содержал немногочисленную команду.
Тем не менее он оставался полноправным кораблем Культуры: не ушел на Пенсию, не присоединился к Эксцентрикам, не подался в Отшельники – этот обтекаемый термин недавно обрел популярность для обозначения тех разномастных выходцев из Культуры, которые от нее почти откололись и участия в ее жизни фактически не принимали. Несмотря на то что архивная подборка информации о «Сторонней разработке» была весьма солидна (помимо фактических сведений, в ней приводилось сто три варианта полной биографии судна, на чтение которых у человека ушла бы пара лет), Генар-Хофена не покидало ощущение, что древний корабль окружен какой-то тайной.
Ему пришло в голову, что Разумы пишут объемистые биографии друг друга для того, чтобы скрыть постыдные или действительно важные подробности под горами недомолвок и полуправды.
В архивной подборке содержались также весьма странные сообщения небольших новостных агентств, статьи из малоизвестных аналитических журналов и крайне загадочные высказывания ряда чудаковатых обозревателей; в них утверждалось, что среднесистемник входит в тайную клику, участвует в заговоре древних кораблей, которые перехватывают управление Культурой при возникновении подлинной угрозы ее протоимпериалистической метагегемонии, в ситуациях, которые бесспорно доказывают, что так называемый нормальный демократический процесс достижения общественного консенсуса – несусветная статистическая чушь, а людям (и дронам, их невольным товарищам по несчастью и пешкам в игре Разумов) в Культуре отведено даже меньше власти, чем кажется… И все такое прочее. У Генар-Хофена закружилась голова, перед глазами все поплыло, и дальше читать он не стал: если масштабы заговора действительно так велики, то волноваться не имеет смысла.
Несомненно одно: старый среднесистемник не в одиночку управляет сложившейся ситуацией, а представляет лишь верхушку айсберга, группу или даже клику других заинтересованных и опытных Разумов, которые тоже не прочь выразить свое мнение об артефакте, обнаруженном близ Эспери.
Вместе с просьбой прислать для беседы абстракт «Сторонней разработки» Генар-Хофен отправил сообщения своим знакомым со связями в ОО – кораблям, дронам и людям, – уточняя, соответствуют ли истине сообщенные ему сведения. Корреспонденты, находившиеся ближе всего, ответили еще до отлета Генар-Хофена с обиталища Божья Дыра; полученные сообщения в целом подтверждали истинность сведений, но в частностях разнились, в зависимости от того, с кем и какой информацией сочла необходимым поделиться совокупность Разумов, представляемая «Сторонней разработкой». Полученные Генар-Хофеном сведения выглядели достоверными, а сделка – выгодной. К тому времени, как он доберется на Ярус и получит все ответы, об этой сделке станет известно стольким людям и Разумам, не связанным напрямую с ОО, что ОО придется исполнить ее условия просто ради того, чтобы не подмочить свою репутацию.