Вот уже много тысяч лет на Ярусе изнер-мистретльские скачки традиционно проводились в гигантской мандале диаметром около двух километров, составленной из многочисленных ступенчатых уровней, вращающихся с различными скоростями. Общий вид исполинского сооружения чем-то напоминал само многоуровневое ступенчатое обиталище, получившее название Ярус.
Все девять уровней Яруса вращались с одинаковой скоростью, но из-за этого сила тяжести на внешних уровнях была выше, чем у центра. В свой черед, уровни делились на отсеки длиной несколько сотен километров, заполненные атмосферами разных типов при разных температурах, а система зеркал и Отражателей поразительной сложности и красоты, ступенчатым конусом расположенных вдоль оси Яруса, направляла на каждый уровень тщательно отмеренные и при необходимости ослабленные или сдвинутые по длине волны количества солнечного света, имитируя условия жизни на сотнях различных миров, населенных сотнями разнообразных разумных видов.
Именно это разнообразие вкупе с мирным сосуществованием многочисленных цивилизаций, заложенные в основу существования Яруса, вот уже семь тысяч лет составляли смысл его существования и способствовали неувядающей славе. Кто построил обиталище, оставалось неясным; однако считалось, что его создатели Сублимировались вскоре после завершения работы, возложив все обязанности по управлению Ярусом на синтикатов – особую разновидность или, если угодно, модель биомеханических существ. По отдельности синтикаты большого интереса не представляли, зато обладали высоким коллективным интеллектом; внешне они напоминали сферы диаметром от пятидесяти сантиметров до двух метров, покрытые длинными сочлененными шипами, и весьма недоверчиво относились ко всем существам небиологической природы. За автономниками и прочими ИИ, прибывавшими на Ярус, велось неусыпное наблюдение, а их переговоры и даже мысли тщательно отслеживались. Хотя сами Разумы подобному обращению не подвергались, но неотвязная, пристальная слежка за их аватарами создавала откровенные неудобства, так что на самом Ярусе они появлялись редко, а при необходимости отсиживались во внешних доках, где их охотно принимали. Ярус считался своего рода декларацией, символом, наследием прошлого, а потому к его странностям привыкли относиться снисходительно.
Ска́чки изнер-мистретлей проходили уровнем выше хомомданской миссии и тремя уровнями ниже апартаментов Леффида.
– Леффид, – проговорил вице-консул – грузный алокожий индивид мужского пола со смутно человекоподобной фигурой и треугольной головой, в каждом углу которой поблескивал глаз; просторное складчатое одеяние переливалось яркими оттенками синего.
Треугольная голова чуть повернулась, два глаза уставились на Леффида, а третий продолжал следить за скачками.
– Мы с вами у хомомдан на приеме виделись? Я запамятовал.
– Было дело, – подтвердил Леффид. – Я вам помахал, но вас ашпарцийский гость отвлек.
– Ох да, я боялся, что он взлетит, – с присвистом хохотнул Леллий. – Его новый скафандр заглючил, а автоматика без ИИ плохо справляется с метеоризмом, которым, как выяснилось, страдает наш воздухоплавающий гость с газового гиганта.
Леффид припомнил, что на приеме в хомомданском посольстве Леллий действительно пытался удержать на месте нечто вроде дирижабля, и заметил:
– А представляете, каково владельцу скафандра?
– Да уж! – рассмеялся Леллий. – Угоститься ничем не желаете?
– Нет, благодарю вас.
– Как вам будет угодно… – Он покачал головой. – Зато мне хорошо: я завидовать вам не стану. Сам я на время Фестиваля отказался от эмоционально настраиваемых яств. Думал, примитивная жизнь окажется интересней, но пока от перемен сплошные разочарования. – Неодобрительно ворча, он махнул куда-то в сторону скачек.
Изнер-мистретльский симбионт, не совладав с прыжком, ударился об ограждение, упал на нижний уровень и помчался дальше, хотя шансы на победу у него были мизерные. Леллий сокрушенно покачал головой, положил на широкую алую ладонь навощенную дощечку и плоским кончиком стилуса затер какие-то цифры.
– Выиграли? – спросил Леффид.
Дипломат снова покачал головой.
Леффид с преувеличенным интересом вгляделся в участников скачек.
– Да, все это не очень весело. Я надеялся на что-нибудь… – Он замялся и смущенно закончил: – Ну, на что-нибудь повеселее.
– Похоже, распорядители скачек Фестиваль воспринимают с той же обреченностью, что и я, – вздохнул Леллий. – Когда он начался? Всего день-два назад?
Леффид кивнул.
– А я уже утомлен до невозможности! – Леллий почесал стилусом за одним из трех ушей. – Хотел на время Фестиваля в отпуск уйти, но положение обязывает… Вот и приходится целый месяц исследовать новые горизонты искусства и натужно веселиться. – Леллий мрачно покачал головой. – Хорошего мало…
Леффид подпер подбородок ладонью:
– Вам Тенденция Пофиг не особо нравится?
– Видите ли… – Леллий хмуро оглядел развесистую крону сетедрева. – Я думал, что именно здесь научусь развлекаться. Потому к Тенденции и присоединился, в надежде, что моему флегматичному, размеренному нраву пойдет на пользу ваш врожденный гедонизм. – Он уныло вздохнул. – Однако же надежды я до сих пор не утратил.
Леффид, рассмеявшись, огляделся:
– Вы здесь один?
Леллий погрузился в размышления, а потом хрипло изрек:
– Мой трудолюбивый третий секретарь-референт, судя по всему, отправился в уборную. Сын-негодник, вероятно, изобретает новые способы меня опозорить. Супруга на другом конце Галактики – и все равно слишком близко, – а нынешняя возлюбленная дома, ей нездоровится. Точнее, она сказалась больной, чтобы не тратить время, как она изволит выражаться, на «дурацких птичек и обезьянок». – Он неторопливо покивал. – Да, можно утверждать, что я один. А почему вы спрашиваете?
Леффид чуть придвинулся к нему, опершись на крохотный столик в кабинке.
– Вчера ночью я видел нечто странное… – начал он.
– Четверорукую красотку? – Леллий сверкнул как минимум одним глазом. – Интересно, а другие анатомические особенности у нее тоже удвоены?
– Ваши похотливые предположения весьма лестны, – сказал Леффид. – Вы ее саму попросите как следует, и она наверняка предоставит вам копию записи, на которой видно, что все нужные части тел у нас с ней представлены в единственном экземпляре.
Леллий хмыкнул и присосался к фляжке через соломинку.
– Эх, не угадал. А что же тогда?
– Мы одни? – негромко спросил Леффид.
Леллий недоуменно посмотрел на него:
– Да. Я отключил нейрокружево. По-моему, за нами не подсматривают и нас не подслушивают. Так что же вы видели?
– Сейчас покажу.
Леффид вытянул салфетку из щели в столике, а из кармана рубашки достал наладонник, которым пользовался вместо нейросети, и долго вглядывался в надписи на панели инструмента, словно пытаясь что-то вспомнить. Наконец, пожав плечами, он произнес:
– Терминал, стань ручкой, пожалуйста.
На салфетке он нарисовал семь вытянутых ромбов, каждый – из восьми точек или маленьких кружков, а затем показал рисунок Леллию. Дипломат всмотрелся в рисунок и недоуменно перевел взгляд на Леффида.
– Очень мило, – просипел он. – Что это?
Леффид улыбнулся и ткнул ручкой в крайний правый символ:
– На то, что это эленчийский сигнал, указывает использование восьмеричной системы счисления и характерное расположение символов. Первый символ – сигнал бедствия, а остальные, надо полагать, координаты.
– Правда? – без особого интереса спросил Леллий. – И что это за координаты?
– Место находится примерно в семидесяти трех годах отсюда, в Верхнем Листовихре.
– Неужели всего шесть цифр сообщают такие точные координаты? – удивился Леллий.
– По основанию два-пять-шесть – легко, – пожал крыльями Леффид. – Но самое любопытное, где именно я увидел этот сигнал.
– И где же? – Леллий, покосившись на скачки, еще раз отхлебнул из фляжки и снова посмотрел на собеседника.
– На корпусе легкого крейсера Хамов, – тихо произнес Леффид. – Сигнал выжжен неглубоко, едва заметно, поперек режущих лопастей…
– Каких лопастей? – уточнил Леллий.
– Декоративных, – отмахнулся Леффид. – Крейсер шел к Ярусу и пролетел очень близко к нашей яхте, поэтому я сигнал и заметил. Подозреваю, что сообщение выжжено без ведома самого корабля.
Леллий внимательно поглядел на салфетку и выпрямился:
– С вашего позволения, я включу нейросеть?
– Да, конечно, – ответил Леффид. – Как я уже выяснил, крейсер «Яростная решимость» пришвартован на втором уровне восемьсот седьмого дока, и его прибытие было не запланировано. Если у него технические неполадки, то вряд ли они как-то связаны с этим выжженным на корпусе сигналом. Закодированные в сообщении координаты находятся примерно на полпути между звездами Кромфалет Один-Два и Эспери, чуть ближе к Эспери. Там ничего нет. По крайней мере, все так считают.
Леффид ткнул в наладонник, после долгих мучений включил фонарик, сузил луч и увеличил яркость так, чтобы лежащая перед ним салфетка воспламенилась. Когда она догорела, он хотел было смести остатки в мусорную щель, но Леллий рассеянно и неторопливо сгреб пепел в алую ладонь и развеял по ветру; серое облачко унеслось к ложам и сиденьям нижних ярусов.
– У него небольшое повреждение двигателей, – сказал Леллий. – У Хамского крейсера. – Он помолчал еще немного. – И у эленчей, похоже, проблемы, – продолжил он, медленно кивая. – Отсюда сто дней тому назад к Вихрю отправились восемь кораблей флотилии клана.
– Да-да, припоминаю, – сказал Леффид.
– Ходят слухи… – Леллий выдержал паузу. – Нет, даже не слухи, а так… Возникли смутные подозрения, что с кораблями эленчей… не все в порядке.
– Что ж… – Леффид оперся ладонями о столешницу, привстал. – Может, все это пустое, но мне подумалось, что известить вас не помешает.
– Благодарю, – просипел Леллий. – Не знаю, зачем Тенденции эта информация. Последний корабль, зашедший в нашу гавань, заявил, что уходит в творческий отпуск, гад этакий. Однако полагаю, что на Материке вашу информацию оценят.