Аморфия отклонился назад и, подскочив почти на полметра в воздух, швырнул голыш вверх; камень взметнулся к невидимой крыше, спружинил от нее и упал в волны метрах в двадцати от берега. Аватар радостно хлопнул в ладоши и снова согнулся, разглядывая гальку.
– Пытаешься держать себя в строгих рамках, без излишнего любопытства или явного равнодушия, не выказывать ни чрезмерной привязанности, ни небрежения, – продолжал он. – И все же следует быть готовым к упрекам либо в недостаточных, либо в избыточных проявлениях внимания. Мерилом успеха служит равное количество претензий и одной и другой категории, соразмерное числу жалоб, предъявляемых твоим собратьям. Увы, совершенство недостижимо. Вдобавок приходится смириться с тем, что среди этого множества жизней изредка встречаются те, что не обретают логического завершения. Впрочем, они не имеют особого значения, потому что, как правило, все складывается удачно – в частности, судьбы тех, кто стал для тебя предметом наибольшего интереса и в некотором роде удостоился твоей личной привязанности. – Аватар присел на корточки и взглянул на Генар-Хофена. – Бывает и так, что эти жизни требуют твоего вмешательства, причем иногда знаешь или, по крайней мере, догадываешься, к чему оно приведет, а иногда его последствия непредсказуемы и невообразимы: случайное замечание может вызвать радикальные перемены, а пустячное решение – оказаться судьбоносным. – Он пожал плечами и снова опустил взгляд на гальку. – Одна из таких историй – ваши с Даджейль отношения. Отчасти. Мой голос был решающим при твоем назначении на Телатурьер. – Аватар встал, подняв два камня: один побольше, другой поменьше. – Мнения в отборочной комиссии разделились поровну, и окончательное решение было за мною. Я познакомился с тобой поближе и сделал соответствующие выводы. – Он снова пожал плечами. – К сожалению, неверные. – Он швырнул голыш побольше по высокой дуге, оглянулся на Генар-Хофена и взвесил на ладони камешек поменьше. – Последние сорок лет я пытаюсь исправить ошибку.
Он запустил второй камешек, который, стремительно пролетев над волнами, столкнулся с первым в двух метрах над водой. Брызнули осколки, взметнулось и тут же рассеялось облачко пыли. Аватар едва заметно усмехнулся:
– Дав согласие прикрыться личиной Эксцентрика, я внезапно обрел свободу, доступную лишь немногим кораблям, – свободу воплощать в жизнь любые свои прихоти, капризы, желания и мечты. – Он изогнул бровь. – Ну, теоретически мы все на это способны, однако Разумы обладают и высокоразвитым чувством долга, и совестью. Я притворялся весьма эксцентричным, хотя особой эксцентричности себе не позволял, понимая, что в действительности на меня возложена огромная военная ответственность; вдобавок я хорошо сознавал, что эта показная, а на деле незначительная эксцентричность упрочает мою репутацию непостижимого Эксцентрика. Глядя на меня, мои собратья полагали, что время от времени тоже способны на такое поведение, а моя постоянная, вызывающая эксцентричность лишь доказывает мою глубинную странность. Никто и не подозревал, что все свои выходки я совершал с чистой совестью, ради высокой цели, извиняющей и чрезмерное фиглярство, и все возрастающую одержимость. – Аватар скрестил руки на груди. – Несомненно, я не ожидал, что мои невинные забавы станут предметом постоянных обсуждений на протяжении сорока лет, а когда сообразил, что этого не избежать, то сделал их неотъемлемой частью своей эксцентричности. Вскоре после своего притворного ухода в себя я пригласил на борт Даджейль – единственного человека, в чьей жизни оставалась неразрешенная проблема, к возникновению которой я был причастен. Остальные заботили меня в меньшей мере – я не был за них в ответе, их жизни складывались должным образом, а их дальнейшие судьбы не представляли для меня интереса и со временем забывались. А ответственность за судьбу Даджейль легла на меня. – Аватар пожал плечами. – Я надеялся, что Даджейль прислушается к моим советам, примирится с произошедшим и жизнь ее пойдет своим чередом. Рождение ребенка стало бы признаком ее выздоровления, положило бы конец ее страданиям. – Он отвернулся, мельком глянул на море и поморщился. – Я думал, это будет несложно. – Он перевел взгляд на Генар-Хофена. – Я привык к своей власти, к безграничному влиянию на людей, на своих собратьев, на события. Роды вызвать легче легкого – можно было дождаться, когда Даджейль уснет, и с помощью эффектора возбудить химические процессы в ее организме, чтобы, проснувшись, она разрешилась от бремени; вдобавок я целиком полагался на свою способность уговаривать, урезонивать и взывать к высоким чувствам и решился бы даже на эмоциональный шантаж, считая, что покорить волю Даджейль ничуть не труднее, чем заставить ее организм повиноваться моим технологиям. – Он удрученно помотал головой. – Увы, она оказалась непоколебима. Я надеялся поразить или даже пристыдить ее проявлениями моей всеобъемлющей заботы, и потому в точности воссоздал привычное ей окружение… – Аватар обвел взором скалы, солончаки, башню, галечный пляж и морскую гладь. – Ради нее всю свою внешнюю оболочку я превратил в орбиталище, давшее приют ее любимым существам. – Он дернул головой вбок и усмехнулся. – Безусловно, демонстративное сочувствие страданиям Даджейль стало прекрасным прикрытием для других моих целей, однако же с самого начала я стремился исключительно к тому, чтобы создать для нее удобное, безопасное место, где она могла бы счастливо и спокойно жить и воспитывать ребенка, окруженная моей заботой и всяческим вниманием. – Аватар грустно улыбнулся. – Но я снова ошибся, – признал он. – Обе мои ошибки глубоко ранили Даджейль. Ты – мой последний шанс все исправить.
– И что я должен сделать?
– Да просто поговори с ней! – вскричал аватар, простирая руки.
Это движение внезапно напомнило Генар-Хофену об Ульвер.
– А если я откажусь? – спросил он.
– Тогда тебе придется разделить мою судьбу, – небрежно ответил представитель корабля. – Как бы то ни было, тут ты просидишь до тех пор, пока не согласишься встретиться с Даджейль. И даже если она покинет корабль, то ради вашего свидания я буду готов ее вернуть.
– И какая судьба тебя ждет?
– Смерть, наверное, – беззаботно пожал плечами аватар.
– А по какому праву ты мне угрожаешь? – насмешливо осведомился Генар-Хофен, надеясь не выдать голосом своего беспокойства.
– Угрожаю, и все тут, – ответил аватар, на миг склонившись к нему. – Разумеется, я не настолько эксцентричен, но, сам понимаешь, лишь тот, кто в известной мере предрасположен к эксцентричности, сумел бы сорок лет по доброй воле притворяться Эксцентриком. – Он снова выпрямился. – Близ Эспери зафиксирована беспрецедентная Эксцессия, которая способна открыть нам путь в безграничное множество вселенных, одарить властью на порядки большей, чем доступна любому из Вовлеченных. Методы ОО тебе известны; ты и сам понимаешь, что Разумы при необходимости будут действовать жестко, а в деле такой важности любой корабль, не задумываясь, принесет в жертву сознание другого. Я располагаю сведениями, что несколько Разумов уже пали жертвами заговора; то, что под удар поставлены интеллекты такого масштаба, ясно показывает, как мало значит в данном случае жизнь одного-единственного человека.
– Ты как раз ради одной-единственной жизни все это и затеваешь, – сжав кулаки, процедил Генар-Хофен. – Или ради двух, если считать эмбриона.
– Нет, – ответил аватар. – Я делаю это ради себя, чтобы избавиться от навязчивой идеи. Поступить иначе я не могу – гордость не позволяет. Даджейль, несмотря на беспрестанное самобичевание и самоуничижение, одержала над нами победу. Сорок пять лет назад она подчинила тебя своей воле и вот уже сорок лет держит в узде меня. Победа ее неоспорима. Даджейль сорок лет потратила впустую, упиваясь своим горем, но по своим меркам данной себе клятвы не нарушила. А ты, Генар-Хофен, сорок лет провел без забот, потакая своим прихотям, так что, возможно, по своим меркам ты победил. Вдобавок ты некогда своего добился – овладел Даджейль. Помнишь? Ведь именно это было твоей навязчивой идеей. Твоей прихотью. А теперь мы втроем платим за наши совместные ошибки. В том, что произошло, есть и твоя вина, поэтому я и прошу твоей помощи в устранении сложившейся ситуации.
– И для этого я просто должен поговорить с Даджейль? – скептически уточнил Генар-Хофен.
– Да, – кивнул аватар. – Постараться ее понять, взглянуть на мир ее глазами; прости ее, позволь себе принять ее прощение. Будь честен с ней и с собой. Я не прошу тебя остаться с ней или создать семью; я просто хочу выявить и, если возможно, устранить причину, не позволяющую Даджейль разрешиться от бремени. Даджейль должна вернуться к жизни, ребенку давно пора родиться на свет. И твоя жизнь пойдет своим чередом.
Генар-Хофен посмотрел на море, потом с некоторым удивлением обнаружил, что держит в правой руке гальку; размахнулся изо всех сил и зашвырнул подальше, но камень не пролетел и половины расстояния до незримой стены.
– А ты сам чем займешься? – спросил Генар-Хофен. – В чем состоит твоя миссия?
– Доберусь до Эксцессии, – ответил Аморфия. – Если прикажут, попробую ее уничтожить, но, скорее всего, постараюсь войти с ней в контакт.
– А как же Хамы?
– С Хамами проблема… – Аватар снова присел на корточки, разглядывая гальку, и пожал плечами. – Наверное, придется с ними разобраться. – Он взял камешек, взвесил его на ладони, отложил и выбрал другой.
– Разобраться? – переспросил Генар-Хофен. – Они же к Эксцессии боевой флот отправили.
– Да, – сказал аватар, вставая. – Ну попробовать-то можно…
Генар-Хофен разглядывал Аморфию, стараясь понять, шутит тот или лукавит. Судить об этом было невозможно.
– И когда же заварушка начнется? – спросил Генар-Хофен, безуспешно пытаясь заставить плоский камень прыгать по волнам.
– Похоже, заварушка уже начинается в тридцати световых годах от Эксцессии. – Аватар, потянувшись, отвел руку за спину. – К вечеру успеем. – Он резко бросил камень, который, просвистев в воздухе, раз шесть подскочил по верхушкам волн, а потом ушел под воду.