Кадудаль нахмурился, и лицо его приняло строгое выражение.
«Сударыня, — сказал он, — это предложение серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Сейчас я скажу вам одну странную вещь: с юности призванный к духовному сану, я от всего сердца принес обеты, как положено тому, кто становится священником, и никогда не нарушал ни одного из них. У меня нет сомнений, что я обрел бы в вашем лице прелестного адъютанта, уже доказавшего свою храбрость. Я полагаю, что женщины столь же отважны, как и мужчины. Начиная от Эпихариды, откусившей себе язык, чтобы не выдать сообщников во время пыток, которым ее подвергали по приказу Нерона, и вплоть до Шарлотты Корде, избавившей землю от чудовища, перед которым трепетали мужчины, из века в век мы видим все новые доказательства вашего мужества. Но в наших благочестивых краях, особенно в нашей древней Бретани, бытуют предрассудки, перед лицом которых потускнела воинская слава Шаретта; предрассудки, которые нередко вынуждают командиров пресекать определенные проявления самоотверженности. Правда, в лагерях нескольких моих собратьев находились сестры и дочери убитых роялистов, но им мы были обязаны оказать поддержку и защиту, за которыми они обращались к нам».
«А кто вам сказал, сударь, — воскликнула Диана, — что я не дочь или сестра убитого роялиста, а может быть, и та и другая одновременно и не имею права, о котором вы только что сказали, быть принятой к вам на службу?!»
«В таком случае, — с улыбкой спросил д’Аржантан, — как получилось, что у вас есть паспорт, подписанный Баррасом, и вы значитесь там как начальница почты в Витре?»
«Не будете ли вы так добры показать мне ваш паспорт?» — спросила в ответ Диана у лже-д’Аржантана.
«О, признаться, хороший ответ!» — промолвил Кадудаль, у которого хладнокровие и настойчивость Дианы вызвали сильный интерес.
«И не объясните ли вы мне, каким образом, будучи другом генерала Кадудаля и едва ли не его правой рукой, вы получили право разъезжать по территории Республики в качестве сборщика налогов в Динане?»
«И в самом деле, — сказал Кадудаль, — давай, объясни мадемуазель, каким образом ты стал сборщиком налогов в Динане, а она объяснит тебе, каким образом ей удалось стать начальницей почты в Витре».
«О, это тайна, которую я не осмелюсь открыть в присутствии нашего стыдливого друга Кадудаля, — ответил Костер де Сен-Виктор. — Тем не менее, если вы настаиваете, я скажу вам, рискуя вогнать его в краску, что в Париже, на Колонной улице, рядом с театром Фейдо, проживает некая девица Орелия де Сент-Амур, которой ни в чем не может отказать гражданин Баррас и которая ни в чем не может отказать мне».
«Кроме того, — добавил Кадудаль, — под именем д’Аржантан, которое значится на паспорте моего друга, таится другое имя, которое само по себе служит пропуском во все отряды шуанов, вандейцев и роялистов, носящих белую кокарду как во Франции, так и за границей. Так что, мадемуазель, ваш попутчик, который не должен более ничего скрывать, ибо ему теперь нечего бояться, это не сборщик налогов в Динане, назначенный республиканским правительством, а связной между генералом Круглоголовым и Соратниками Иегу…»
Диана при упоминании о Соратниках Иегу едва заметно вздрогнула.
«И должен сказать, — снова заговорил лже-д’Аржантан, — что мне пришлось присутствовать при страшной казни: виконт де Фарга, предавший сообщество, был заколот кинжалом у меня на глазах».
Диана почувствовала, как кровь отхлынула от ее щек. Если бы она назвалась, если бы она произнесла свое имя, то цель ее поездки оказалась бы проваленной. Сестре виконта де Фарга, казненного Соратниками Иегу, никто и никогда не открыл бы ни имен его палачей, ни их убежища.
Так что она хранила молчание и, казалось, ожидала окончания фразы, прерванной д’Аржантаном.
Кадудаль понял ее молчание и продолжил:
«Его зовут не д’Аржантан, а Костер де Сен-Виктор, и если б даже он доказал преданность нашему святому делу лишь раной, только что полученной им в сражении за наше святое дело…»
«Если достаточно лишь одной раны, чтобы доказать свою преданность, то нет ничего проще», — спокойно произнесла Диана.
«Как это?» — спросил Кадудаль.
«Глядите!»
Выхватив из-за пояса острый кинжал, которым был убит ее брат, Диана с такой силой, ударила им по своей руке, в то же место, куда ранили Костера, что лезвие, войдя в руку с одной стороны, вышло наружу с другой.
Затем, простерев к Кадудалю руку, пронзенную кинжалом, она сказала:
«Вы хотите знать, благородного ли я происхождения? Смотрите! Моя кровь, надеюсь, не менее голубая, чем кровь господина Костера де Сен-Виктора. Вы хотите знать, почему я имею право на ваше доверие? Этот кинжал докажет вам, что я связана с Соратниками Иегу. Вы хотите знать, как меня зовут? Я крестная дочь той римлянки, которая, дабы доказать мужу свою стойкость, пронзила себе ножом руку. Меня зовут Порция!»
Костер де Сен-Виктор вздрогнул и, в то время как Кадудаль с восхищением смотрел на девушку, воплощавшую собой возмездие, произнес:
«Я удостоверяю, что клинок, которым эта девушка нанесла себе рану, это действительно кинжал Соратников Иегу, и в доказательство могу показать такой же, врученный мне главой сообщества в тот день, когда меня посвятили в его члены».
И он вынул из-за пазухи клинок, как две капли воды похожий на тот, каким мадемуазель де Фарга нанесла себе рану.
Кадудаль протянул руку Диане.
«С этой минуты, мадемуазель, — сказал он ей, — если у вас нет больше отца, я буду вашим отцом; если у вас нет больше брата, будьте моей сестрой. И раз уж мы живем во времена, когда каждый вынужден скрываться под другим именем, вы, будучи достойны той римлянки, станете зваться Порцией. С этой минуты, мадемуазель, вы приняты в наши ряды, и поскольку вы сразу же доказали, что достойны занять место среди командиров, то, как только хирург перевяжет вам рану, вы будете присутствовать на совете, который я вскоре соберу».
«Благодарю, генерал, — ответила Диана. — Что же касается хирурга, то он нужен мне не более, чем господину Костеру де Сен-Виктору; моя рана не страшнее, чем у него».
И, вытащив из раны кинжал, который оставался там все это время, она распорола им рукав по всей длине, обнажив таким образом свою прекрасную руку.
Затем, обращаясь к Костеру де Сен-Виктору, она сказала: «Товарищ, будьте добры, одолжите мне ваш шейный платок».
Диана де Фарга два года оставалась в рядах Бретонской армии, находясь подле Кадудаля, при том что никто не знал ее настоящего имени и она была известна всем лишь как Порция.
На протяжении двух лет она участвовала во всех боях, делила все опасности и все тяготы с командиром, которому казалась искренне преданной.
На протяжении двух лет она душила в себе ненависть к Соратникам Иегу, восхваляла их подвиги, превозносила имена Моргана, д’Ассаса, Адлера и Монбара.
На протяжении двух лет красавец Костер де Сен-Виктор, ни разу не встречавший женщины, способной устоять перед ним, безуспешно донимал ее своей любовью.
Наконец, спустя два года, ее терпеливая настойчивость достигла своей цели.
Внезапно во Франции случился переворот 18 брюмера.
Новый диктатор тотчас же обратил свои взоры к Вандее и Бретани. Кадудаль понял, что скоро начнется серьезная война и, чтобы поддерживать ее, ему понадобятся деньги.
Этими деньгами его могли обеспечить лишь Соратники Иегу.
Незадолго перед тем Костер де Сен-Виктор был ранен в бедро пулей, так что на сей раз он и помыслить не мог о том, чтобы сыграть роль сборщика налогов.
Кадудаль подумал о Диане, которую он по-прежнему знал лишь под именем Порции.
Она столько раз доказывала ему свою преданность и храбрость, что, на его взгляд, в отсутствие Костера де Сен-Виктора только она одна была способна исполнить это ответственное поручение.
В своей женской одежде она могла беспрепятственно проехать через всю Францию.
Путешествуя в карете, она могла перевезти значительную сумму.
Кадудаль посоветовался с Костером де Сен-Виктором, и тот полностью согласился с его мнением.
Диану позвали к постели раненого, и там Кадудаль объяснил ей, что от нее требовалось.
А именно, располагая письмами от Кадудаля и Костера де Сен-Виктора, она должна была установить связь с Соратниками Иегу и привезти Кадудалю деньги, которые были как никогда нужны ему теперь, когда военные действия угрожали возобновиться с еще большим ожесточением.
Сердце Дианы забилось от радости, но никакой мимикой лица она не выдала того, что происходило в ее сердце.
«Хотя задача трудна, — сказала она, — я согласна выполнить ее; но, помимо писем от генерала и господина Костера де Сен-Виктора, мне понадобятся все топографические сведения и все пароли, с помощью которых можно добраться до предводителей сообщества».
Костер де Сен-Виктор все это ей предоставил. И она уехала, с улыбкой на устах и жаждой мести в сердце.
XVIIПЕЩЕРА СЕЗЕРЬИ
Приехав в Париж, Диана испросила аудиенции у первого консула Бонапарта.
Это произошло через два или три дня после возвращения Ролана от Кадудаля. Как известно, Ролан почти не обращал внимания на женщин. Он видел Порцию, но прошел мимо нее, не поинтересовавшись, кто она. Возможно, впрочем, он и не понял, что перед ним женщина, и принял ее за шуана. Что же касается Барраса, то у него не было более никакой власти, и потому о нем Диана даже не подумала.
В своем прошении об аудиенции Диана написала, что она знает средство захватить Соратников Иегу и на определенных условиях, которые ей нужно обговорить с первым консулом лично, предоставит это средство в его распоряжение.
Бонапарт терпеть не мог женщин, вмешивающихся в политику.
Опасаясь иметь дело с какой-нибудь авантюристкой, он переслал ее письмо Фуше и поручил ему лично разобраться с тем, кто такая эта мадемуазель Диана де Фарга.
— Вы когда-нибудь видели Фуше, мадемуазель? — прервав свой рассказ, поинтересовался Эктор.