Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая — страница 58 из 136

— Успокойтесь, — сказал ему верховный судья, — вы не умрете; по крайней мере, сегодня. Я попытаюсь настроить первого консула в вашу пользу, но вы должны молчать, никому ни слова из того, что вы мне сейчас сказали, иначе я ничего не смогу сделать для вас. Возьмите эти деньги и попросите купить все, что вам будет необходимо для восстановления сил. Завтра, скорее всего, я снова навещу вас.

— О, сударь! — воскликнул Керель, бросаясь к ногам Реаля. — Вы уверены, что я не умру?

— Я не могу вам этого обещать, но держите язык за зубами и надейтесь.

Между тем приказ первого консула «Никаких отсрочек!» был настолько категоричным, что Реаль решился сказать коменданту тюрьмы Аббатства лишь одно:

— Договоритесь с заместителем начальника гарнизона, чтобы он ничего не предпринимал до десяти часов утра.

Было шесть часов. Реаль знал приказ Бонапарта: «Дайте мне поспать, если приходят хорошие известия, будите, если приходят дурные».

Обдумав известие, с которым он шел к первому консулу, Реаль пришел к выводу, что оно скорее дурное, чем хорошее, и решился разбудить Бонапарта. Он направился прямо в Тюильри и велел разбудить Констана. Констан разбудил мамелюка, который спал у дверей Бонапарта с тех пор, как тот стал спать отдельно от Жозефины.

Рустам разбудил первого консула. Бурьенн уже начал впадать в немилость к своему бывшему школьному товарищу и не пользовался более теми привилегиями, какие были у него прежде. Мамелюку пришлось дважды повторить Бонапарту, что его ждет верховный судья; затем, поверив, наконец, что Рустам не ошибся, первый консул распорядился:

— Зажгите свет, и пусть войдет.

Зажгли свечи в канделябре, стоявшем на каминной полке и бросавшем свет на постель первого консула.

— Ну так что, Реаль, — сказал Бонапарт, когда верховный судья вошел в спальню, — выходит, дело серьезнее, чем мы думали вначале?

— Серьезнее не бывает, генерал.

— Что вы хотите этим сказать?

— То, что я узнал сейчас нечто очень странное.

— Рассказывайте, — произнес Бонапарт, подперев голову рукой и приготовившись слушать.

— Гражданин генерал, — сказал верховный судья, — Жорж Кадудаль теперь в Париже вместе со всей своей бандой.

— Что? — словно ослышавшись, переспросил первый консул.

Реаль повторил.

— Да нет же! — воскликнул Бонапарт, пожимая плечами тем характерным движением, какое было присуще ему в моменты сомнений. — Это невозможно.

— Но это совершенная правда, генерал.

— Так вот на что намекал этот разбойник Фуше, когда вчера вечером написал мне: «Берегитесь, кинжалы носятся в воздухе!» Взгляните, вот его письмо. Я положил его на ночной столик и не придал ему никакого значения.

Он позвонил.

Вошел Констан.

— Позовите Бурьенна, — приказал Бонапарт.

Бурьенна разбудили, он спустился вниз и отдал себя в полное распоряжение первого консула.

— Напишите Фуше и Ренье, — приказал Бонапарт, — чтобы они немедленно прибыли в Тюильри по делу Кадудаля; пусть захватят с собой все документы по этому делу, какие у них есть. Пошлите две эти депеши с вестовыми. Тем временем Реаль мне все разъяснит.

Реаль, и в самом деле, остался подле Бонапарта и слово в слово повторил то, что ему самому рассказал Керель: как заговорщики прибыли из Англии на английском шлюпе и высадились у скал Бивиля; как их встретил часовщик, имени которого узник не знает; как он проводил их на ферму; как затем, передвигаясь от фермы к ферме, они добрались до Парижа и как Керель в последний раз видел Кадудаля в доме на углу Паромной и Вареннской улицы. Передав все эти сведения первому консулу, Реаль попросил его разрешения вернуться в тюрьму Аббатства к узнику, которого он оставил умирающим от страха и казнь которого, ввиду важности его показаний, отсрочил вплоть до новых распоряжений.

На этот раз Бонапарт согласился с мнением Реаля и разрешил ему обещать узнику если и не полное помилование, то, по крайней мере, жизнь.

Реаль уехал, оставив первого консула, ожидавшего Ренье и Фуше, в руках его камердинера.

Фуше жил на Паромной улице, и из них двоих ему нужно было ехать дольше. Так что Ренье прибыл первым.

Он застал Бонапарта уже полностью одетым и причесанным. Первый консул прохаживался взад и вперед, нахмурив лоб, склонив голову на грудь и сложив руки за спиной.

— А, это вы, Ренье, — приветствовал его первый консул. — Так что вы вчера сказали мне насчет Кадудаля?

— Я сказал вам, гражданин первый консул, что получил письмо, в котором мне сообщили, что он по-прежнему в Лондоне и что три дня назад он обедал в Кингстоне у секретаря господина Аддингтона. Вот оно.

В эту минуту доложили о прибытии Фуше.

— Пусть войдет, — приказал Бонапарт, который был не прочь столкнуть лицом к лицу двух своих министров полиции: Ренье, руководившего ею официально, и Фуше, делавшего это тайно.

— Фуше, — обратился к нему первый консул, — я вызвал вас для того, чтобы вы рассудили Ренье и меня. Ренье утверждает, что Кадудаль в Лондоне, а я утверждаю, что он в Париже; кто из нас прав?

— Тот, кого вчера я предупреждал: «Берегитесь, кинжалы носятся в воздухе!»

— Вы слышите, Ренье: это я получил такое письмо от господина Фуше, стало быть, прав я.

Ренье пожал плечами.

— Не могли бы вы, — сказал он, — передать господину Фуше письмо, полученное мною вчера из Лондона?

Бонапарт, все еще державший в руках письмо, которое вручил ему Ренье, передал его Фуше.

Фуше ознакомился с ним, а затем произнес:

— Позволит ли мне первый консул представить ему человека, который вернулся из Лондона вместе с Кадудалем и вместе с ним прибыл в Париж?

— Да, черт побери! — воскликнул первый консул. — Вы доставите мне удовольствие!

Фуше открыл дверь в приемную и впустил в кабинет агента Виктора. Одетый с иголочки, он выглядел совершенно как один из тех молодых роялистов, которые то ли по убеждению, то ли просто-напросто следуя моде строили тогда заговоры против первого консула.

Он почтительно поклонился и остался у порога.

— Как это понять? — спросил Бонапарт. — Если этот человек действительно прибыл в Париж вместе с Кадудалем, то почему он до сих пор жив?

— Потому, — ответил Фуше, — что это один из моих агентов, которому я поручил следить за Кадудалем в Лондоне и не терять его из виду. И, дабы не терять его из виду, он последовал за ним во Францию и добрался до Парижа.

— Когда это произошло? — спросил Бонапарт.

— Два месяца тому назад, — ответил Фуше. — Если господин Ренье желает лично допросить моего агента, он окажет ему большую честь.

Ренье подал агенту знак приблизиться; тем временем Бонапарт бросил любопытный взгляд на молодого человека. Агент, не выходя за пределы дозволенного, был одет по последней моде; казалось, будто он только что нанес утренний визит к г-же Рекамье или к г-же Тальен. Возникало даже ощущение, что он силится погасить тонкую и лучезарную улыбку, привычно игравшую на его губах.

— Сударь, что вы делали в Лондоне? — обратился к нему Ренье.

— Гражданин министр, — ответил агент, — я делал то же, что и все: строил заговоры против гражданина первого консула.

— С какой целью?

— С целью, чтобы их высочества принцы рекомендовали меня господину Кадудалю.

— О каких принцах вы говорите?

— О принцах из дома Бурбонов.

— И вы добились того, чтобы вас рекомендовали Кадудалю?

— Да, господин министр, эту честь оказал мне монсеньор герцог Беррийский. В итоге генерал Жорж Кадудаль счел меня достойным войти в состав первой экспедиции, которая была послана во Францию, то есть в число девяти человек, отправившихся вместе с ним.

— И кто были эти девять человек?

— Господин Костер Сен-Виктор, господин Бюрбан, господин де Ривьер, генерал Лажоле, некто Пико, которого не надо путать с тем, кого только что расстреляли; господин Буве де Лозье, господин Дамонвиль, некто Керель, тот самый, кого вчера приговорили к смерти; ваш покорный слуга и, наконец, Жорж Кадудаль.

— Как вы добрались до берегов Франции?

— На одномачтовом судне, которым командовал капитан Райт.

— О! — воскликнул Бонапарт. — Я знаю его, это бывший секретарь Сиднея Смита.

— Именно так, генерал, — подтвердил Фуше.

— Море бушевало, — продолжал агент, — и мы с огромным трудом, пользуясь приливом, подошли к береговым скалам Бивиля.

— И где вы там высадились на берег? — спросил Бонапарт.

— Недалеко от Дьеппа, генерал, — ответил Фуше.

Бонапарт обратил внимание, что из скромности, довольно необычной для человека такого сорта, агент не отвечал ему напрямую, ограничиваясь тем, что слегка склонял голову, пока Фуше отвечал вместо него.

Такое смирение тронуло первого консула.

— Когда я вас спрашиваю, — сказал он агенту, — вы можете отвечать непосредственно мне.

Агент снова поклонился и сказал:

— Нас высадили под отвесными скалами Бивиля, которые в этом месте имеют высоту около двухсот тридцати футов.

— И как же вы взобрались на такую высоту? — спросил Бонапарт.

— По тросу толщиной с корабельный канат! Поднимаешься наверх при помощи рук, а ногами упираешься в скалу, которая образует там нечто вроде каминной трубы. Чтобы облегчить подъем, на тросе во многих местах навязаны узлы и даже имеются деревянные перекладины, на которых можно с минуту передохнуть наподобие попугаев на жердочке. Я полез первым, за мной — господин маркиз де Ривьер, генерал Лажоле, Пико, Бюрбан, Керель, Буве, Дамонвиль, Костер Сен-Виктор и последний — Жорж Кадудаль. Добравшись до середины, некоторые из нас стали жаловаться на усталость.

«Предупреждаю всех, — крикнул Кадудаль, — что я сейчас перерезал у себя под ногами трос!»

И в самом деле, мы услышали, как обрезанный трос с шумом упал на гальку, устилавшую берег у подножия скалы.

Мы повисли между небом и землей, — продолжал агент. — Возможности спуститься вниз уже не было, приходилось подниматься до самого верха скалы. В итоге мы добрались туда без всяких происшествий.