Шатобриан посещает кордельеров.
До чего же причудлива судьба этой церкви, ставшей клубом!
Людовик Святой, король-монах, который и сам был кордельером, основал ее вследствие подлинно революционного акта правосудия. Когда знатный вельможа, сир де Куси, совершает преступление, вершитель правосудия из Венсена налагает на барона денежное взыскание, и на эти деньги строятся школа и церковь кордельеров.
Здесь, в церкви кордельеров, около 1300 года звучит диспут о «Вечном Евангелии», и в ней же ставится вопрос, который атеизму предстоит разрешить четыре века спустя: «А было ли пришествие Христа?»
В 1357 году, когда короля Иоанна пленили в Пуатье, а вместе с ним пленили и поредевшее, разбитое дворянство, некий человек, действуя от имени народа, завладевает королевской властью и устраивает в церкви кордельеров свой штаб. Этот человек — Этьенн Марсель, парижский прево.
«Когда знатные господа воюют друг с другом, — говорит Этьенн Марсель, — добрые люди подвергают их преследованиям».
Впрочем, монахи-кордельеры и сами достойные предшественники тех, кому позднее предстоит отнять у них церковь; эти средневековые санкюлоты говорили задолго до Бабёфа: «Собственность — это преступление», задолго до Прудона: «Собственность — это кража».
И они отстаивали свое изречение, предпочитая скорее сжечь себя на костре, нежели поменять что-либо в своем нищенском платье.
Если якобинцы — это аристократы, то кордельеры — это народ; подвижный, деятельный, неистовый народ Парижа; народ, представленный своими любимыми писателями — Маратом, типография которого помещалась в подвалах церкви кордельеров, Демуленом, Фрероном, Фабром д’Эглантином, Анахарсисом Клоотсом; своими ораторами — Дантоном и Лежандром, двумя мясниками, один из которых превратил парижские тюрьмы в скотобойни.
Клуб кордельеров был ульем; пчелы селились вокруг: Марат — почти напротив; Демулен и Фрерон — на улице Старой Комедии; Дантон — в пятидесяти шагах, в Торговом проходе, Клоотс — на улице Жакоб, Лежандр — на улице Бушери-Сен-Жермен.
Шатобриан видел и слышал всех этих людей: картавящего Демулена, заикающегося Марата, гремящего Дантона, бранящегося Лежандра, проклинающего Клоотса; они внушали ему страх.
И он решил уехать за границу, чтобы присоединиться к дворянам, вставшим под знамена принцев; к несчастью, исполнить это решение мешала причина, которую можно пояснить двумя словами: отсутствие денег.
Приданое г-жи де Шатобриан составляли лишь ассигнаты, а они начали стоить меньше чистого листа бумаги, на котором можно было, по крайней мере, написать письмо или составить переводной вексель.
В конце концов нашелся нотариус, у которого еще были настоящие деньги; нотариус ссудил двенадцать тысяч франков. Господин де Шатобриан поместил это богатство в бумажник, а бумажник положил в карман. В этих двенадцати тысячах франков заключалась его собственная жизнь и жизнь его брата.
Однако человек предполагает, а сатана располагает. Будущий эмигрант встречает друга и признается ему, что при нем двенадцать тысяч франков. Друг — игрок, игра заразительна: г-н де Шатобриан входит в один из игорных домов Пале-Рояля, играет и теряет десять тысяч пятьсот франков из двенадцати тысяч.
К счастью, то, что должно было бы свести его с ума, вернуло ему разум. Будущий автор «Духа христианства» не был заядлым игроком. Он возвращает в бумажник последние полторы тысячи франков, уже готовые последовать за своими собратьями, выскакивает из проклятого заведения, садится в фиакр, доезжает до тупика Феру, поднимается к себе, ищет в кармане бумажник и не может его найти.
Бумажник остался в фиакре; Шатобриан бросается на улицу, но фиакр уже уехал. Он бежит следом за ним. Дети видели, что в фиакр сели новые пассажиры. К счастью, с кучером знаком рассыльный, он знает, где тот живет, и дает его адрес.
Господин де Шатобриан поджидает кучера у его дверей; в два часа ночи кучер возвращается домой.
Они обыскивают фиакр — бумажник исчез.
По словам кучера, после того как он высадил г-на де Шатобриана в тупике Феру, в седоках у него побывали лишь три санкюлота и священник. Он не знает, где живут санкюлоты, но ему известно, где живет священник.
Беспокоить почтенного человека в три часа утра нельзя; разбитый усталостью, г-н де Шатобриан возвращается к себе и засыпает.
В то же утро его будит священник, который принес ему бумажник с полутора тысячами франков.
На другой день г-н де Шатобриан отправляется в Брюссель вместе со старшим братом и слугой, который был одет, как они, и мог сойти за их друга.
Несчастный лакей имел три недостатка: во-первых, он был слишком почтителен, во-вторых, вел себя слишком развязно, а в-третьих, во сне говорил вслух.
На беду, сны у него были крайне компрометирующими: ему все время грезилось, будто его пришли арестовать, и все время норовил выпрыгнуть из дилижанса. В первую ночь братья с трудом удержали его; во вторую — открыли дверцу настежь: бедняга выпрыгнул из дилижанса и, как был, без шляпы, продолжая грезить наяву, помчался в сторону от дороги.
Оба путешественника решили, что избавились от него навсегда, однако через год его свидетельские показания будут стоить жизни старшему брату г-на де Шатобриана.
Наконец, братья добрались до Брюсселя.
Брюссель служил местом сбора роялистов. От Брюсселя до Парижа было четыре или пять дневных переходов; стало быть, через четыре или пять дней все они будут в Париже; впрочем, пессимисты отводили на это неделю.
Так что все были крайне удивлены тем, что братья приехали в Брюссель, вместо того чтобы подождать; стоило ли покидать Париж, коль скоро войска двинутся на Париж? Так что места для новоприбывшего не нашлось даже в Наваррском полку, где он когда-то служил лейтенантом.
Бретонские роты, нечто вроде старинных вольных рот, намеревались принять участие в осаде Тьонвиля. Менее чванливые, чем господа из Наваррского полка, они приняли земляка и позволили ему занять место в их рядах.
Как видим, г-ну де Шатобриану не было суждено делать карьеру в армии. Произведенный в чин капитана кавалерии, чтобы иметь право ездить в придворных каретах, и после этого производства вновь сделавшийся младшим лейтенантом, он шел теперь в качестве рядового солдата на осаду Тьонвиля.
На выезде из Брюсселя г-н де Шатобриан встретил г-на де Монрона; обоим стало понятно, что они принадлежат к одной и той же породе людей.
— Откуда вы прибыли, сударь? — спросил горожанин солдата.
— С Ниагары, сударь.
— А куда направляетесь?
— Туда, где сражаются.
Собеседники распрощались, и каждый отправился в свою сторону.
Еще через десять льё г-н де Шатобриан встречает всадника.
— Куда вы идете? — спрашивает всадник.
— Иду сражаться, — отвечает пешеход.
— Как вас зовут?
— Господин де Шатобриан. А вас?
— Господин Фридрих Вильгельм.
Всадник был королем Пруссии. Он удалился со словами:
— Узнаю чувства французского дворянства!
Господин де Шатобриан отправился захватывать Тьонвиль, как прежде отправился искать северо-западный проход в Индию; он не нашел этого прохода и не захватил Тьонвиль. Однако в ходе первого предприятия он сломал руку, а в ходе второго был ранен в ногу осколком разорвавшегося снаряда.
В то самое время, когда г-ну де Шатобриану повредил ногу осколок снаряда, молодой командир батальона, Наполеон Бонапарт, был при осаде Тулона ранен в бедро ударом штыка.
Убить волонтера-роялиста пыталась и пуля, сделавшая для этого все возможное, но между его мундиром и его грудью она наткнулась на рукопись «Аталы» и ослабила свой удар.
К ранению добавилась ветрянка, а к этим двум бедам — еще одна беда, куда более тяжелая для француза: беспорядочное отступление армии.
В Намюре молодой эмигрант бродил по улицам, дрожа от лихорадки; какая-то бедная женщина набросила ему на плечи дырявое одеяло; это одеяло было единственным, которое она имела. Святой Мартин, которого канонизировали, предложил бедняку лишь половину своего плаща.
Выходя из города, г-н де Шатобриан упал в придорожную канаву.
Мимо проходила рота принца де Линя; умирающий поднял руку. Солдаты увидели, что в этом дрожащем теле еще теплится жизнь, пожалели раненого, положили его в фургон и довезли до ворот Брюсселя.
Бельгийцы, так хорошо умеющие извлекать выгоду из прошлого, но еще не получившие от Небес способности угадывать будущее, не догадались, что в один прекрасный день незаконное перепечатывание сочинений этого молодого человека обогатит трех или четырех мошенников, и закрыли перед несчастным раненым свои ворота.
Обессиленный, он лег у порога какого-то постоялого двора и стал ждать. Рота принца де Линя уже ушла, но, возможно, придет какая-нибудь неведомая помощь, посланная Провидением.
Хорошо надеяться, даже если умираешь.
Провидение не обмануло ожиданий умирающего и послало ему брата.
Молодые люди одновременно узнали друг друга и протянули друг другу руки. Господин де Шатобриан-старший был богат, он имел при себе тысячу двести франков и шестьсот из них отдал брату.
Старший брат хотел забрать младшего с собой; к счастью, наш поэт был слишком болен, чтобы последовать за ним. Поэт отправился к цирюльнику, который вернул его к жизни; брат же был на обратном пути во Францию, где его ждал эшафот.
После долгого выздоравливания г-н де Шатобриан отправился на Джерси, рассчитывая добраться оттуда до Бретани. Устав от эмиграции, он решил стать вандейцем.
Было зафрахтовано небольшое судно; два десятка пассажиров объединились, чтобы сообща оплатить издержки. На море поднялась буря; пришлось спуститься в твиндек, где было невыносимо тесно. После болезни Шатобриан был еще слаб; другие попадали на него и придавили его. На Гернси, где судно сделало остановку, его привезли без сознания, почти бездыханным.
Его выгрузили на берег и прислонили к стене, лицом к солнцу, чтобы он мог тихо испустить последний вздох. Мимо проходила жена моряка; она позвала мужа. С помощью трех или чет