Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая — страница 78 из 136

Капитан Дотанкур закончил на этом допрос, протокол которого подписал он сам, командир эскадрона Жакен, лейтенант Нуаро, два жандарма и герцог Энгиенский.

Но, прежде чем поставить свою подпись, герцог приписал шесть следующих строчек:

«Прежде чем подписать данный протокол, я настоятельно прошу о личной аудиенции у первого консула. Мое имя, звание, мой образ мыслей и бедственное положение, в котором я теперь нахожусь, вселяют в меня надежду, что он не откажет в моей просьбе.

ЛУИ А.А. де БУРБОН».

Тем временем Бонапарт удалился в Мальмезон и велел не беспокоить его. Именно туда он сбегал, когда хотел остаться наедине со своими мыслями.

Госпожа Бонапарт, молодая королева Гортензия и вся женская половина двора были в отчаянии. Симпатии, выражаемые этими дамами, были совершенно роялистскими. Несколько раз Жозефина, не считаясь с дурным настроением Бонапарта, вторгалась к нему и смело касалась данного вопроса.

Но Бонапарт отвечал ей нарочито грубо:

— Замолчите и оставьте меня в покое, вы женщины и ничего не смыслите в политике.

Что же касается его самого, то вечером 20 марта он был рассеян, подчеркнуто спокоен и, по своему обыкновению, прогуливался широким шагом, держа руки за спиной и наклонив голову. Наконец, он сел за стол, на котором были расставлены шахматные фигуры, и громко спросил:

— Может быть, какая-нибудь из дам составит мне партию в шахматы?

Госпожа де Ремюза поднялась и села напротив него, но уже через несколько минут он смешал фигуры и, не извинившись перед ней, вышел.

Чтобы полностью отделаться от этого дела, Бонапарт, как мы видели, и сбросил его на Мюрата, что привело беднягу в отчаяние.

Между тем по окончании допроса принц был настолько истомлен, что мгновенно уснул. Но и часу не прошло, как в его комнату вошли снова.

Принца разбудили, попросили одеться и спуститься в судебный зал.

У председателя трибунала, г-на Юлена, была необычная военная карьера. Уроженец Швейцарии, он родился в Женеве в 1758 году и, как все женевцы, стал часовщиком. Маркиз де Конфлан, приятно удивленный высоким ростом и красивой внешностью молодого человека, взял его к себе на службу в качестве егеря. При первых ружейных выстрелах в сторону Бастилии он примчался туда, разодетый в великолепный, сплошь расшитый камзол и был принят за генерала. Он не стал опровергать это заблуждение, встал во главе небольшого отряда самых отчаянных храбрецов и одним из первых ворвался во двор королевской тюрьмы. С того времени он носил звание полковника, которое у него никто не оспаривал, а за полтора месяца до описываемых событий получил патент генерала. Храбрость, выказанная им тогда, особенно примечательна тем, что, как только крепость была взята, он заслонил собой ее коменданта, г-на де Лоне, и защищал его сколько мог, пока, уступая силе, не оказался повален на землю сам; однако он не сумел помешать тому, что, как известно, несчастный офицер был изрублен на куски.

Быть может, в память об этом гуманном поступке он и был назначен председателем чрезвычайного военного трибунала, созданного для того, чтобы судить герцога Энгиенского.

Принц был допрошен им повторно, причем со всем возможным почтением; но все, что мог сделать военный трибунал, это либо, признав принца невиновным, выпустить его из Венсена, либо, признав его виновным, привести в исполнение приговор.

Вот текст приговора:


«Военный трибунал единогласно объявляет Луи Антуана Анри де Бурбона, герцога Энгиенского,

1° виновным в том, что он вел вооруженную борьбу против Французской республики;

2° виновным в том, что он предложил свои услуги английскому правительству, врагу французского народа;

3° виновным в том, что он принимал у себя агентов означенного английского правительства и оказывал им доверие, предоставлял им возможность поддерживать тайные сношения со своими единомышленниками во Франции и составлял с ними заговоры против внутренней и внешней безопасности государства;

4° виновным в том, что он встал во главе сборища французских эмигрантов и прочих лиц, состоящего на жалованье у Англии и сформированного у границ Франции, на территории Фрайбурга и Бадена;

5° виновным в том, что он поддерживал тайные сношения со своими единомышленниками в Страсбургской крепости, намереваясь взбунтовать окрестные департаменты, дабы совершить там диверсию в пользу Англии;

6° виновным в том, что он является одним из зачинщиков и участников заговора, замышленного англичанами против жизни первого консула и, в случае его успеха, дававшего врагу возможность вторгнуться во Францию».


После того как все эти вопросы были поставлены и решены, председатель поставил последний вопрос, касающийся наложения наказания.

Он был решен, как и другие, и военный трибунал единогласно приговорил Луи Антуана Анри де Бурбона, герцога Энгиенского к смертной казни за шпионаж, переписку с врагами Республики и покушение против внутренней и внешней безопасности государства.

Во всем этом была одна странность, вначале мешавшая членам трибунала разобраться в том, что происходит: никого из них не известили заранее о причине, по которой он был созван. Один из них более получаса простоял у въездных ворот, добиваясь, чтобы его личность признали. Другой, получив приказ немедленно явиться в Венсен, посчитал, что речь идет о его собственном аресте, и спросил, куда ему следует обратиться, чтобы его взяли под стражу.

Что же касается просьбы герцога об аудиенции у Бонапарта, то один из членов трибунала предложил передать эту просьбу правительству.

Остальные не возражали; однако какой-то генерал, стоявший позади кресла председателя и, по-видимому, представлявший интересы первого консула, заявил, что просьба эта неуместна, после чего трибунал перешел к другому вопросу, оставив за собой право после обсуждения удовлетворить желание обвиняемого.

После того как приговор был вынесен, генерал Юлен взял перо, чтобы написать Бонапарту о просьбе герцога Энгиенского.

— Что вы собираетесь делать? — спросил его тот, кто счел просьбу герцога неуместной.

— Пишу первому консулу, — ответил Юлен, — чтобы изложить ему единодушное желание трибунала и желание осужденного.

— Вы свое дело сделали, — сказал этот человек, вырывая перо из рук Юлена, — остальное касается меня.

Савари, присутствовавший при вынесении приговора, направился к солдатам элитной жандармерии и встал рядом с ними на эспланаде замка.

К Савари подошел офицер, командовавший в его легионе пехотой, и со слезами на глазах сказал, что у него требуют взвод для исполнения приговора военного трибунала.

— Предоставьте, — сказал Савари.

— Но где я должен поставить солдат?

— Там, где они не ранят никого постороннего.

Дело в том, что в это время по дорогам уже шли огородники из окрестностей Парижа, направляясь на различные городские рынки.

Осмотрев все кругом, офицер выбрал ров замка как самое безопасное место для расстрела.

Когда заседание трибунала закончилось, герцог поднялся в свою комнату и уснул.

Он спал глубоким сном, когда за ним пришли, чтобы зачитать ему приговор и привести его в исполнение.

Поскольку приговор полагалось зачитывать на месте казни, герцога заставили подняться и одеться.

Герцог был крайне далек от мысли, что его ведут на казнь, и потому, спускаясь по лестнице, ведущей к крепостному рву, поинтересовался:

— А куда мы идем?

Ощутив холод, идущий снизу, он дотронулся до руки коменданта, несшего фонарь, и вполголоса спросил:

— Меня посадят в подземную камеру?

Не было нужды отвечать ему, поскольку вскоре он все понял и без этого.

При свете фонаря, который держал комендант Арель, принцу прочли приговор.

Он выслушал его совершенно бесстрастно, а затем достал из кармана письмо, которое, несомненно, заранее написал в предвидении подобного развития событий. В письме был локон его волос и золотое кольцо. Он отдал письмо лейтенанту Нуаро, тому из членов трибунала, с которым более всего общался по прибытии в Венсен и который более всего внушал ему симпатию.

Командир взвода, назначенного для расстрела принца, спросил его:

— Вы желаете встать на колени?

— Зачем? — спросил принц.

— Чтобы встретить смерть.

— Тот, кого зовут Бурбоном, — ответил герцог Энгиенский, — становится на колени лишь перед Богом.

Солдаты отступили на несколько шагов и, отступив, открыли взору могилу.

В эту минуту маленькая собачка, сопровождавшая герцога от самого Эттенхайма, вырвалась из его комнаты, подбежала к крепостному рву и с радостным лаем бросилась под ноги хозяину.

Принц наклонился, чтобы приласкать собаку, и, видя, что солдаты уже держат ружья наготове, произнес:

— Позаботьтесь о моем бедном Фиделе, это все, о чем я вас прошу.

Затем, выпрямившись, он произнес:

— Я в вашем распоряжении, господа, действуйте!

Одна за другой последовали четыре обязательные команды: «На плечо!», «Готовьсь!», «Цельсь!» и «Пли!», раздался ружейный залп, и принц упал.

В той же одежде, в какой он был, его положили в заранее вырытую могилу, за несколько минут засыпали тело землей, и солдаты, утрамбовав эту землю ногами, постарались стереть и след, который оно оставило на траве.

Как только приговор был произнесен, все члены трибунала пожелали покинуть Венсен. Каждый требовал свой экипаж, у ворот замка образовался затор, и ни один из тех, кто приложил руку к смерти несчастного принца, еще не уехал, когда послышалась ружейная пальба, возвестившая, что все кончено.

Тотчас же ворота, закрытые, вероятно, по приказу сверху, открылись, каждый сел в свою карету и приказал кучеру как можно быстрее покинуть про́клятый замок; казалось, что эти храбрые воины, так часто безбоязненно встречавшиеся со смертью на поле боя и ни на шаг не отступавшие перед ней, спасались от призрака.