Такого рода дела его не касались: он выгнал кабана из логовища и убил его. Добыча полагалась другим.
На другой день Рене возвратился в Катандзаро. Генерал Ренье, вернувшийся туда же после того, как им был взят Котроне, увидел над городскими воротами Катандзаро железную клетку с головой Такконе.
По прибытии он тотчас же вызвал Рене.
— Дорогой граф, — произнес он, — я получил известия от вас при въезде в город; вы поместили над воротами голову, сказавшую вместо вас все. Ну а я, со своей стороны, получил письмо от короля, свидетельствующее о том, что его величество не оставляет нас без поддержки. Он намерен отправить к нам две или три тысячи солдат и маршала Массену; более того, адмирал Альман и контр-адмирал Космао, вероятно, уже отплыли из Тулона; они сделают остановку в Калабрии, а затем разместят гарнизон в Корфу.
Однако генерал Ренье ошибался в своих надеждах.
В то самое время, когда Альман и Космао отплыли из Тулона, очередной английский флот вышел из Мессины, намереваясь захватить Искью, точно так же, как прежде был захвачен Капри. Король Жозеф оставил при себе маршала Массену и ограничился тем, что отправил своему генералу, командовавшему в Калабрии, бригаду королевских гвардейцев и два только что сформированных полка, Ла-Тур-д’Овернский и Изенбургский, под командованием генерала Салиньи. Все это, благодаря тому что была открыта дорога от Лагонегро до Кампо делла Корона, позволяло установить сообщение между Неаполем и войсками генерала Ренье.
По новой дороге можно было перевозить артиллерию и боеприпасы.
Теперь речь шла о том, чтобы захватить Шиллу и Реджо, где англичане разместили гарнизоны, наполовину английские, наполовину повстанческие.
Наполеон торопил с захватом этих двух городов: пока они оставались в руках англичан, экспедиция на Сицилию была невозможна.
Французские войска двинулись на Шиллу.
Рене попросил разрешения встать вместе со своими стрелками во главе колонны; просьба была удовлетворена тем охотнее, что его пятидесяти солдатам в итоге удавалось стрелять лишь пулями из собственных запасов и никогда не промахиваться.
Они расположились на высотах у Шиллы, которая вскоре была окружена, вследствие чего стали происходить лишь отдельные стычки между вольтижерами и разбойниками, бродившими в окрестностях города.
Одна из таких стычек повлекла за собой происшествие, ставшее достаточно заметным событием в жизни Рене. В плен были взяты двенадцать мятежников, а поскольку все они оказались отъявленными разбойниками, долго разбираться с ними не стали, и взвод, в руки которого они попали, уже заряжал ружья, чтобы расстрелять их.
Как раз в это время мимо проходил Рене со своей ротой стрелков, и внезапно ему послышалось, будто кто-то окликнул его по имени: «Граф Лео!»
Голос донесся с той стороны, где стояли разбойники.
Рене подошел ближе, и, поскольку он стал глазами искать среди них того, кто мог его окликнуть, один из разбойников шагнул вперед и сказал ему:
— Извините, господин граф, но перед смертью я хотел попрощаться с вами.
Рене, которому голос и лицо этого человека показались знакомыми, внимательно посмотрел на него и узнал того самого разбойника из Понтинских болот, который позднее предстал перед ним с повязкой на глазу, переодетый мельником, и служил ему проводником, пока они не вышли к расположению французской армии в тот день, когда состоялась битва у Санта Эуфемии.
— Черт возьми! — воскликнул Рене, оглядевшись по сторонам и увидев, в каком положении оказался разбойник. — Думаю, ты неплохо придумал окликнуть меня.
Он отвел в сторону лейтенанта, командовавшего взводом, и, обратившись к нему, сказал:
— Дружище, не могли бы вы оказать мне любезность, передав в мое распоряжение человека, с которым я только что разговаривал? Или мне следует попросить генерала Ренье, чтобы он дал вам такое разрешение?
— По правде сказать, господин граф, — беззаботным тоном ответил лейтенант, — одним больше, одним меньше — от этого королю Жозефу ни хуже, ни лучше. К тому же, если вы просите у меня этого человека, то ведь наверняка поступаете так не из дурных побуждений. Так что возьмите его, и пусть это станет свидетельством восхищения, которое мы питаем к вашему патриотизму и вашей храбрости.
Рене пожал лейтенанту руку и спросил его:
— Могу я подарить что-нибудь вашим солдатам?
— Нет, — ответил тот, — все они единодушно выступили бы за то, чтобы отдать вам этого негодяя, но никто из них не высказался бы за то, чтобы продать вам его.
— Ну что ж, — промолвил Рене, — вы славные люди, друзья мои.
— Развяжите этого человека, — приказал офицер своим солдатам.
Разбойник крайне удивился тому, что его развязывают.
— Ну а теперь, — сказал ему Рене, — пойдем со мной.
— Куда вам будет угодно, господин офицер, вот он я. И разбойник, вне себя от радости, последовал за Рене. Когда они отдалились от того места, где разбойника должны были расстрелять, Рене сказал своему пленнику:
— Ну а теперь смотри: по эту сторону — горы, по ту — лес; выбирай, что тебе больше нравится, ты свободен.
Разбойник задумался на несколько мгновений, а затем, покачав голову и топнув ногой, произнес:
— А вот и нет! Предпочитаю быть вашим пленником. Уже раз двадцать я видел смерть, стоя то под дулом пистолета, то у висельной петли, то под прицелом дюжины ружей, и нахожу эту кумушку такой безобразной, что не желаю впредь иметь с ней дело. Так что лучше оставьте меня у себя, я буду вашим проводником, вам ведь известно, что я знаю здешние дороги; если вам нужен слуга, ну что ж, я буду слугой, стану заботиться о вашем оружии и вашей лошади. А леса и горы — с меня достаточно!
— Ну что ж, ладно! — сказал Рене. — Я беру тебя с собой, и если ты будешь вести себя правильно, на что я надеюсь, то вместо наказания тебя ждет впереди вознаграждение.
— Я сделаю все, что в моих силах, — ответил разбойник. — И если мне не удастся вернуть вам все, что я вам должен, то это случится не по моей вине.
Войска достигли места, где предполагалось сделать привал. То была вершина холма, который господствовал над обширной местностью и с которого взору одновременно представали Шилла, берега Сицилии, мыс Реджо, Липарские острова и, словно облачко на горизонте, — остров Капри.
Начиная с этого места дорога становилась непроходимой для артиллерии, ибо на каждом шагу ее перерезали горные потоки, сбегавшие с горного массива Аспромонте.
Генерал Ренье созвал совет, чтобы найти выход из этого затруднительного положения, и все высказали свои предложения, но ни одно из них не было приемлемым; тем не менее требовалось принять решение, и тем более срочно, что место, где остановились войска, оказалось под огнем нескольких сицилийских канонерских лодок, курсировавших вдоль побережья; некоторые из них даже встали на шпринт у самой береговой линии, напротив Пимпинелло.
Они вели настолько плотный и прицельный огонь, что генералу пришлось выдвинуть на огневую позицию свои 12-фунтовые пушки.
Через полчаса меткий огонь французских орудий заставил смолкнуть пушки на вражеских судах и прочесал их палубы, но, поскольку эти лодки не предпринимали никаких действий, чтобы удалиться от берега, им стали кричать, чтобы они сдавались.
Однако, ко всеобщему удивлению, никто не появился на палубе, чтобы ответить на это требование, повторенное трижды.
Уже был отдан приказ потопить их, как вдруг к генералу подошел Рене и что-то сказал ему на ухо.
— Да, в самом деле, — ответил генерал, — это возможно; давайте.
В то же мгновение Рене, беседовавший перед тем со своим разбойником, скинул с себя на берег мундир и рубашку и прыгнул в воду, намереваясь заставить командующего канонерскими лодками сдаться.
Командующий канонерскими лодками не ответил на требование генерала Ренье, поскольку оно прозвучало по-французски, а он, будучи англичанином, попросту его не понял.
Рене догадался о причине этого молчания; подплыв к лодкам на расстояние в половину ружейного выстрела, он по-английски повторил им требование сдаться.
Они тотчас же спустили флаг.
На борту каждой из них было по двадцать матросов и 24-фунтовая пушка.
Генерал Ренье направился навстречу молодому человеку, который возвращался к нему, мокрый с головы до ног.
— Вы хороший советчик, Рене, — промолвил генерал. — Ступайте переоденьтесь и приходите искать вместе с нами средство подтянуть нашу артиллерию к Реджо.
— Генерал, — ответил Рене, — я ровно сейчас был занят тем, что искал такое средство и, если вы разрешите мне отлучиться часов на двенадцать или пятнадцать, надеюсь вернуться с хорошими новостями.
— Ладно, — согласился генерал. — Опыт подсказывает мне, что лучше позволить вам действовать, нежели обращаться к вам за советом.
Десять минут спустя два крестьянина, шедшие, похоже, из Пиццо, прошли шагах в пятидесяти от генерала и углубились в горы.
Генерал, приняв этих крестьян за лазутчиков, приказал догнать их, но один из них приподнял шляпу и генерал узнал в нем Рене.
CXVIIРЕНЕ НАПАДАЕТ НА СЛЕД БИДЗАРРО В ТОТМОМЕНТ, КОГДА НИКАК ЭТОГО НЕ ОЖИДАЛ
Это и в самом деле был Рене, который в сопровождении своего нового слуги добрался до вершины горы, чтобы посмотреть, не проще ли засыпать ложбины, образованные горными потоками, там, где эти потоки берут свое начало, а не в середине горы или у ее подножия.
И действительно, достигнув подножия Аспромонте, Рене понял, что спуск к Реджо не представляет никаких трудностей и что понадобится всего неделя работы, чтобы подтянуть осадную батарею к городу и установить ее в четверти пушечного выстрела от его стен.
Подойдя к Реджо на расстояние около одного льё, Рене и его проводник убедились, что дорога по мере приближения к городу становится все проходимее; теперь дело было за тем, чтобы доставить эту добрую весть генералу!
Тем временем, однако, спустилась ночь, и, будь Рене один, ему ни за что не удалось бы отыскать обратной дороги, но с таким опытным проводником, какой у него теперь был, подобных неприятностей опасаться не приходилось.