И потому, нисколько не тревожась из-за быстрого наступления темноты и не принимая особых мер предосторожности, они вдвоем уселись у подножия дерева и, укрытые лишь зеленым пологом леса, принялись спокойно ужинать.
Внезапно посреди ужина Рене ощутил, что его спутник опустил руку ему на плечо и одновременно приложил палец к губам, давая ему знак хранить молчание.
Рене смолк и прислушался.
Послышались тяжелые шаги, как если бы кого-то тащили против его воли, а потом глухие и неразборчивые звуки, словно кто-то протестовал против совершаемого над ним насилия.
Затем они увидели двух мужчин со связанными руками и с кляпами во рту, которых подтащили к дереву, достаточно прочному, чтобы послужить им виселицей.
Потому они и противились, не желая следовать за своими убийцами, ибо не было никаких сомнений в том, что те, кто их окружал, намеревались повесить их, и подтверждением этому служили неразборчивые крики, которые издавали бедняги.
Рене стиснул руку своему спутнику.
— Не беспокойтесь, — прошептал тот, — я знаю этих людей.
Как уже было сказано, двух крепко связанных человек тащили пятеро, так что сопротивление было недолгим: несчастные не могли защищаться. Им накинули на шею веревки со скользящей петлей. Один из убийц, по виду погонщик мулов, взобрался на дерево, закрепил веревки на разных ветвях и с помощью своих соумышленников, которые приподнимали бедняг снизу, стал тянуть их вверх; в итоге менее чем за десять минут оба несчастных были повешены.
Ни единого вздоха не вырвалось из уст Рене, испытавшего сильнейшее отвращение при виде этой гнусной смерти.
Когда зрители и исполнители этой казни убедились, что повешенные больше не дышат, они разошлись в разные стороны: четверо продолжили путь в Реджо, а пятый, оставшийся в одиночестве, хотел было двинуться в обратный путь, как вдруг новый слуга Рене выскочил из леса и позвал:
— Орландо!
Тот, кого он окликнул, никакого участия в повешении не принимал, но наблюдал за ним с величайшим интересом и покинул место казни лишь после того, как убедился, что его враги мертвы.
Он схватился за кинжал и повернулся в ту сторону, откуда прозвучал голос.
— А, это ты, Томео? — произнес он. — Какого черта ты здесь делаешь?
— Да вот наблюдаю за тем, что делаешь ты; сам-то я ничего не делаю.
— Надеюсь, ты не сделался добропорядочным человеком? — насмешливо спросил Орландо.
— Вот тут ты ошибаешься; по крайней мере, я предпринимаю все возможное, чтобы им стать. Но кто эти бедолаги, которых вы так жестоко удавили?
— Мерзавцы, не признавшие моей подписи: я выдал пропуск тем славным погонщикам мулов, что на глазах у тебя продолжили сейчас путь в Реджо. Несмотря на договоренность между мной и Бидзарро признавать подписи друг друга, люди из его шайки остановили этих бедняг и обчистили их до нитки. Тогда они вернулись ко мне, требуя разобраться с грабителями. «Отведите меня к Бидзарро», — сказал я им. Они привели меня к нему. «Послушай, кум, — сказал я ему, — твои люди пренебрегли моей подписью, и я должен наказать их в назидание другим». Бидзарро велел мне рассказать всю историю, и, пока я рассказывал, он окончательно захмелел. Наконец он сказал: «Расправься с виновными, кум, но только делай это быстро, ты ведь знаешь, что я не люблю, когда меня беспокоят во время ужина». Я позвал моих погонщиков, стоявших за дверью; они опознали грабителей, и Бидзарро отдал их мне, ну а ты видел, что я с ними сделал.
Тем временем Рене подошел к опушке леса и услышал все сказанное Орландо.
— Выпей с нами по глотку, дружище, — крикнул ему Рене.
Вздрогнув, Орландо обернулся и увидел человека, державшего за горлышко бутылку.
Он вопросительно взглянул на своего приятеля, который знаком дал ему понять, что этому новому действующему лицу, появившемуся на сцене, вполне можно доверять.
Рене протянул ему бутылку, прежде отпив из нее несколько глотков, чтобы у него не возникало никаких сомнений по поводу содержавшегося в ней напитка, и поинтересовался у разбойника некоторыми подробностями, касавшимися его друга Бидзарро.
Орландо, которому вино пришлось по вкусу и который не видел никаких причин скрывать то, что он знал о Бидзарро, дал Рене все сведения, какие того могли интересовать. И, поскольку час был уже поздний и Рене узнал все, что ему хотелось узнать, он первым напомнил своему спутнику, что им пора возвращаться.
Они допили бутылку и расстались, пожав друг другу руки и оставив за спиной у себя дерево, обремененное гнусными плодами, которые в одночасье выросли на его ветвях.
Два часа спустя Рене вступил в лагерь.
На рассвете следующего дня граф Лео явился к генералу Ренье.
Генерал уже проснулся и, сидя в кровати, с озабоченным выражением лица размышлял над картой Калабрии.
— Генерал, — рассмеявшись, сказал ему Рене, — не ломайте себе голову над географическими картами: я нашел дорогу, по которой ваши пушки покатятся, словно по бильярдному столу. Через две недели мы начнем обстреливать Реджо, а еще через три дня он будет взят.
Генерал спрыгнул с кровати.
— Я не ставлю под сомнение ваши слова, дорогой граф, — промолвил он, — но в подобных делах лучше все увидеть своими глазами.
— Нет ничего проще, генерал. Одевайтесь, а я дам команду своей роте, и, если место, куда я вас отведу, вам понравится, мы перебросим туда всю армию, оставив вокруг Шиллы лишь те войска, какие необходимы для ее осады.
— А что, если мы пойдем туда втроем? — спросил генерал.
— О нет, генерал; я не могу взять на себя такую ответственность, — ответил молодой человек. — Со своими пятьюдесятью солдатами я ручаюсь за вашу жизнь, а если мы поедем втроем, я поручусь лишь за то, что меня убьют прежде вас, но поскольку вам от этого никакого толку не будет, лучше, на мой взгляд, вернуться к моему предложению.
Через пятнадцать минут, когда генерал Ренье вышел во двор, он увидел пятьдесят стрелков графа Лео, которые стояли возле составленных в козлы ружей.
Он бросил взгляд на весь этот парад и, обращаясь к Рене, произнес:
— Мой дорогой, вы прекрасно понимаете, что с подобной свитой мы не сможем скрыть нашу экспедицию. Так что входите, давайте позавтракаем вместе, а я тем временем распоряжусь, чтобы вашим солдатам раздали несколько бутылок вина.
Получаса хватило на то, чтобы все приготовились к выступлению.
На этот раз Томео выбрал не ту дорогу, что накануне, а другую, проходимую для лошадей.
Около девяти часов утра отряд достиг вершины Аспромонте, и все убедились, что, если откатить пушки обратно к Маиде, там можно будет отыскать дорогу, которая ведет на вершину горы, и уже оттуда, двигаясь от одной возвышенности к другой, легко доставить артиллерию на вершину Аспромонте.
Такому опытному человеку, как генерал Ренье, хватило одного взгляда, чтобы понять, что никакого иного способа добраться с осадной артиллерией до Реджо, кроме предложенного его молодым помощником, не существует.
Соответственно одной части армии было приказано встать лагерем на вершине горы, а другой — оставаться на побережье, чтобы противодействовать высадкам англичан.
Как только Рене увидел, что инженеры и артиллерия принялись за дело, он попросил у генерала Ренье разрешения отлучиться на две недели.
— Если это секрет, — сказал генерал Ренье, — я ни в коем случае не хочу принудить вас, чтобы узнать его, но, если это можно доверить другу, я прошу вас сказать, что вы намерены делать.
— О Бог ты мой! — ответил Рене. — Да все очень просто! Представьте, когда я обедал у его превосходительства военного министра Саличети, разговор зашел о главаре разбойников по имени Бидзарро. О нем рассказывали нечто ужасное, и герцогиня ди Лавелло, дочь военного министра, взяла с меня слово, что я пришлю ей голову этого чудовища. Все последнее время я был озабочен этой мыслью, но лишь вчера у меня появились определенные известия о нашем молодце. Но, поскольку он представляется мне весьма хитрым мерзавцем, я прошу у вас целых две недели, да и то не ручаюсь, что доставлю его вам со связанными руками и ногами.
— Могу я что-нибудь сделать для вас в это время? — спросил генерал.
— Право, генерал, было бы весьма любезно с вашей стороны, если бы вы заказали изящный плетеный короб из оливковых ветвей или дубовых корней, украшенный вензелем герцогини ди Лавелло, чтобы мы могли отправить ей голову дона Бидзарро в достойном гробу.
CXVIIIОХОТА НА РАЗБОЙНИКОВ
Уже после того, как Рене поклялся герцогине ди Лавелло прислать ей голову Бидзарро, разбойника вытеснили из окрестностей Козенцы на самый край Калабрии.
Там существует лес под названием Ла Сила, тропы в котором известны лишь разбойникам и местным жителям. Бидзарро укрылся в этом лесу и без промедления стал являть там новые примеры своей жестокости, которая так поупражнялась на добропорядочных горожанах и простых бедняках, что настроила против него даже тех, кто обычно выступал пособником разбойников.
Но ему требовалось не только вызвать ненависть к себе со стороны местного населения, но еще и сделать всю свою банду до такой степени ненавистной, чтобы ни одному из его приспешников не пришла в голову мысль выдать своего главаря, дабы добиться пощады, ибо каждый из них совершил такое количество преступлений, что был недостоин всякого снисхождения.
И в самом деле, молодой пастух, виновный в том, что его силой заставили послужить проводником у солдат, преследовавших Бидзарро, был пойман и убит этими людьми, причем каждый из них должен был нанести ему удар ножом.
После сорок девятого удара молодой человек был еще жив; пятидесятый, нанесенный Бидзарро, его прикончил.
Затем этот кровавый мясник разрубил тело убитого на столько кусков, сколько людей было в его банде, сложил всю эту еще трепещущую плоть в большой котел и сварил суп, а затем заставил каждого съесть по нескольку ложек отвара и по куску мяса.
У него было два огромных сторожевых пса; он не кормил их три дня, а затем отдал им на растерзани