Господин Рембо взял свою линейку, обмерил судно вдоль и поперек и осведомился у Рене, какие переделки тот желает произвести. Однако никаких коренных переделок не требовалось, нужно было лишь навести красоту во внутренних помещениях; их разделение давало две небольшие каюты в носовой части, возле люка, через который спускались вниз, обеденный зал и, наконец, большую спальную каюту на две кровати, занимавшую всю кормовую часть. Эта каюта должна была разгораживаться занавесью, скользящей по металлическому карнизу.
— Следует, господин Рембо, — сказал Рене, — обшить эту каюту тиковым деревом; для двух передних кают достаточно будет красного дерева; я хочу, чтобы обеденный зал был отделан эбеновым деревом с золотой прожилкой, все украшения должны быть медными, без позолоты, чтобы их можно было чистить ежедневно. Составьте смету, и господин Сюркуф обсудит с вами цены; корабль должен быть готов к отплытию через две недели; половина денег будет выплачена сегодня, вторая половина — по завершении работ.
— Надеюсь, мы все обговорили, папаша Рембо? — спросил Сюркуф.
— Обговорить-то обговорили, — ответил корабельный мастер, — только ведь работы тут на целый месяц.
— Это не мое дело, — произнес Рене. — Шлюп нужен мне через две недели; что же касается цены, в которую все это мне обойдется, мы с господином Сюркуфом даем вам возможность произвести подсчеты, а сами тем временем поднимемся на палубу.
Едва ступив на палубу шлюпа, они увидели, что напротив «Штандарта» остановилась коляска; две девушки вышли из нее, окликнули лодку и поднялись на борт захваченного Сюркуфом судна.
— Ну-ну! — произнес Сюркуф. — И кто эти дамы, которые навещают нас в столь раннее утро?
— Вы их не узнаете? — спросил Рене.
— Нет, — ответил Сюркуф.
— Это барышни де Сент-Эрмин пришли помолиться у гроба своего отца; не будем тревожить их, пока они исполняют этот благочестивый долг, а когда они снова поднимутся на палубу, мы засвидетельствуем им наше почтение.
Они провели в ожидании несколько минут, а затем, поскольку шлюп был пришвартован у самой пристани, спрыгнули с судна на мол, дошли до того места, где стоял «Штандарт», подали знак лодке, которая доставила девушек, причалить к берегу, доплыли на ней до корабля и по трапу правого борта поднялись на палубу.
В эту минуту раздался крик матроса, купавшегося в гавани:
— На помощь! Ко мне, друзья! Акула!
Все взгляды устремились в его сторону; он плыл по направлению к кораблю, а позади него, прямо за его спиной, виднелся стремительно рассекавший воду акулий плавник.
Послышались крики: «Держись! Подожди! Мы сейчас!», но Рене, сделав повелительный жест, воскликнул:
— Ни с места! Я отвечаю за все!
В эту минуту, привлеченные криками, барышни де Сент-Эрмин поднялись на палубу; они увидели, как Рене поднес руку к груди, проверяя, на месте ли кинжал, который он всегда носил там на серебряной цепочке, а затем сбросил куртку и жилет, взобрался на бортовое ограждение и бросился в море, крикнув:
— Смелее, друг, плыви!
Джейн смертельно побледнела и закричала, Элен, потянув ее за собой, бросилась на ют, где Сюркуф подал ей руку.
Они оказались там как раз в ту минуту, когда Рене вынырнул на поверхность воды; держа в зубах кинжал, он во второй раз ушел под воду и появился вновь уже между матросом и акулой, всего лишь в трех метрах от чудовища. Наконец, он в третий раз скрылся под водой, направившись к акуле. Внезапно она судорожно дернулась и забила хвостом, словно испытывая мучительную боль; затем вода вокруг нее окрасилась кровью. Матросы радостно закричали. Рене показался из воды в метре позади акулы, но лишь для того, чтобы вдохнуть воздуха; стоило ему опять исчезнуть под водой, и акула снова забила хвостом, в одной из охвативших ее судорог перевернулась на спину и открыла взорам зрителей белое брюхо, распоротое на целый метр в длину.
Тем временем матросы, не дожидаясь ни от кого ни приказов, ни указаний, спустили на воду лодку и изо всех сил гребли к Рене, который, вернув кинжал в ножны и покинув ослепшую от боли акулу, плыл к кораблю. На своем пути он встретился с лодкой, два матроса протянули ему руки, помогли вылезти из воды и, сгребая его в охапку и бросая в воздух шапки, стали обнимать его и кричать: «Да здравствует Рене!»
Такой же крик издали все моряки на «Штандарте», в то время как обе девушки принялись размахивать платками.
Что же касается неблагоразумного матроса, который отправился купаться, несмотря на предупреждения всех своих товарищей, то ему бросили веревку и помогли подняться на борт.
Появление Рене на борту «Штандарта» стало триумфом. Прежде его товарищи определенно испытывали некоторую зависть к этому богатому, красивому и образованному молодому человеку, превосходство которого над всеми сказывалось во всем; но когда на глазах у них он рисковал жизнью ради такого же бедолаги, как они сами, их восторг стал безграничным и зависть уступила место восхищению и благодарности.
Однако он поспешил укрыться от этого прославления и бросился на ют, где застал всю в слезах Элен, подававшую нюхательную соль Джейн, которая пребывала в полуобморочном состоянии, тогда как Сюркуф приветствовал его рукоплесканиями.
Когда молодой человек подошел к ним, Джейн схватила его руку, поцеловала ее и, вскрикнув, спрятала лицо на груди сестры.
— Послушайте, — промолвил Сюркуф, обращаясь к Рене, — верно, в вас дьявол сидит или вы в самом деле так устали от жизни, что все время выкидываете подобные штуки!
— Мой дорогой капитан, — ответил ему Рене. — Мне доводилось слышать, что негры Гондара, когда на них нападает акула, ныряют, проплывают под ней и вспарывают ей брюхо ножом; я лишь хотел проверить, правда ли это.
В эту минуту г-н Рембо, который закончил свои подсчеты и, будучи настоящим купцом, ничего не видел во время этой работы, поднялся на ют и подал Рене смету.
Тот сразу же перешел к итоговой сумме, составившей восемь тысяч пятьсот франков, и передал листок Сюркуфу.
Пока сестры, в особенности Джейн, с изумлением, от которого они не в состоянии были оправиться, смотрели на Рене, Сюркуф с величайшим вниманием изучал поданный г-ном Рембо счет.
Затем, возвращая Рене бумагу, он заявил:
— За вычетом пятисот франков сумма сносная.
— Но шлюп будет готов через две недели? — поинтересовался Рене.
— Я ручаюсь за это, — ответил г-н Рембо.
— Дайте мне ваш карандаш, сударь, — попросил его Рене.
Метр Рембо передал ему карандаш, и Рене написал на обороте счета:
«По предъявлении сего г-н Рондо выплатит г-ну Рембо сумму в четыре тысячи франков, а две недели спустя, если шлюп будет готов, еще четыре тысячи пятьсот франков».
Сюркуф хотел было жестом помешать ему, но Рене не принял это во внимание и приписал:
«Пятьсот франков будут розданы мастеровым в качестве вознаграждения.
LXIIIОПЕКУН
Карета доставила капитана Сюркуфа, матроса Рене и обеих сестер в «Отель иностранцев». Два часа спустя гостиничный слуга явился спросить Рене, угодно ли ему принять барышень де Сент-Эрмин у себя или же он поднимется к ним.
Рене подумал, что приличнее будет ему подняться к ним.
По возвращении к девушкам слуга доложил, что г-н Рене идет следом за ним. Девушки встретили молодого человека, пребывая в явном замешательстве.
— Полагаю, — с улыбкой промолвила Элен, — взять слово придется мне как старшей.
— Позвольте мне выразить удивление торжественностью такого начала, мадемуазель.
— Скорее надо было бы говорить о печали, нежели о торжественности, сударь: согласитесь, в положении двух осиротевших девушек, которые находятся в трех тысячах льё от родного края, везут с собой тело своего отца и должны проделать еще около тысячи или тысячи двухсот льё, нет ничего радостного.
— Вы сироты, это верно, — произнес Рене, — вам предстоит проделать еще тысячу льё, и это тоже верно, но у вас есть преданный и почтительный брат, который обещал заботиться о вас и будет неукоснительно держать свое слово. Я полагал само собой разумеющимся, что вы ни о чем более не тревожитесь и оставляете мне заботу о вашей безопасности.
— Именно так вы и поступали до сего времени, сударь, — сказала Элен, — но мы не вправе долее злоупотреблять исключительной добротой, которую вы выказывали вплоть до нынешнего дня.
— Я считал, что добился милости заботиться о вас вплоть до Рангуна, то есть до тех пор, пока вы не приедете в ваше поместье, и в соответствии с этим предпринял определенные шаги; но, если вам угодно отвергнуть опекуна, которого избрал для вас Сюркуф, я готов отказаться от этого почетного звания. Я был бы счастлив, будучи избранным, но буду в отчаянии, оказавшись навязанным.
— О господин Рене! — воскликнула Джейн.
— Разумеется, — перебила ее сестра, — мы будем счастливы ощущать себя под охраной человека, одновременно столь доброго, столь великодушного и столь отважного, но нам не подобает завладевать вами ради нашей пользы. Все, о чем мы просим вас, это рекомендовать нам капитана, который отбывает в Бирманское королевство: он доставит нас к тому месту на берегу, где мы сможем нанять вооруженную охрану, которая сопроводит нас до реки Пегу.
— Если вы и вправду предпочитаете этот вариант тому, что предлагаю вам я, мадемуазель, у меня нет никакого права настаивать, и с этой минуты, к моему большому сожалению, более того, к моей глубокой скорби, я отказываюсь от замысла, который обдумывал с того самого дня, как увидел вас, и который на протяжении двух месяцев обольщал меня счастливыми мечтами. Поразмышляйте; я дождусь ваших распоряжений и буду действовать в соответствии с ними.
Рене поднялся, взял шапку и приготовился откланяться обеим сестрам.
Но Джейн неосознанно, не отдавая отчета своим действиям, бросилась между ним и дверью.