— Тихо! — сказал Франсуа на ухо Рене. — Мне послышалось, будто ветка хрустнула.
В тот же миг Рене коснулся его плеча и пальцем указал ему на чудовищную голову тигра, который, прижимаясь к земле, показался в начале прохода, проложенного в джунглях. Вначале он бросился к логову и, найдя его пустым, бесшумно стал пробираться сквозь заросли тростника.
Франсуа кивнул в знак того, что видит хищника.
— В правый глаз Филиппа, — громко сказал Рене.
И выстрелил.
В течение нескольких секунд дым мешал увидеть результат выстрела.
— Раз я жив, — спокойно заметил Рене, — значит, тигр мертв.
И действительно, вскоре они увидели тигра, с рычанием бившегося в агонии.
— А с какой стати вы перед выстрелом сказали: «В правый глаз Филиппа»? — спросил Франсуа. — Это, случаем, не тигра так зовут?
— Нет, — ответил Рене. — Его зовут просто тигром, и как раз поэтому нам надо остерегаться его.
Однако нанесенный удар был чересчур точным, чтобы зверя следовало бояться, в особенности подождав спокойно, пока смерть не сделает своего дела. Длилось это недолго: пораженный одним выстрелом, тигр умер быстрее своей самки, получившей две пули. Правда, пуля Рене, войдя в правый глаз, как и было заявлено превосходным стрелком, проникла в мозг и мгновенно убила зверя, в то время как пришлось ждать почти четверть часа, прежде чем тигрица испустила последний вздох.
Рене и Франсуа подождали какое-то время, надеясь, что три ружейных выстрела привлекут внимание людей из охраны, и те хотя бы из любопытства пожелают узнать, что случилось с охотниками.
Однако ждали они напрасно; и тогда, довольные своей охотой, молодые люди решили дойти до отряда, а затем вернуться с лошадью, чтобы забрать убитых тигров.
Но Франсуа ни за что на свете не хотел расставаться с детенышами; он закинул заряженное ружье за спину, схватил за шкирку обоих тигреночков, как он их называл, подождал, пока Рене перезарядит свое ружье, и двинулся вместе с ним по дороге к озеру, до которого, впрочем, было не более километра.
Но не прошли они и ста шагов, как лес огласился криком, похожим на раскатистый гром десятка труб, а следом за ним раздался такой же второй.
Молодые люди переглянулись. Крик это был им совершенно незнаком. Какое животное могло издать его?
Внезапно Рене хлопнул себя по лбу.
— Ах, черт! — воскликнул он. — Это же слоны зовут на помощь!
И он бросился вперед так стремительно, что уже через следующие сто шагов Франсуа отказался от мысли поспевать за ним.
Рене угадал направление настолько верно, что выбежал на берег озера ровно в двадцати футах от того места, где оставил девушек. Он остановился, устрашенный жутким зрелищем, открывшимся его взору.
Люди из конвоя рассыпались в разные стороны и держались на расстоянии. Сестры, по-прежнему сидевшие у подножия дерева и сжимавшие друг друга в объятиях, казались оцепеневшими от ужаса. Лишь оба слона неколебимо оставались на своем посту и, подняв кверху хоботы, не подпускали близко огромного питона: обвившись вокруг нижних ветвей дерева, под которым сидели девушки, он качал в пятнадцати футах от земли своей чудовищной головой и, не спуская взгляда с Джейн и Элен, казалось, испытывал на них свою гипнотическую силу.
Слоны, исполненные решимости защищать сокровище, которое им доверили, были готовы к сражению.
Конвойные, как уже было сказано, разбежались. Вооруженные лишь саблями и копьями, они не имели никакой возможности сражаться с подобным противником.
Слоны, увидев Рене, радостно затрубили.
Тот, кого они призывали, понял их и примчался. С одного взгляда Рене наметил, что ему следует делать. Положив ружье на землю, он бросился к девушкам, поднял их на руки, словно детей, и отнес в сторону, а поскольку в этот самый миг Франсуа вышел из леса, поручил ему оберегать их.
— Вот так! — со вздохом облегчения промолвил Рене.
И, схватив свое ружье, добавил:
— Ну а теперь кто кого, господин Пифон! Посмотрим, сравнятся ли пули Лепажа со стрелами Аполлона.
Питон следил глазами за девушками, которых у него похитили и которых он явно выбрал в качестве своей добычи. Но он прекрасно видел также, какую битву, перед тем как добраться до них, ему предстоит дать двум исполинам, явно бросавшим ему вызов.
Послышалось змеиное шипение, подобное свисту ветра в бурю. Зловонная слюна капала из пасти питона, его налитые кровью глаза метали молнии, когда он втягивал шею; шея питона, самая узкая часть его тела, толщиной была с бочку.
Невозможно было проследить глазами за извивами его тела, терявшимися среди ветвей дерева и в его листве.
Рене прочно встал на ноги. Перед ним был один из тех противников, в кого следовало попасть с первого выстрела; молодой человек прицелился в разверстую пасть и спустил оба курка одновременно. Дерево пошатнулось от толчка чудовища. Питон взбирался вверх по ветвям, ломая их и по временам исчезая в густой кроне дерева, которую он сотрясал, словно буря.
Франсуа подбежал и протянул Рене заряженное ружье; Рене вернул ему свое и сказал:
— Уведи как можно дальше наших путешественниц и дай мне абордажную саблю.
Франсуа повиновался, вернулся к девушкам и отвел их подальше от центра сражения.
Слоны по-прежнему держали хоботы поднятыми кверху, и казалось, что своими маленькими глазами они неотрывно следят за змеей. Все зрители, за исключением Рене, с дрожью наблюдали за развернувшимся зрелищем.
Правда, он был не зрителем, а действующим лицом.
Слоны топали ногами, словно вызывая питона на бой.
И он наконец появился: его залитая кровью отвратительная, безобразная голова скользнула вдоль ствола и спустилась к земле.
Новый залп из двух стволов достиг цели.
То ли питона оставили силы, то ли, ослепленный четырьмя пулями, он явно перестал осознавать свои движения, так или иначе, он рухнул всей своей массой к подножию дерева.
Пагода Рангуна, обрушившись со своего гранитного основания, не произвела бы большего шума и не сотрясла бы землю глубже.
Едва учуяв под собой землю, питон, почти утративший способность ощущать, но сохранивший силу, скатился вниз со скоростью разжавшейся пружины. Но поскольку, ничего не видя, он полз вблизи одного из слонов, тот наступил ногой на его разбитую голову; змея прилагала чудовищные усилия, чтобы вырваться из-под этого гнета, но на нее давила масса весом в три или четыре тонны, который слон удвоил напряжением мышц. Питон корчился, словно червяк, на голову которого поставили ногу, и, натолкнувшись на гигантскую массу, обвился вокруг нее.
Второй слон, увидев опасность, угрожавшую его товарищу, бросился к нему и обхватил змею своим хоботом; но она, лишь третью своего тела обвивая первого слона, остальными двумя третями тела обвила второго.
Какой-то миг вся эта бесформенная масса являла собой гигантское пародическое подобие скульптурной группы Лаокоона.
Слоны кричали от боли; Рене казался пигмеем среди этих трех допотопных исполинов.
Но он был человек, он обладал разумом, и он должен был победить.
Подобрав с земли абордажную саблю, брошенную Франсуа к его ногам, и улучив момент, когда благодаря последнему усилию обоих слонов тело питона оказалось растянуто между ними в воздухе, Рене поднял саблю, незадолго перед тем отточенную, и одним ударом вроде тех, что наносили великаны Гомера и герои «Освобожденного Иерусалима», рассек змею надвое. Как только позвоночник питона оказался разрублен, оба обрубка чудовища, хотя и продолжая двигаться, утратили силу и упали на землю.
Один из слонов, наполовину задушенный, упал на колени; второй остался на ногах, но, шатаясь и с резким и мучительным хрипом вдыхая воздух.
Рене сбегал к озеру, принес в своей шапке воды и стал понемногу вливать ее в глотку тому слону, что остался на ногах. Второму, который упал на колени, нужно было время, чтобы освободить дыхательные пути. Рене подозвал к нему двух погонщиков, а сам бросился к девушкам, которые были смертельно бледны. Он обнял обеих и прижал к сердцу, как поступил бы со своими сестрами. В этом объятии губы Джейн оказались у губ Рене, но он тотчас же отстранился. Девушка испустила глубокий вздох.
LXIXРАЗБОЙНИКИ
В первое мгновение все находились под впечатлением только что испытанного волнения.
Рене, поддерживая обеих девушек, привел их на поросший травой пригорок и сел там рядом с ними. Но, по-прежнему проявляя осмотрительность, он взял из рук Франсуа свое ружье, которое тот снова зарядил.
Ружье Франсуа и его абордажная сабля остались на поле боя.
Выказывая необычайную деликатность, Рене вынул из кармана хрустальный флакон, оправленный в золото, и дал своим юным подругам вдохнуть нюхательную соль.
Как только они смогли заговорить, а первой это сделала Элен, Рене спросил ее, как все происходило и почему они позволили змее подобраться так близко к ним и даже не попытались спастись бегством.
Из ее слов следовало, что по окончании обеда, пребывая в убеждении, что под охраной двух своих исполинских защитников они могут ничего не опасаться, девушки уснули.
Однако некоторое время спустя, прямо во сне, Элен ощутила странную дурноту. Вокруг нее распространился сладковатый тошнотворный запах, ей чудилось, что слышатся крики ужаса, но силы открыть глаза появились у нее лишь после того, как слоны стали ногами сотрясать землю. И тогда в двадцати шагах от себя она увидела уродливую голову чудовища с распахнутой пастью, устремившего на нее неподвижный взгляд.
Это его отвратительное дыхание отправляло зловонием окружающий воздух.
Элен разбудила сестру и хотела подняться и бежать, но не смогла удержаться на ногах и с ужасом вспомнила о гипнотической власти, которой обладает змея и которая заставляет птиц падать с деревьев, при том что сама она остается неподвижной, и привлекает к ней животных, намеченных ею в пищу.
Девушка вспомнила, как читала в незадолго перед тем вышедшей книге о путешествиях Левайяна, что прославленный путешественник чуть было не стал жертвой подобного гипноза, от которого сумел освободиться, выстрелив из ружья и тем самым разорвав нить колдовского притяжения.