LXXIIКОЛОНИЯ
Реми отнес на чердак несколько охапок папоротника, в обилии произраставшего вокруг дома, поверх расстелил шкуру пантеры, смастерил две скамейки, подобные той, что стояла у него внизу, и чердак превратился в жилище новоявленной Евы.
Он внимательно посмотрел на юную бирманку, чего не делал прежде, и нашел ее очаровательной: на ней было длинное платье небесно-голубого цвета, стянутое в талии шелковым пояском, с вышивкой вокруг шеи и на краях широких рукавов; плетеные соломенные сандалии облегали ее детские ножки; ее обнаженные руки, чуть более смуглые, чем лицо, были прекрасной формы; ее понятливый взор был исполнен признательности к Реми и, казалось, говорил: «Поскольку беда пригнала меня к тебе, могу я что-нибудь сделать для тебя?»
Рене, со своей стороны, был настроен делать все, чтобы заставить девушку забыть о ее беде; с таким настроением с обеих сторон они вскоре приобрели навык обмениваться то на бирманском языке, то на французском теми словами, какие необходимы для обеспечения первых жизненных нужд.
Девушка, несомненно, принадлежала к какому-то скотоводческому племени, поскольку она тотчас же принялась ухаживать за домашними животными; она указала на то, что кабан и его самка должны быть поселены отдельно, и в тот же день для них было построено помещение. Теленок подрос и более уже не нуждался в материнском молоке, но, то ли из чревоугодия, то ли из лени, продолжал им питаться. И тогда она сплела из высоких и тонких трав корзины такого плотного плетения, что в них можно было держать молоко, точно в деревянных или фаянсовых сосудах; она собирала яйца, разделила всех кур на несушек и наседок, так что теперь у нее всегда были свежие яйца и цыплята, добывавшие себе корм возле дома.
Но куда более важное открытие, сделанное ею, заключалось в том, что вьющееся растение, покрывавшее здесь всю землю, было не чем иным, как бетелем; она знала, что такое кукуруза и пшеница и показала Реми, как сажать одно и сеять другое.
Реми очень нравились его новые занятия, позволявшие ему постоянно находиться рядом с девушкой. Не прошло и двух месяцев, а она уже вполне освоилась в доме. В свой черед Реми установил мельницу и научил хозяйку выпекать хлеб. Благодаря маслу и сыру, которые она делала из сливок, достаток в доме шел в гору.
Она умела делать сети и лесу из волокон алоэ, и вскоре изготовленные ею рыболовные снасти стали вносить свой вклад в питание колонистов.
Наконец, в один прекрасный день Реми обнаружил, что ферма разрослась настолько, что обходиться без помощников уже невозможно, и потому он решил отправиться в городок Таунгу, расположенный не далее чем в пятнадцати льё, и посмотреть, нельзя ли купить там несколько негров или нанять несколько слуг.
Он намеревался также выяснить, нельзя ли извлечь прибыль из бетеля, который заготовила Ева и который можно было производить ежегодно в любом желаемом количестве.
И вот однажды утром, вместо того чтобы выпустить жеребца пастись, Реми оседлал его, взнуздал и сел на него верхом; но тут он заметил, что кобыла, привыкшая не покидать своего самца, настроена отправиться в путь вместе с ним без всякого на то принуждения; Реми оседлал ее, бросил ей повод на шею и открыл ворота частокола.
Однако в ту же минуту Ева встала в воротах, и, когда Реми приготовился выехать из них, она раскинула руки и, рыдая, несколько раз повторила два слова из немногих известных ей французских слов:
— С тобой, с тобой, с тобой!
Реми и сам был немало раздосадован тем, что ему приходится оставлять Еву одну на два или три дня; он опасался, что за время его отсутствия с ней произойдет какая-нибудь беда. Ева не смогла бы одна защитить это маленькое, едва зародившееся поселение, если бы на него совершили нападение. Да и потом, если уж суждено было чего-то лишиться, Реми предпочел бы потерять свой дом и свою скотину, нежели потерять Еву. Так что он спрятал в расщелине скалы ружья и порох, самое ценное, по его мнению, что у него было, ибо, имея ружья и порох, он смог бы отвоевать то, что у него забрали бы. Что же касается животных, то о них он нисколько не тревожился: поскольку почти все они были травоядными, у них был навык добывать себе корм самостоятельно. Кроме того, он взял двадцать пять луидоров из своих денежных запасов.
Затем, довольный тем, что не оставляет ничего, о чем болело бы сердце, он препоручил охрану своей маленькой зарождающейся фермы Всевышнему. У Реми был компас: с его помощью он взял направление на Таунгу. По пути им предстояло переправиться через один из притоков Ситтанга. Реми хотел было отыскать брод, но его юная подруга жестом дала ему понять, что в этом нет нужды и что она умеет плавать. Рене и Ева подъехали к берегу реки, взялись за руки и понудили своих лошадей войти в воду.
В тот же вечер они прибыли в Таунгу.
Пегуанцы, которые обитают в местностях, удаленных от больших городов, не пользуются чеканными монетами; у них в ходу небольшие золотые слитки, которые они проверяют пробным камнем, чтобы знать, чистое это золото или с примесями; впрочем, в Бирме, где имеются серебряные рудники, золотом пользуются в основном лишь для того, чтобы золотить пагоды.
Вскоре Реми понял, насколько полезна ему была Ева: она знала бирманский язык и служила переводчиком; к тому же имелось множество мелочей, необходимых в зарождающейся колонии, о которых Реми наверняка забыл бы, но о них помнила Ева.
Но главное заключалось в том, что привезенного ими бетеля, который все нашли превосходным, оказалось достаточно, чтобы путем обмена купить всю нужную им провизию, и торговцы, которые его приобрели, взяли на себя обязательство забрать в течение трех месяцев весь бетель, заготовленный Евой.
И на сей раз Еве не нужно будет ехать в город: торговец сам приедет за товаром в колонию, которая с этого времени стала называться Землей бетеля.
Они купили двух негров и двух негритянок, наняли двух парней, приученных к выращиванию риса, и двух женщин в помощь Еве для ухода за скотиной и заготовки бетеля.
Кроме того, они приобрели двух буйволов, конечно же самца и самку, чтобы волочить плуг, который Реми намеревался смастерить сам. Вместо железного лемеха предполагалось использовать лемех из тикового дерева.
Обратный путь занял три дня, поскольку женщины и вьючные животные не поспевали за лошадьми, если только те не переходили на шаг. Переправа через реку прошла без приключений, и вскоре они оказались в виду своего жилища.
Едва завидев их, навстречу им бросились собаки, а вслед за ними двинулась и все прочие животные, за исключением петуха, оставшегося сидеть на частоколе, кур, продолжавших водить своих цыплят, и кота и кошки, с важностью египетских богов застывших по обе стороны ворот.
За время отсутствия хозяев ничего не произошло, и все осталось нетронутым как снаружи, так и внутри жилища.
Застав все в таком исправном состоянии и видя, сколь удачно завершилась его поездка, Реми воздел руки, дабы возблагодарить Небеса. Решив, что эти объятия открыты ей, Ева простодушно бросилась в них. Реми прижал ее к своей груди, и впервые губы их встретились и слились в поцелуе.
С этого времени нелюдимость Реми начала мало-помалу исчезать, он перестал читать «Робинзона Крузо», и единственным напоминанием об этой книге, оставшемся в доме, стало имя одного из негров, которого назвали Пятницей.
С этого же времени все обязанности по дому были распределены, каждый получил свои полномочия, а рабочие дни стали упорядоченными.
Проявив присущее ему мастерство, Реми изготовил плуг, после чего впряг в него буйволов, вспахал десяток арпанов земли и засеял их.
В сравнении со столь сложной работой, как изготовление плуга, смастерить борону было сущим пустяком. Так что Реми проборонил свои десять арпанов земли, и вскоре там взошла пшеница.
Один из двух парней, нанятых помогать ему в обработке земли, обнаружил болотистую местность, после чего Реми проложил там оросительные каналы и устроил рисовую плантацию.
На второго парня, имевшего склонность к охоте и рыболовству, возложили обязанность снабжать дом провизией; но, поскольку округа изобиловала дичью и рыбой, остававшееся у него свободным от этих занятий время использовалось для того, чтобы помогать одной из негритянок, весьма опытной в выращивании бетеля, ухаживать за этим растением, с которым Реми связывал большие надежды на процветание колонии, и расширять его посадки.
У Евы и второй негритянки хватало сил управляться со скотиной и домашним хозяйством.
Благодаря этому подкреплению в лице новых работников маленькая колония приняла более достойный вид. Если прежде негров били и они ничего толком не делали, ибо их заставляли работать, то теперь, поскольку их кормили и обращались с ними скорее как со слугами, нежели как с рабами, они трудились с утра до ночи; и потому лица здесь были веселыми и радостными у всех, за исключением хозяина дома; дело в том, что с Реми, хотя он и перестал быть мизантропом, случилось нечто похуже: он был влюблен.
Ева, со своей стороны, любила Реми всем сердцем и со всем своим простодушием. Ее ласки и ее слова не оставляли его в неведении. Именно эта взаимность чувств и причиняла боль его сердцу: если бы Ева не любила его, если бы она не говорила ему об этом, у него достало бы выдержки противостоять лишь своей собственной любви; но бороться не только против своей любви, но и против любви Евы было выше его сил.
На уста наших читателей просится вопрос: «Но почему тогда?…»
Отвечу прежде, чем этот вопрос будет высказан до конца: да потому, что Гийом Реми, славный человек и превосходный христианин, законный сын Матюрена Реми и Клодины Перро, ни за что на свете не хотел сделать своего сына-первенца родоначальником незаконнорожденного потомства.
Он пребывал в самом разгаре борьбы между искушением и совестью, как вдруг однажды вечером собаки залаяли, но не яростно, как если бы предупреждали об опасности, а полегоньку, по-братски, так сказать, словно предупреждая о приходе друга. Рене пошел отпирать ворота: тот, кто в них постучался, и в самом деле был братом.