Это был французский иезуит, намеревавшийся проповедовать Христа в Китае и, по всей вероятности, обрести там смерть.
— Вдвойне добро пожаловать, святой отец! — радостно приветствовал его Реми. — Ибо вы принесли нам куда больше, чем мы когда-нибудь сможем воздать вам!
— И что же я мог принести вам такого необычайного, дети мои? — спросил благочестивый священник.
— Вы принесли этой девушке спасение, а мне счастье; она язычница, сегодня вечером вы окрестите ее; я люблю ее, и завтра вы нас обвенчаете.
Наставления, адресованные новообращенной, были недолгими.
Ее спросили, признает ли она другого бога, кроме бога Реми, и она ответила «нет».
Ее спросили, хочет ли она жить и умереть в той же вере, что и Реми.
Она ответила «да».
В тот же вечер Реми объявил, что, поскольку на другой день состоится свадьба, все завтрашние работы отменяются.
Наконец, проводив отца-иезуита на небольшой холм, на вершине которого стоял крест и где по утрам и вечерам Реми благоговейно творил молитву, он произнес, обращаясь к священнику:
— Святой отец, именно здесь вы благословите нас завтра, и даю вам слово, что не пройдет и года после вашего благословения, и на этом месте будет стоять часовня.
На следующий день, в присутствии двух негров, двух негритянок и двух пегуанцев, Реми и Ева были связаны узами брака.
Обряд крещения был совершен непосредственно перед обрядом бракосочетания, так что, как ни мало была наставлена Ева в нашей вере, у нее не было времени согрешить, даже мысленно, в промежутке между двумя этими церемониями.
В тот же день священник ушел, благословив на прощание, по старинному обычаю, хозяина, хозяйку, слуг, животных и жилище.
Между тем животные никоим образом не ждали этого благословения, чтобы начать плодиться. Теленок сделался красивым годовалым быком, буйволица произвела на свет буйволенка, кобыла разродилась жеребенком, кошачья семья увеличилась, обзаведясь шестерыми котятами, у собак появилось десять щенят; что же касается свиного семейства, то их потомство даже перестали считать, и более того, молодые поросята, выпущенные на волю, уже делались похожими на взрослых кабанов.
Подошло время, когда должен был приехать торговец; он появился в сопровождении двух своих собратьев по ремеслу, которые с радостью удостоверились в том, какое большое количество продукции может ежегодно приносить Земля бетеля. Тот, с кем Реми заключил торговый договор раньше, привез за товар заранее условленную сумму; но, поскольку земля произвела в три раза больше, чем от нее ожидали, маленькое хозяйство принесло Реми вовсе не девять тысяч тикалов, а куда больше, ибо двое других торговцев, предполагавших, что здесь их ожидает выгодная сделка, запаслись мешочками, полными тех маленьких золотых слитков, какие в бирманской торговле служат деньгами.
Торговцы предложили Реми следующий договор: они берут на себя обязательство выплачивать ему каждый год по пятнадцать тысяч тикалов, из которых двенадцать тысяч — за бетель, а остальные три — за кукурузу, рис и пшеницу.
В случае же неурожая этих зерновых Реми покроет недостающее бетелем.
Торговцы обязались прислать двух буйволов, четырех негров, двух негритянок и двух пегуанцев.
Один из пегуанцев должен был быть железных дел мастером, другой — столяром.
Через девять месяцев и несколько дней после ухода славного иезуита Ева родила мальчика, который получил имя Жюстен.
Повивальной бабкой послужила одна из негритянок, и она прекрасно справилась с этой обязанностью.
В часовне, построенной на том самом холме, где Реми повенчался с Евой, он своей отцовской рукой крестил первенца; вне всякого сомнения, такая верность данному обещанию принесла ему счастье, поскольку через год и еще через год два других их сына получили там имена Жюль и Бернар.
Прошло еще три года, и имя Адда получила там их дочь.
Между тем колония продолжала процветать; обрабатывалось уже более одного льё земли. Число слуг и рабов, трудившихся в фактории, достигло восемнадцати, и это не считая дюжины негритят и малолетних метисов, которые получали обязанности в соответствии с их возрастом, либо, если были слишком малы, играли с котятами и щенятами и гонялись за курами.
Старший из сыновей Реми посвятил себя сельскому хозяйству, охоте и рыболовству.
Второй сын, Бернар, стал учиться у железных дел мастера, а третий, Жюль, — у столяра, которых по просьбе Реми прислали в колонию его торговые компаньоны.
Вряд ли стоит рассказывать во всех подробностях о процветании колонии, которое не только продолжалось, но и неизменно возрастало. И вот наступило время, когда все здешние хижины стали казаться чересчур убогими, и Реми решил построить на их месте большой дом, предназначавшийся для виконта де Сент-Эрмина, а вокруг него — дома поменьше, которые должны были стать жилищами Реми и всех прочих работников колонии.
Реми составил план будущего дома виконта, и, как если бы все только и ждали его приезда, каждый приложил руку к этому строительству. Двое юношей уже были достаточно хорошо обучены, чтобы работать вместе со своими наставниками, столяром и железных дел мастером. Реми применил все свое плотницкое искусство, украшая резьбой балки и галереи вокруг дома. Затем, в то время как Ева взяла на себя обивку внутренних покоев тканями, привезенными из Прома, Пегу и даже Калькутты, все занялись постройкой остальных домов деревни, которая должна было насчитывать не менее пятнадцати или восемнадцати жилищ.
На то, чтобы осуществить этот огромный труд, понадобилось два года; но, поскольку колония по-прежнему процветала и приносила ежегодный доход от пятнадцати до восемнадцати тысяч тикалов, то есть около шестидесяти тысяч франков, работа подвигалась куда быстрее, чем ожидалось.
Трое сыновей Реми сделались красивыми и крепкими парнями, умело владевшими оружием.
Маленькая колония дважды подвергалась нападениям разбойников, но благодаря четырем блокгаузам, высившимся по всем четырем углам деревни, они были встречены так, что их нового появления можно было не опасаться.
Особый ужас наводил на бандитов всех мастей, будь то люди или звери, Жюстен. Если становилось известно, что в радиусе двух-трех льё кто-то видел тигра или пантеру, Жюстен вскидывал на плечо свое ружье, засовывал за пояс отцовский топор и не возвращался, пока тигр или пантера не были убиты.
В тот день, когда Жюстен вошел в обеденный зал в тигровой шкуре, наброшенной на голову и плечи, и застал там тех, кого в колонии так долго ждали, он убил одиннадцатого тигра.
За год перед тем огромное горе постигло всю эту прекрасную семью, равно как слуг и рабов, составлявших население колонии: жена Реми, мать трех красивых сыновей и прелестной девушки, умерла.
LXXIIIПОХОРОНЫ ВИКОНТА ДЕ СЕНТ-ЭРМИНА
Теперь, когда мы знаем, как была основана колония виконта де Сент-Эрмина на Земле бетеля, мы можем возобновить ход нашего повествования.
Нет нужды рассказывать нашим читателям о том впечатлении, какое произвел на обеих сестер, сэра Джеймса Эспли и Рене вид патриархального семейства, которое перенесло в начало XIX века нравы аравитян библейских времен.
Авраам не был почтеннее Реми, Ревекка не была красивее Адды; Давид и Ионафан не были отважнее Бернара и Жюля, и, наконец, Самсон, разорвавший льву пасть, не превосходил Жюстена ни в храбрости, ни в упорстве.
И потому обе девушки, вернувшись в свою комнату, и оба молодых человека, возвратясь в отведенные им покои, не переставали удивляться тому, что они видели, и восхищаться этим безыскусственным величием.
На следующее утро Адда заглянула к девушкам, чтобы узнать, как они провели ночь, и сообщить им, что отец просит разрешения посетить своих молодых хозяек; согласие на это было дано, и старик тяжелым и медленным шагом поднялся к ним; в руках он держал небольшую конторскую книгу и намеревался отчитаться перед ними.
— Барышни, — начал он, — первое, что обязан сделать должник, встречаясь со своим кредитором после двадцати четырех или двадцати пяти лет разлуки, — это признать сумму своего долга и отчитаться по нему.
Девушки в полном недоумении переглянулись между собой.
— Наш отец никогда не говорил с нами об этом, — сказала Элен. — Если он и думал что-то на этот счет, так скорее то, что он является вашим должником, а не наоборот. Единственный совет, который он нам дал, заключался в том, чтобы продать поселение, а вырученные деньги разделить с вами.
Реми засмеялся:
— Я не могу принять такие условия, мадемуазель, это означало бы, что те скромные услуги, какие я оказал моему достопочтенному хозяину, обошлись бы ему чересчур дорого. Нет, мадемуазель, пойдемте вместе со мной, если вы не слишком устали, и у вас будет возможность увидеть собственными глазами, в каком состоянии пребывает ваше имущество. Ваша сестра будет сопровождать вас на законном основании, а если вы пожелаете, чтобы при сем находились и два этих господина, я буду счастлив отчитаться перед вами в присутствии возможно большего числа свидетелей.
Девушки обменялись взглядами, как бы спрашивая друг у друга совета, и пришли к мнению, что все должно происходить в самом узком кругу. Имея наилучшие намерения в отношении Реми, они опасались, как бы человек, который не являлся посторонним, поскольку был помолвлен с одной из них, не воспрепятствовал тем щедротам, какими они хотели осыпать доброго слугу.
— Мы пойдем одни, мой достопочтенный друг, — сказала Элен. — Укажите нам дорогу, прошу вас.
Старик сделал несколько шагов вперед и открыл небольшую дверь, знаком приглашая девушек войти. Окна маленькой комнаты, возможно единственной во всем доме построенной из камня, были забраны железными решетками, и всю ее обстановку составляли две небольшие железные бочки, одна из которых была высотой в один фут, а другая — в три фута; обе были железными цепями прикованы к стене и на высоте человеческого роста поставлены на железные брусья, вмурованные в стену и просунутые сквозь два железных кольца.