В полдень, чтобы переждать знойную жару, сделали короткую остановку в самой гуще леса. Рене, которого трое братьев щедро снабдили бетелем, раздал часть его своим конвойным, пообещав дать им столько же вечером и столько же на первом привале на другой день.
Около пяти часов вечера они подошли к озеру.
Стоило каравану добраться до него, и, хотя было видно, как на поверхности воды, напоминая вырванные с корнем деревья, вдали плавают кайманы всех размеров, несколько негров и индийцев не смогли воспротивиться желанию искупаться; чтобы оказаться в купальном костюме, им достаточно было лишь снять с себя нечто вроде голубой юбки длиной до колен, которую они завязывали на поясе.
Они скинули с себя набедренные повязки и бросились в воду.
Тем временем Рене и Франсуа бдили, держа в руках ружья и поглядывая то на озеро, то на густой лес, который на подступах к нему становился светлее.
LXXXIВОЗВРАЩЕНИЕ
Внезапно один из купальщиков вскрикнул и скрылся под водой; было понятно, что это какой-то кайман незаметно подкрался к нему, схватил его за ногу и потащил на дно озера.
Услышав этот крик, исполненный отчаяния и смертельного ужаса, все остальные поплыли к берегу; внезапно стало видно, что в нескольких футах позади последнего из них воду пенит чудовищный кайман; однако купальщик, чувствуя, что за ним гонятся, удвоил усилия и сумел достичь берега.
Стоило ему встать на ноги, как из воды показалась голова чудовища, и кайман, цепляясь за землю передними лапами, стал вылезать на берег. Негр, опережавший его не более чем на десять шагов, побежал что есть силы в сторону Рене.
— Ну и что случилось? — смеясь, спросил тот.
— Да вот, кайман решил позавтракать мною, — ответил негр.
Тем временем кайман выбрался из воды и приготовился броситься в погоню за негром, явно имея на него те самые виды, о каких подозревал беглец.
— Вот как! Неужели кайманы нападают на людей вне воды? — поинтересовался Рене.
— Полагаю, да, хозяин, особенно если они уже отведали человечины; вот этот точно пришел за мной; сейчас начнется охота.
— Несчастный, у тебя же нет оружия! — сказал Рене.
— В нем нет надобности, — ответил ему негр, а затем обратился к своим товарищам: — Ну да, у меня в нем нет надобности, а вы все давайте сюда, вон как раз дерево, которое мне нужно.
Кайман, вместо того чтобы бежать, остановился и, видя, что на подмогу намеченной им жертве пришли три или четыре существа той же породы, засомневался, стоит ли ему продолжать свою затею.
Но негр подошел к нему так близко, что кайман распахнул огромную пасть, полагая, что тот намерен броситься в нее; однако она захлопнулась точно с таким звуком, какой производят две доски, ударившись друг о друга: зверь схватил пустоту.
И тогда кайман бросился вдогонку за негром, сопровождая свой бег прыжками длиной в четыре-пять шагов.
Между тем африканец очень быстро добрался до дерева, которое он указал своим товарищам в качестве средства, нужного ему для того, чтобы довести до конца задуманную им проделку над кайманом.
И произошло это вовремя: кайман был всего в десяти шагах от него. Негр разбежался и с легкостью обезьяны взобрался на дерево, похожее на иву.
Рене подумал было, что негр уже вне опасности, как вдруг на глазах у него кайман натужно зацепился за ствол и, словно чудовищная ящерица, полез за негром.
Тот кинулся на одну из горизонтальных ветвей дерева. Кайман, которому эта гонка и охватившая его досада раззадорили аппетит, отважился полезть туда вслед за беглецом.
С этой минуты гибель негра казалась неизбежной, и всех зрителей охватил страх за него; но негр ухватился за конец ветви и благополучно спрыгнул на землю.
Тотчас же все его друзья бросились ему на помощь и, схватившись за конец ветви и начав ее дружно трясти, придали ей такие резкие, сильные и отрывистые движения, что кайман, при всей своей тупоголовости, стал понимать, что угодил в ловушку.
И вот тогда, явно охваченный смертельным страхом, он начал сознавать, что рожден вовсе не для того, чтобы карабкаться по деревьям; он вытянулся вдоль ветви, вцепился в нее когтями и, хотя ее сильно раскачивали, пытался сохранять равновесие, но в конце концов перевернулся на ветви, как переворачивается на лошади седло, сползая со спины под брюхо, и упал.
После падения кайман оставался недвижим, и потому негры кинулись к нему: он упал на голову и сломал себе шейные позвонки.
Спустя час, собравшись вокруг большого костра, конвойные поедали каймана, вместо того чтобы кайман поедал конвойных.
Быстро спускалась ночь. Рене приказал всем собрать и нарубить по краю леса дров для большого костра, чтобы удерживать в отдалении рептилий, хищных зверей и кайманов.
Предосторожность эта была тем более нелишней, что запахи приготовленного на огне мяса могли привлечь к месту привала всех любителей мяса, как сырого, так и жареного.
Через десять минут дров было собрано на всю ночь.
С помощью этих дров Рене устроил нечто вроде оградительного кольца огня, который нужно было лишь подпитывать там, где он ослабевал.
Затем, раздав бетель, чтобы поднять у людей настроение, Рене отправил весь конвой спокойно спать, заявив, что он и Франсуа будут вдвоем оберегать всех.
Когда огонь зажгли, спустилась ночь с ее мрачным хором рычаний тигров, мяуканий пантер и похожих на детский плач жалобных стонов кайманов; казалось, все кругом подавало голос, чтобы нагнать страх на человека: лес, вода и джунгли словно уступили поле боя целой армии демонов, готовых растерзать друг друга; оставалось лишь заполниться воздуху, и около одиннадцати часов над огнем начали кружить летучие мыши, огромные, как совы, и вносить свои пронзительные ноты в общую устрашающую симфонию, пролетая сквозь клубы дыма, словно исходившего из уст ада.
Чтобы не затрепетать от этого шума, в котором было нечто от хаоса, следовало иметь сердце, огражденное той тройной стальной броней, о какой говорит Гораций. Франсуа, хоть и был храбрецом, на мгновение ощутил, что мужество ему изменяет; одной рукой он оперся на плечо Рене, а второй указал ему на два огонька, скакавших в лесу, шагах в тридцати от них.
— Тихо, — ответил Рене, — я вижу их.
И, приложив приклад ружья к плечу, он с таким же спокойствием, как если бы перед ним была обычная мишень, выстрелил.
Ответом на его выстрел стало устрашающее рычание; затем, словно это рычание было сигналом, оно всколыхнуло бесчисленные рычания, которые со всех сторон, за исключением берега озера, окружали их маленький бивак. То было предвестие страшной опасности!
— Подбрось в огонь дров, — только и сказал Рене.
Франсуа повиновался.
Резко разбуженные, бирманцы и индийцы поднимались: одни лишь на колени, а другие во весь рост.
— Кто из вас, — обратился к ним по-английски Рене, — влезет на дерево и срубит все его ветви?
Вызвался один бирманец; он попросил у Франсуа его абордажную секиру и с обезьяньей ловкостью вскарабкался на ближайшее к биваку дерево. Ветви его стали падать со всех сторон с быстротой, свидетельствовавшей о том, что дровосек осознавал необходимость без промедления исполнить полученный приказ. К счастью, дерево, на которое он забрался, оказалось смолистым, и, едва его первые срубленные ветви были брошены в огненное кольцо, пламя взметнулось к небу настоящим заслоном между биваком и лесом.
Между тем с того места, куда Рене направил ружейный выстрел, доносилось рычание: то ли раненый тигр никак не мог умереть, то ли, как водится у этих зверей, подле самца находилась его самка или подле самки находился ее самец. Рене начал с того, что перезарядил свое ружье и поручил Франсуа держать четыре других ружья, составлявших всю их артиллерию. Затем, подбирая горящие головни, Рене стал швырять их в ветви смолистого дерева, похожего на то, что дало такое великолепное топливо для костра. Дерево загорелось. В одну минуту пламя охватило его от комеля до вершины, и дерево, пылая, словно огромная подставка для иллюминационных лампионов, озарило все кругом в радиусе пятидесяти шагов.
Тем временем на берегу озера показались кайманы, пытавшиеся незаметно подкрасться к конвойным.
Рене поспешил навстречу двум огромным ящерицам, которые на минуту остановились в нерешительности, испугавшись огня. Их большие бестолковые глаза выражали изумление, а тела, ощущавшие невыносимый жар, извивались, не двигаясь с места. Глаза у них были размером с пятифранковую монету, и для Рене этого было более чем достаточно. Он пустил пулю в глаз ближайшему из кайманов, находившемуся всего в десяти шагах от него; животное судорожно приподнялось, а затем упало навзничь в нескольких шагах от озера.
Тем временем негр, затеявший перед тем охоту на кайманов и выступавший то в роли дичи, то в роли охотника, схватил ветвь с пылавшим концом и, пользуясь ею как рогатиной, воткнул ее в горло другому чудовищу. Кайман, издавая страшный рев, бросился гасить ее в озеро.
Другой кайман, напуганный тем, что случилось с его товарищем, уже сам попятился к озеру и тоже бросился в воду.
Между тем дерево по-прежнему горело, и с его с вершины падали полыхавшие ветви, поджигая высокую траву и соседние деревья. Вскоре пожар разросся, образовав широкую огненную стену; ветер, дувший со стороны озера, двигал пламя вперед. И, по мере того как пламя распространялось, слышались крики разных зверей, которых оно застигало врасплох ранеными или спящими.
Среди этих криков слышалось шипение поспешно уползавших змей, которые терлись своими хвостами о ветви деревьев, заставляя их шевелиться.
— Ну что ж, друзья мои, — сказал Рене, — вот теперь, думаю, мы можем спокойно поспать.
И, устроившись в самом центре огненного кольца, он уже через несколько минут и в самом деле спал так спокойно, словно находился в каюте своего шлюпа.
LXXXIIДВОЙНАЯ ДОБЫЧА
На рассвете следующего дня Рене проснулся.