— После своего возвращения вы уже нанесли господину Рондо визит или известили его о своем приезде?
— Я не имею чести быть знакомым с господином Рондо, генерал.
— А не желаете познакомиться с ним?
— С удовольствием, генерал; говорят, это очень приятный человек.
— Чудесно. Хотите вместе с ним отобедать у меня сегодня?
— Если он входит в число ваших друзей, генерал, не вижу в этом никакого неудобства.
В этот момент вошла г-жа Декан, и Рене встал.
— Сударыня, — обратился к ней генерал, — позвольте представить вам господина Рене, старшего помощника капитана Сюркуфа, участника недавнего славного сражении, в котором, вероятно, он спас свободу и жизнь нашему другу из Сен-Мало. Господин Рене оказал нам честь, согласившись отобедать у нас вместе со своим банкиром господином Рондо, на чье имя он только что дал мне переводной вексель на сто тысяч франков, дабы употребить их на вспоможение бедным французам и вдовам моряков. Исполнить эту благочестивую задачу предназначено вам, сударыня; так что поблагодарите господина Рене и подайте ему, прошу вас, вашу руку для поцелуя.
Госпожа Декан, вне себя от удивления, протянула руку Рене; он склонился к этой руке, коснулся ее одновременно кончиками пальцев и краешками губ, а затем отступил на шаг и одновременно раскланялся, намереваясь удалиться.
— Но вы забыли, сударь, — сказал генерал, — что собирались о чем-то просить меня.
— О! Теперь, — ответил Рене, — поскольку я буду иметь честь увидеть вас днем, позвольте мне не продлевать более мой докучливый визит.
И, поклонившись совершенно изумленному генералу, а затем и г-же Декан, изумленной еще более, чем ее супруг, он вышел, оставив их переглядываться и искать в глазах другого объяснение этой столь странной загадки.
Вслед за ним генерал Декан пришел к Сюркуфу, чтобы пригласить его отобедать вместе с его старшим помощником и банкиром, господином Рондо.
Он забыл сообщить Рене час, в котором у него дома было принято садиться за стол.
Происходило это между половиной четвертого и четырьмя.
Едва генерал Декан удалился, Сюркуф вторгся в комнату Рене.
— Что произошло, дорогой друг? — спросил он. — Губернатор приглашает меня на обед вместе с тобой и Рондо.
— Произошло нечто совершенно естественное: дело в том, что господин губернатор — человек весьма светский, и он понял, что доставит мне огромное удовольствие, пригласив тебя на обед.
LXXXVПОЖЕРТВОВАНИЕ БЕДНЫМ
Ровно в половине четвертого, с чисто военной пунктуальностью, Сюркуф и Рене явились к губернатору.
Рене намеревался прийти хотя бы на четверть часа позднее, но Сюркуф заметил ему, что у генерала обедают в половине четвертого, и хозяин дома бывает крайне недоволен теми, кто заставляет себя ждать.
Рене настаивал, что гостям позволительно некоторое опоздание, однако Сюркуф не желал уступить, и ровно в половине четвертого по его часам друзья постучали в дверь губернатора.
Их проводили в гостиную, где еще никого не было.
Госпожа Декан завершала свой туалет, генерал заканчивал знакомиться со своей корреспонденцией, а г-н Альфред Декан, вместе со своим слугой уехавший на верховую прогулку, еще не вернулся.
— Ну, мой дорогой Сюркуф, — промолвил Рене, прикасаясь к локтю товарища, — теперь ты понимаешь, что я не настолько провинциален, как ты хочешь меня убедить, и у нас впереди еще целых четверть часа до того, как мы были бы обвинены в недостатке учтивости по отношению к хозяевам дома.
Открылась дверь, и вошел генерал.
— Прощу прощения, господа, но Рондо, этот образцовый конторщик, попросил меня потерпеть до четырех часов: в это время он закрывает свою контору, где на протяжении вот уже десяти лет руководства делами остается работать до последнего, покидая ее лишь после всех своих служащих. Так что мы подождем его, а покамест, на ваш выбор, вы можете оставаться здесь или прогуляться по саду. А вот и мой сын, который в эту минуту спешивается и которому также нужно будет привести себя в порядок, прежде чем сесть за стол.
Генерал открыл окно.
— Живее, живее! — крикнул он сыну. — Мы ждем тебя на террасе, у берега моря.
Они спустились в сад и по крытой аллее дошли до того места, которое именовалось береговой террасой.
Это была очаровательная обзорная площадка, откуда взору открывалось море от фарватера Сколопендры до бухты Большой реки. Один из длинных шатров, установленных в двух противоположных концах террасы, был превращен в фехтовальный зал и увешан украшениями из фехтовальных масок и рапир, а другой — в тир с чугунными плитами, манекенами для стрельбы, мишенями и всем прочим, необходимым для того, чтобы развивать в себе высочайшую сноровку.
Словно случайно они вошли в фехтовальный зал.
— Вот вы и в своей стихии, господин Рене, — сказал генерал, — ведь Сюркуф уверял меня, что вы в этом деле мастер не просто первоклассный, а выдающийся.
Рене усмехнулся.
— Генерал, мой командир Сюркуф смотрит на меня с чисто отеческой любовью; послушать его, так я лучший наездник, лучший фехтовальщик, лучший стрелок из пистолета со времен Сен-Жоржа. Я уж не говорю о его попытке свести меня в поединке со знаменитым мулатом, чтобы насладиться моей победой над ним. К несчастью, глаза друга служат увеличительными стеклами, посредством которых взирают на твои достоинства и которые ловко переворачивают, когда приходится взирать на твои недостатки. Я стреляю так же, как все, ну, может быть, чуть лучше, чем большинство смертных, однако дальше этого мое превосходство не идет. Что же касается фехтования, то, должно быть, я изрядно растерял свои навыки, ибо с тех пор, как нахожусь на борту корабля, не прикасался к рапире.
— Хватит лицемерить! — произнес Сюркуф. — Ты не прикасался к ней потому, что у тебя не было достойных противников.
— Как, даже в вашем лице, господин Сюркуф? — спросил генерал. — А ведь вы слывете искусным фехтовальщиком.
— В Сен-Мало, генерал, в Сен-Мало! И к тому же в тот единственный раз, когда я с рапирой в руке встретился с этим господином, этого раза оказалось достаточно, чтобы окончательно погубить мою репутацию!
В эту минуту в фехтовальный зал вошел сын генерала Декана.
— Подойди сюда, Альфред, — обратился к нему отец, — и возьми урок у господина Сюркуфа. Ты мнишь себя довольно сильным фехтовальщиком, тогда как господин Сюркуфа славится своим мастерством. Так вот, надеюсь, он окажет мне услугу и прямо сейчас докажет тебе, что ты бахвал.
Молодой человек улыбнулся и с самоуверенностью, свойственной молодости, снял со стены две рапиры и две маски и, подавая Сюркуфу маску и рапиру, сказал ему:
— Сударь, если вы соблаговолите оказать моему отцу ту услугу, о какой он вас просит, я буду бесконечно признателен вам.
Сюркуф был поставлен в положение, когда ему не оставалось ничего другого, как принять вызов; он отложил в сторону шляпу и сюртук, надел на лицо маску и поклонился генералу.
— Я в вашем распоряжении, генерал, — сказал он, — равно как и в распоряжении вашего сына.
— Господа, — с улыбкой промолвил генерал, — погодите, сейчас мы увидим нечто вроде поединка Энтелла и Дарета. О, господин Рондо, — добавил он, — вы как раз вовремя! Господа, представляю вам господина Рондо, который, кстати, слывет одним из наших лучших стрелков, ибо с оружием у нас здесь умеют управляться все, даже банкиры. Мой дорогой господин Рондо, это господин Сюркуф, с которым вы знакомы давно, а это господин Рене, с которым вы еще не знакомы лично, но которого, полагаю, связывают с вами деловые отношения.
— О! — воскликнул Рондо. — Так это господин Рене де…
— Просто Рене, сударь, — ответил Рене, — что не помешает ему назваться вашим покорным слугой, если позволите.
— Полноте, сударь, — отозвался г-н Рондо, засунув руки в жилетные карманы и округлив живот, — это я ваш покорный слуга, в пределах трехсот тысяч франков и даже сверх того.
Рене поклонился.
— Однако мы задерживаем этих господ, — сказал он. — Давайте, господа, скрещивайте клинки.
Сюркуф и г-н Альфред Декан заняли оборонительную позицию: один с неподвижностью статуи — не стоит и говорить, что это был Сюркуф, — другой с уверенностью и изяществом молодости.
При всей разнице в стилях соперников — один, тяжелый, медлительный, несколько скованный, отражал удары простыми парадами; другой утруждал свой клинок непрерывными атаками, удары отражал контрами, всякий раз сопровождая их движением ног или рук, отступал без всякой причины и скрещивал свой клинок с оружием противника, парируя то в терции, то в кварте, — значительного превосходства одного над другим заметно не было.
За десять минут схватки молодой человек нанес Сюркуфу один укол, а Сюркуф уколол его дважды.
Альфред поклонился Сюркуфу, признал свое поражение и передал рапиру банкиру.
Как сказал г-н Декан, все на Иль-де-Франсе, даже банкиры, умеют управляться с оружием, или, по крайней мере, так было в те времена. Господин Рондо скинул сюртук, достал оттуда бумажник, переложил его в карман панталон и занял оборонительную позицию.
Бой между ним и Сюркуфом проходил при полном равенстве сторон: каждому удалось уколоть другого дважды, и Сюркуф первым снял маску и протянул свою рапиру Рене.
— Мой дорогой Сюркуф, — промолвил Рене, — ты знаешь мою неприязнь к тому, чтобы заниматься фехтованием в присутствии зрителей, да еще зрителей столь сведущих, как здесь. Так что избавь меня от необходимости следовать твоему примеру и позволь остаться при той славе, какую ты мне создал и какую я могу лишь испортить, пытаясь укрепить ее.
— Господа, — обратился к окружающим Сюркуф, — хоть я и близкий друг Рене, мне довелось видеть, как он фехтует, лишь однажды, и в тот раз, желая воздержаться от поединка, он привел те же самые доводы, что и сегодня. Так давайте же проявим к нему снисхождение, которое он не проявил к нам, и не будем совершать насилие над его скромностью. К тому же, насколько я понимаю, — добавил он, — колокол призывает нас к обеду.