В течение двух лет он занимался обычным разбойничьим ремеслом, как вдруг грянула революция 1799 года и на территорию Неаполитанского королевства вторглась армия Шампионне.
И тогда ему открылось, что он всегда был бурбонистом и роялистом и, следственно, во искупление своих грехов должен стать санфедистом и посвятить себя защите божественного права королей.
Так что он одним из первых откликнулся на призыв короля Фердинанда выступить против французов.
Начал он с того, что собрал трех своих братьев и назначил их своими заместителями, а затем втрое, вчетверо, впятеро увеличил численность своей банды за счет набора добровольцев и с первых же дней стал проявлять свой патриотизм, орудуя на дороге, ведущей из Рима в Неаполь.
Его казнь через повешение должна была стать для пленников зрелищем тем более интересным, что он начал разбойничать как раз там, где закончили они, ибо всего лишь в одном льё от Итри ими была предпринята попытка остановить двух путешественников, которые в итоге взяли их в плен.
В этой первой кампании он прославился несколькими убийствами: адъютант генерала Шампионне, командир эскадрона Кле, посланный своим начальником к генералу Лемуану, имел неосторожность довериться ненадежному проводнику и был приведен этим проводником прямо в расположение отряда Фра Дьяволо, приказавшему порубить его на куски.
При атаке на мост Гарильяно адъютант Гурдель, командир батальона легкой пехоты и около десятка других офицеров и солдат, оставшихся ранеными на поле боя, попали в руки Фра Дьяволо и его отряда, были привязаны к деревьям, обложены сырыми ветвями и сожжены на медленном огне, в то время как крестьяне из соседних деревень, мужчины, женщины и дети, плясали вокруг этих костров, крича: «Да здравствует Фра Дьяволо!»
Шампионне, которому доводилось сражаться с Фра Дьяволо и который в одном из столкновений почти полностью уничтожил его банду, не сумев при этом схватить его самого, признавался, что сражаться с этим главарем разбойников ему было труднее, чем с любым генералом, командовавшим регулярными войсками.
В итоге, когда король Фердинанд и королева Каролина бежали на Сицилию и оттуда готовили подавление революции, Фра Дьяволо, в свой черед отправившийся туда, чтобы получить указания из их августейших уст, не только уже не был безвестным разбойником, но и являлся человеком, которого необходимо было принять как друга. Так что он был наилучшим образом принят королем и королевой. Король пожаловал ему патент капитана, а королева — великолепный перстень с ее инициалами, выложенными из бриллиантов и вставленными меж двух изумрудов.
Этот перстень ныне свято хранит, если только он еще жив, сын Фра Дьяволо, кавалер Пецца, которому отец, всходя на эшафот, завещал дворянское звание и который в силу договора, заключенного между прошлым и настоящим, продолжает получать от короля Виктора Эммануила пенсион, пожалованный еще королем Фердинандом.
Фра Дьяволо вернулся на родину, в Терра ди Лаворо, и высадился там между Капуей и Гаэтой, имея под своим командованием банду из четырехсот человек.
Оказывая немалые услуги роялистам, Фра Дьяволо пускал в ход такие крайние меры, что кардинал Руффо не позволил ему вступить в Гаэту, но одновременно счел себя обязанным известить короля об этом отказе одному из его командиров.
Король ответил ему собственноручно:
«Я одобряю то, что Вы не позволили Фра Дьяволо войти в Гаэту, как он того желал; но хоть я и согласен с Вами, что он не более чем главарь разбойничьей шайки, все же не могу не признать, что мы многим ему обязаны. Так что в дальнейшем надо использовать его и стараться не обижать. Но в то же время следует его убедить, что он должен и сам сдерживаться, и людям своим не позволять своевольничать, если хочет иметь цену в моих глазах».
Но если за бесчинства, которым предавался Фра Дьяволо, он все же удостоился этого отеческого упрека со стороны Фердинанда, то в сознании Каролины они нисколько ему не навредили, ибо, вновь вступив во владение Неаполем, она соблаговолила известить Фра Дьявола в письме, написанном ее собственной рукой, что он произведен в полковники. Письмо, извещавшее его об этой милости, содержало еще и браслет, сплетенный из пряди волос королевы. Кроме того, он был удостоен титула герцога ди Кассано с пожизненным годовым пенсионом в три тысячи дукатов (тринадцать тысяч двести франков), и в 1806 году, когда мы вновь находим его воюющим с французами, он носит этот титул и имеет высокий чин бригадира.
Узурпация трона Бурбонов, осуществленная королем Жозефом, явилась для Фра Дьяволо превосходной возможностью представить королю Фердинанду и королеве Каролине новые доказательства своей преданности.
Он отправился в Палермо, где его приняла королева; осыпанного ласками, она послала его в Абруццо, но, в отличие от Фердинанда, забыла посоветовать ему следить за дисциплиной своих солдат.
Фра Дьяволо настолько точно следовал указаниям, данным ему Каролиной, что король Жозеф счел совершенно необходимым избавиться от врага, хоть и менее опасного, возможно, но куда более неприятного, чем лорд Стюарт и его англичане.
И тогда он призвал к себе майора Гюго.
Король был полностью уверен в его храбрости и преданности: он имел дело с человеком той же закалки, что и герои Плутарха.
За свою верность Гюго понес наказание. Он служил под начальством Моро, ценил, любил его и восхищался им. Когда Бонапарт взошел на трон, все ставили свои подписи на адресованных ему поздравлениях, и Гюго, как и все другие, подписал поздравительный адрес; но, когда его хотели заставить подписать показания против Моро, не имевшие ничего общего с правдой и направленные на то, чтобы включить его в качестве обвиняемого в судебный процесс Кадудаля, он наотрез отказался.
Бонапарту стало известно об этом отказе, и Наполеон не забывал о нем.
Злопамятность Наполеона общеизвестна. В одно прекрасное утро майор Гюго узнал, что он включен в состав неаполитанской армии, то есть прогнан с глаз императора. А император видел и награждал лишь тех, кто сражался в его поле зрения.
Но майор Гюго вполне мог бы взять своим девизом испанское слово, которое одно время служило подписью его сыну: Hierro («Железо»). После только что сказанного мною не стоит добавлять, что речь идет об отце нашего великого поэта Виктора Гюго, к тому времени уже появившегося на свет.
Впрочем, в следующих стихотворных строках сын рисует отца исполненным сострадания в той же мере, что и храбрости:
Отец мой, чью доблесть красила улыбка на устах,
Вдвоем с гусаром, ему служившим не за страх,
За совесть и потому от всей души любимым им,
Верхом ночное поле боя объезжал, где сизый дым
Еще стелился и лежали груды мертвых тел.
Внезапно до его ушей какой-то стон, похоже, долетел.
Стонал испанец, разбитой армии израненный солдат,
Что брел обочиной, залитый кровью с головы до пят,
Усталый, бледный, понятно было, что ему не жить,
И ныл, как заведенный: «Пить! Во имя Бога пить!»
Проникшись жалостью, отец с седла снял флягу
С ромом и со словами: «На, напои беднягу!» —
Ее отдал гусару верному, что рядом был всегда.
Гусар повиновался, но внезапно, в тот момент, когда
К солдату он нагнулся, чтоб флягу протянуть,
Испанец, с виду мавр, схватил, не мешкая ничуть,
Свой пистолет и, целясь в лоб отцу наискосок,
Нажал с привычным возгласом «Карамба!» на курок.
С отца упала шляпа, и конь испуганно подался вспять.
«И все же дай ему попить», — сказал отец опять.[19]
СVIМАЙОР ГЮГО
Король Жозеф, как я уже сказал, отправил майора Гюго в Портичи; он знал его давно и был к нему искренне привязан, поскольку подобную привязанность тот заслуживал; однако страх, который Наполеон внушал всем, даже своим братьям, был настолько велик, что король Жозеф не осмелился что-либо сделать для человека, посмевшего не понравиться Наполеону, и хотел, чтобы дело выглядело так, будто он вынужден предоставить майору возможность отличиться, поймав разбойника, против которого оказались бессильны самые храбрые и самые находчивые.
Стоит вспомнить, что прославленный Макдональд пять лет находился в немилости лишь по той единственной причине, что был другом Моро, а это вызывало подозрение, будто он разделяет его республиканские взгляды; понадобилась череда ошибок, совершенных в Италии принцем Евгением, чтобы Наполеон вспомнил о Макдональде и назначил его начальником штаба Итальянской армии; Макдональд отомстил за обиду тем, что спас армию и героически вел себя при Ваграме.
Король приказал Гюго сформировать отряд из солдат, взятых из нескольких пехотных полков королевской гвардии, Королевского Африканского полка, Корсиканского легиона, 1-го и 2-го неаполитанских пехотных полков, а затем, во главе этой колонны, численностью около восьмисот или девятисот человек, преследовать Фра Дьяволо, не давая ему ни минуты передышки.
Отряду были приданы две пушки и около пятидесяти драгунов.
Тем временем Фра Дьяволо превратился в настоящего партизанского вожака; под начальством у него было около полутора тысяч человек, и в качестве театра своих боевых действий он выбрал гористую область между морем, Папской областью и Гарильяно.
Согласно полученным инструкциям, майор Гюго должен был переправиться через Гарильяно, двинуться на поиски врага, найти его и не упускать из виду до тех пор, пока тот не будет полностью уничтожен. Одновременно были приняты стратегические меры для того, чтобы разбойник не мог выбраться из той местности, куда он проник. С этой целью генерал Дюэм со своей дивизией перекрыл границу Папской области, а бригада генерала Гуллю взяла под охрану равнину Соры; на берегу Гарильяно были сосредоточены войска, а генерал Валантен, командовавший округом Гаэты, должен был следить за тем, чтобы Фра Дьяволо не бежал морским путем.