Два солдата внесли уже полностью накрытый стол: четыре отбивные, два цыпленка, один из тех сыров, что свисают с потолка в лавках торговцев и у калабрийцев называются качо-кавалло, составляли, вместе с бутылкой калабрийского вина, всю трапезу.
— Прошедшей ночью я писал приказы всем своим заместителям, чтобы сосредоточить наши силы у Катандзаро, — начал генерал. — Как только слух о нашем вчерашнем поражении распространится, вся Калабрия восстанет. Когда я вчера вернулся сюда, какие-то застрельщики уже успели заменить национальный флаг на белый, а трехцветные кокарды — на красные. Вечером мной был дан приказ арестовать мэра и его заместителя; ночью их должны были допросить, и, если они имеют какое-либо отношение к этим заменам, сегодня утром их расстреляют. Днем я рассчитываю написать королю Жозефу; если вы видите в наших обстоятельствах какие-либо дополнительные возможности, ускользающие от меня, говорите смелее, и я посмотрю, как прикрыть уязвимые места.
— Господин генерал, — ответил Рене, — вы переоцениваете меня; я не стратег, не инженер; к тому же, вклинившись вчера в самую гущу английской армии и непрерывно обороняясь, я мало что видел, да и видел плохо.
— Да, мне известно, что у вас был блистательный поединок с тремя английскими офицерами, что двоих вы убили, а третьего взяли в плен и что сэр Джон Стюарт, восхищенный вашей отвагой, запретил стрелять в вас и приказал провести вас не под кавдинским ярмом, а под своего рода почетной аркой. Ешьте, молодой человек, ешьте, дела такого рода возбуждают аппетит.
Рене не нужно было повторять это дважды; он принялся за еду с аппетитом человека, который весь день провел в сражении и ничего при этом не ел.
— Все то, что я видел вчера сам, — снова заговорил Ренье, не оставляя своего молодого гостя в одиночестве по части завтрака, — равно как и все то, что мне докладывали о вашем поведении во вчерашнем сражении, обязывает меня спросить вас со всей серьезностью, какое применение вы желаете найти себе подле меня?
— Если вы хотите знать мое мнение на этот счет, господин генерал, то речь может идти о том, чтобы иметь под своим начальством нечто вроде вольной роты, которой я не только командовал бы, но и полностью распоряжался и с которой мог бы проводить разведку на дорогах. Я набрал бы в нее лучших стрелков, и с ними, полагаю, мог бы оказывать вам чрезвычайно важное содействие. Вы только что сказали о разбойниках, способных вот-вот устроить волнения: так не пора ли противопоставить наши летучие отряды их шайкам, которые так дерзко нападают на нас и так стремительно исчезают? Двух или трех подобных разбойников мне назвал Саличети, и по поводу одного из них я дал зарок!
— С завтрашнего дня вы начнете его выполнять, — сказал генерал Ренье. — Сколько вам нужно людей?
— В самую меру, — ответил Рене, — от сорока до сорока пяти человек мне было бы достаточно.
— Завтра вы сами отберете их среди лучших стрелков; хорошо бы, чтобы определенный шум, помимо ружейных выстрелов, наделал и сам этот отбор. Вы, должно быть, и так уже нагнали сильного страху на врага, и страх этот лишь усилится при виде сноровки, которую выкажут вам стрелки; и тогда вы будете вольны начать охоту за какой угодно шайкой и преследовать ее до тех пор, пока она не будет полностью уничтожена. А кроме того, такой человек, как вы, находясь во главе сорока пяти человек, пройдет где угодно. Вы будете моим адъютантом, и, если мне понадобится дать какие-нибудь особо важные задания, я поручу их вам.
— Итак, мне разрешено выбрать себе людей?
— Кого вы выберете?
— Лучших стрелков. И кроме того, — продолжал Рене, — поскольку под моим командованием они будут уставать и подвергаться риску больше, чем их товарищи, я хотел бы, чтобы мне было позволено платить им надбавку.
— У меня нет возражений, при условии, что это не вызовет зависти и не отнимет у меня всю армию, если, конечно, вы достаточно богаты, чтобы заплатить мне за нее; впрочем, скоро наступит благоприятный момент для того, чтобы устроить охоту на разбойников: поражение, которое мы вчера потерпели, привлечет их к добыче, полагающейся во́ронам и шакалам.
— Соблаговолите приказать, генерал, чтобы все донесения, которые будут поступать вам об известных разбойниках, передавали мне.
— Не беспокойтесь! Выберите себе людей, упражняйте их в стрельбе, и да ведет вас Господь! Что же касается меня, то я получу подкрепления не раньше, чем через две недели, да и то в предположении, что все проявят в этом деле поспешность; но с пятью или шестью тысячами солдат, которых мне удастся собрать, я смогу противостоять хоть всей Калабрии. Что до англичан, то они не осмелятся напасть на меня во внутренних областях края.
— Поскольку все решено, генерал, объявите на завтра упражнения в стрельбе, и пусть каждый полк пришлет вам пятьдесят своих лучших стрелков с тремя патронами у каждого: самый меткий получит золотые часы, второй — серебряные, а третий — серебряную цепочку со значком отличного стрелка. Я выберу сорок пять человек из самых искусных стрелков; помимо своего обычного жалованья, каждый из них будет получать надбавку по франку в день.
— И как долго вы сможете выдерживать такие расходы?
— Все то время, пока буду служить у вас, генерал, а мне хотелось бы, чтобы оно продолжалось как можно дольше.
Генерал приказал бить в барабан во всех полках и объявить, чтобы на следующий день каждый полк прислал по пятьдесят человек на стрельбище. Три награды, купленные в Катандзаро графом Лео — это имя он сохранил для общения с солдатами и офицерами, — представляли собой лучшее из всего, что ему удалось отыскать в этом городе, и, во всяком случае, были вполне достойны того, чтобы вызвать соперничество у стрелков.
В течение дня около сотни солдат, заблудившихся после сражения, собрались на лагерной стоянке в Катандзаро.
Упражнения в стрельбе должны были состояться на следующий день.
Граф Лео, желая доказать всем, что он достоин командовать самыми меткими стрелками, взял первое попавшееся ружье и три раз подряд всадил пулю в яблочко.
И состязание началось.
Стрелков было четыреста; пятьдесят три пули, пущенные с расстояния в сто пятьдесят шагов, попали в красный круг, в центре которого находилось яблочко, но при этом три из них пришлись на границу круга; в итоге из пятидесяти трех победителей тотчас же были завербованы пятьдесят, получивших наименование егерей графа Лео, или, сокращенно, егерей Льва.
Три награды были выданы трем победителям, занявшим первые места; сорок семь остальных стрелков, пули которых попали в красный круг, получили по пять франков на брата, и, наконец, каждый из участников состязания получил по франку в качестве поощрения.
По возвращении в Катандзаро граф Лео представил генералу Ренье сначала этих трех победителей, один из которых был произведен в сержанты, а двое других — в капралы, затем остальных сорок семь человек, отобранных в состав его роты, а затем и всех остальных участников состязания.
Чтобы сделать для них этот день праздничным, генерал освободил их от всякой работы и предложил им развлечься, не выходя при этом за рамки дисциплины; затем он знаком дал Рене понять, что хочет кое-что сказать ему.
Рене последовал за ним.
Как оказалось, к генералу явился крестьянин, принесший новость о том, что город Котроне попал под власть двух разбойничьих главарей, Санторо и Гарджуло.
Генерал велел крестьянину повторить эту новость в присутствии Рене, а затем, повернувшись к нему, промолвил:
— Как видите, началось!
Однако отвоевать Котроне не входило в круг обязанностей Рене, и со своими пятьюдесятью бойцами он не мог бы организовать правильной осады.
Генерал отправил туда несколько отрядов ополчения под командованием батальонного командира, который, не дав разбойникам передохнуть, приказал идти на штурм и, тотчас же захватив предместья, вынудил противника укрыться за городскими стенами. Вечером следующего дня разбойники отважились на вылазку, но были отброшены, понеся потери.
Командир батальона надеялся завершить на другой день начатое им дело и взять город, но к берегу приблизились два английских шлюпа; это подкрепление вернуло разбойникам мужество, и в тот же день они предприняли еще две вылазки, однако оба раза были отброшены; тогда англичане выгрузили на берег четыре большие пушки, которые с их помощью разбойники установили на городских стенах.
Французы поняли, что им ничего не остается, кроме правильной осады; об этом известили генерала Ренье, и он послал генерала Камю с ротой солдат руководить осадой, после чего вызвал к себе графа Лео.
— Как обстоят дела с вашим отрядом? — поинтересовался он.
— Он сформирован и прекрасно действует, так что я жду ваших приказаний, — ответил Лео.
— Присядьте, — сказал ему генерал, — сейчас я вам их дам.
CXVДЕРЕВНЯ ПАРЕНТИ
— До меня дошла плохая новость, дорогой граф; рота двадцать девятого полка, которая пересекала горы Ла Силы и вышла из Козенцы, чтобы идти на соединение со мной в Катандзаро, должна была пройти через лес Ла Силы, где расположена деревня Паренти, одна из самых жутких разбойничьих деревень, какие только есть в обеих Калабриях.
Местные бурбонские вожаки под председательством одного знаменитого разбойника из Базиликаты долго обсуждали, как им лучше действовать: засесть в засаду или же хитростью заманить роту в деревню, напасть на французов и перебить их в тот момент, когда они менее всего опасались бы этого.
Напасть среди бела дня на хорошо вооруженный отряд из восьмидесяти человек, у каждого из которых в патронной сумке лежало по двадцать четыре патрона, и вступить с ним в рукопашный бой, было делом опасным и заслуживавшим размышлений.
И потому было решено заманить солдат в западню.
Главаря разбойников звали Такконе, и за ужасающие расправы, которые он учинял над французами, как в тысяча семьсот девяносто девятом году, так и в тысяча восемьсот шестом, ему дали прозвище Иль Бойя, то есть Палач. С тремя или четырьмя местными жителями он вышел навстречу французам и, сойдясь с отрядом, выдал себя за капитана национальной гвардии, который, действуя от имени сельчан, явился вместе с двумя своими заместителями предложить французским солдатам подкрепиться и отдохнуть.