из сидящих за столом процитировал рассуждения из еженедельника Ilustração Portuguesa о том, красива ли Луси́лия или нет: «Красива? – Гораздо более того: с этой ее миниатюрной родинкой на щеке, ее тоненькими ноздрями, чувствительными к малейшим приливам крови, Луси́лия Симоэньш не просто красива, она дьявольски красива!»
Разговор шел по нарастающей: от родинки вскоре перешли к бюсту, а от Луси́лии Симоэньш к дочери разорившегося дворянина, которую последнее время все чаще видели в театре «Сан-Карлуш» или в кафе «Бразилейра» с томным взглядом, стреляющим по сторонам и, казалось, написанной на лбу фразой: «Умоляю, спасите моего папочку!». Постепенно Луиш-Бернарду отключился от общих разговоров и смеха. Он чувствовал себя тихо парящим над действительностью и наполовину отсутствующим. Ему думалось о Матилде, о том, о чем они должны были договориться с ее кузеном Жуаном, о Доне Карлуше, о его дворце в Вила-Висозе и о том, что ему приснилось тогда в поезде. Несмотря на то что он уже почти не участвовал в беседе, Луиш-Бернарду чувствовал физическое и умственное умиротворение, находясь здесь, со своими друзьями, едва слыша их в обволакивающем его шуме. Ему казалось, будто он все еще находится в поезде, будто бы весь день он ничего другого не ощущал, кроме этих, тянущих его вслед за собой людей и событий, которые он даже не попытался остановить.
Когда компания переместилась в гостиную к бренди и сигарам, после того как Луиш-Бернарду отказался от запеченной утки и блинчиков, чтобы наверстать пропущенное им из-за опоздания время, он огляделся в поисках Жуана.
Однако еще до того, как он смог найти его, доктор Вери́ссиму неожиданно схватил его за руку и, отведя в сторону, спросил, могут ли они переговорить наедине.
Они уселись в глубине бара в потертые кожаные кресла, которые знавали не одно поколение желавших тут пообщаться тет-а-тет и, конечно же, обсудить самые важные в мире темы. Луиш-Бернарду был вынужден вынырнуть из своего недавнего, столь комфортного для него оцепенения, тем более что необычность поведения доктора Вери́ссиму, была по крайней мере любопытна.
– Мой дорогой друг, – начал финансист, – я сэкономлю ваше время на вступлении. В деловых разговорах я предпочитаю идти к цели по прямой: не хотели бы вы рассмотреть вопрос о продаже вашего дела?
Луиш-Бернарду посмотрел на него, будто на явившееся миру божество: «Нет, этого не может быть! Что же за день сегодня такой? Что в нем такого экстраординарного, что все наперебой предлагают мне заняться полной распродажей моей собственной жизни?»
– Простите меня, мой дорогой доктор, но ваш вопрос настолько неожиданный, я даже не уверен, что правильно его понял: вы спрашиваете, хочу ли я продать свою компанию? Всю, целиком?
– Да. Корабли, офисы, сотрудников, склады, клиентуру и агентскую сеть. Все ваше дело, полностью.
– А почему я должен продавать его?
– Ну, я не знаю, да и не мое это дело. Я спрашиваю только, не намерены ли вы это сделать. Иногда мы продаем что-то, что-то покупаем, а в других случаях – сидим на своей собственности до самого конца наших дней. Не знаю, какова ваша философия на этот счет, но, как вы знаете, моим делом как раз и являются покупка и продажа. Единственное, от чего я не намерен избавляться, – это книги, картины и дети. Все остальное имеет свою цену: если она становится такой-то, я продаю, если другой – покупаю. Прошу вас не обижаться на мой вопрос, это всего-навсего коммерческое предложение.
– Я не обижаюсь, я сбит с толку. Я владею компанией пятнадцать лет, как вы знаете. Она стала частью моей жизни, и мне никогда не приходило в голову продавать ее. Это полностью… как вам сказать – нереально, абсурдно.
– Конечно, я вас отлично понимаю. Я и не ожидал, что вы мне вот так вот, сходу, дадите ответ.
– Но вы все-таки скажите, доктор, вы собираетесь купить ее для себя?
– Нет, не буду вас здесь обманывать. Мое занятие, как я вам уже сказал – покупать и продавать. Дело в том, что у меня есть один клиент, иностранец, который, как я думаю, будет заинтересован в том, чтобы иметь подобное дело в Лиссабоне. И я намерен купить его у вас и продать ему. Естественно, с прибылью для себя.
– Тогда, доктор, позвольте мне спросить вас прямо сейчас: есть ли у вас представление о том, сколько вы мне могли бы предложить?
– Да, есть. Я догадался, что вы не готовы выдвигать сейчас предложение о продаже, и предпочитаю перейти сразу к делу. Изучив немного вашу компанию, получив некоторую информацию здесь и там, поинтересовавшись состоянием кораблей, я произвел расчеты. Итак, на мой взгляд, мой дорогой Валенса, ваша компания будет стоить примерно восемьдесят тысяч рейсов[15]. Я же готов предложить вам сто тысяч.
Луиш-Бернарду на некоторое время замолчал, раздумывая над тем, что только что услышал. Предложение было, честно говоря, щедрым. Хотя он и не был готов выставляться на продажу, несколько раз он пытался прикинуть стоимость компании, но никогда не доходил до суммы в восемьдесят тысяч. Может, семьдесят пять, но не восемьдесят, как считал его собеседник. К тому же он предлагал еще двадцать тысяч сверх этого. Если бы он был продавцом, то этот вариант можно было бы считать упавшим с неба. Но он не продавец. Если только…
– Дорогой доктор, как я вам уже сказал, я был готов сегодня ко всему, кроме подобного предложения. Я подумаю над ним, из уважения к вам. Когда вам нужен ответ?
– О, как вам будет угодно: две, три недели, месяц. Думайте столько, сколько понадобится. Самое главное, чтобы мы, придя к соглашению, совершили хорошую сделку. А хорошая сделка – это та, после которой мы останемся такими же друзьями, какими были и до нее.
Они вернулись к остальной компании, и Луиш-Бернарду увидел, что Жуан Фуржаж идет ему навстречу.
– Куда ты пропал? Ты сегодня весь какой-то таинственный.
– Мне кажется, что именно сегодня жизнь моя разом перестала быть рутинной и предсказуемой: со мной все время что-то происходит!
– Так, рассказывай же!
– Сначала позволь мне выпить коньяку, он мне сейчас просто необходим. И, думаю, нам лучше отойти куда-нибудь.
Они пошли в большой зал гостиничного вестибюля, где в это время почти никого не было, за исключением двух гостей, говоривших по-французски рядом со стойкой администратора. Они, судя по всему, только что приехали с вокзала Санта-Аполония, куда прибыли на Южном экспрессе из Парижа. Друзья сели в углу зала, каждый с тяжелым коньячным бокалом в руке. Луиш-Бернарду закурил свою тонкую сигару.
– Сначала расскажи, что передала мне Матилда.
– Ладно. Раз ты не можешь больше ждать, я выполню свою миссию почтового голубя без лишних церемоний. Значит, так: Матилда приезжает завтра в Лиссабон в компании Марты Требусе, тоже из Вила Франка, которая, похоже, играет роль ее доверенного лица по особым случаям. Предлогом их приезда является то, что Матилда помогает Марте в делах, которые она должна решить в Лиссабоне. Они здесь пробудут два дня и остановятся в отеле «Браганса».
Сегодня я как раз занимался бронированием: Матилда зарегистрирована в 306-м, а Марта – в 308-м номере. Но на самом деле они поменяются комнатами. Чем черт не шутит: если кто-то постучит в комнату Марты в поисках Матилды, та скажет, что она в соседнем номере. А поскольку комнаты между собой соединяются, у нее будет время, чтобы предупредить Матилду о том, кто там пришел.
Если Матилда окажется не одна, а я надеюсь, этого не случится – на этих словах Жуан искоса бросил циничный взгляд на Луиша-Бернарду – то этот человек должен будет переместиться в комнату Марты, подстраховав таким образом Матилду.
– Очень изобретательно! Мне бы и в голову не пришла такая задумка: все просто и совершенно.
– А ты знаешь, чей это план? Так ты ошибаешься: я к этому не имею никакого отношения. Все это идея Матилды.
Луиш-Бернарду едва удержался, чтобы не присвистнуть от удивления: та взвешенная холодность, с которой Матилда все спланировала, была настоящим сюрпризом – еще одним в тот день бесконечных поводов удивляться. Сказать по правде, он не был уверен, что не считает этот сюрприз слегка шокирующим.
– Ну все, Луиш, вот тебе записка и установленный план действий. Если ты готов идти вперед, завтра тебе нужно будет только заказать себе номер в этом отеле на одну или на пару ночей, под предлогом, что, скажем, у тебя дома ремонт или еще что-нибудь подобное. Потом, после десяти часов вечера, Дама с камелиями будет тебя ожидать. Но если хочешь услышать мой искренний дружеский совет: не ходи. Напиши ей письмо, объясни, что ты раскаиваешься, придумай какой-нибудь благородный повод – ты в этом большой мастак – а я все ей передам.
– Жуан, я благодарен тебе за все, что ты для меня сделал, в том числе и за этот совет, по-настоящему дружеский, я уверен. Но мне нужно до завтра как следует об этом подумать, и я сделаю это один. Обещаю, что, если я приду к выводу, что оно того не стоит, что это всего-навсего мечта, которая зашла слишком далеко и которая может принести несчастье Матилде, я не пойду. Мое тебе слово.
Между ними установилась тишина. Потом Луиш-Бернарду поднял бокал и чокнулся с Жуаном:
– Будь здоров. Хорошо иметь таких друзей, как ты.
Жуан нехотя улыбнулся. Когда-то давно между ними случился один небольшой инцидент, когда он посчитал, что Луиш-Бернарду разочаровал его, сказав то, что он с тех пор не может забыть: «Не жди от меня верности тем качествам, которых у меня нет. Можешь рассчитывать на те, которыми я обладаю, потому что тут я тебя никогда не подведу». И это было правдой. Он убедился, что это было правдой. И к счастью, и к несчастью.
– А Вила-Висоза? Расскажи теперь, как там все прошло.
– В Вила-Висозе был отличный обед, после которого состоялся разговор наедине, примерно около часа, с королем и с его секретарем Бернарду Пинделой. Короче, Его Величество хочет, чтобы я в недельный срок сказал ему, готов ли я отправиться через пару месяцев на Сан-Томе́ и При́нсипи, на три года, где меня ожидает пост губернатора, назначенного волею короля, с задачей убедить английского консула, который также будет исполнять там свою миссию, что в противовес тому, что пишет английская печать и говорят их коммерсанты, на Сан-Томе́ рабского труда нет. Параллельно с этим, я должен буду убедить португальских поселенцев, что с рабством покончено, и что их работники должны стать полностью свободными людьми – вплоть до того, чтобы иметь право отправиться оттуда восвояси, не навредив при этом благополучию фермерских хозяйств.