Луиш-Бернарду решил ответить на заданный ему довольно неуютный вопрос вполне беззаботным тоном:
– Ну вы ведь знаете, что я был выбран Его Величеством королем, и именно от него, в первую очередь, я и получил свои инструкции. Которые, кстати, подтверждает и новый министр, судя по полученной мною от вашего секретаря телеграмме.
– Что ж, конечно, это уже само по себе является некой гарантией. Знаете, здесь говорят, что вы тот человек, выбранный королем, чтобы противостоять тому англичанину, которого вам туда зашлют, на Сан-Томе́. Вы ведь свободно говорите по-английски, не так ли?
Изменившийся тон, с которым тот произнес последнюю фразу, не остался для Луиша-Бернарду незамеченным. Едва ощутимым образом губернатор Анголы перестал обращаться с ним как с коллегой, приподнявшись на ступень выше, как бы говоря, что «сам-то он как раз профессионал, в отличие от него, Луиша-Бернарду, обычного переводчика: он-то управляет здесь целым континентом, а ему всего лишь доверили пару амбаров с какао посреди Атлантики».
Луиш-Бернарду кивнул, подтвердив что говорит по-английски.
– Поверьте, мой дорогой, иногда, может, и стоит притвориться, что не так уж и хорошо вы говорите. С этими англичанами не стоит особо и разговаривать. Или повысить голос, или притвориться, что не понимаешь. Во всяком случае, пусть знают, что в наших колониях делами заправляем мы сами. Вы наверняка со мной согласны…
– Да, мне это кажется очевидным, – поспешил согласиться Луиш-Бернарду.
– И тем не менее это не настолько очевидно. Эти типы приезжают туда и говорят нам про соглашения, которые они с нами подписали, и на этом основании требуют себе права совать свой нос, куда им вздумается.
– Договор 1842 года… – Луиш-Бернарду напомнил о договоре с Англией, разрешавшем англичанам досматривать подозрительные португальские корабли, идущие из Африки, на предмет перевозки ими рабов.
– Да, это и многое другое. Они хотят совать нос повсюду. Здесь в Луанде англичане на каждом шагу. В провинции у них тоже есть информаторы, которые обо всем докладывают. А мы хоть раз пробовали проверять английские суда, которые везут черных из Аккры в колонии на Антильских островах?!
– Нет. Пока никто не высказывал подозрений, что это рабы…
– Нет? А почему нет? Послушайте, мой дорогой, вы только что приехали и, простите мня за эти слова, но я провел в Африке уже несколько лет и все это очень хорошо знаю: черный, который едет отсюда на Сан-Томе́, знает, куда он направляется, так же хорошо, как тот, который едет из Ганы на Ямайку. Нет никакой разницы.
– А сколько уехало отсюда на Сан-Томе́ в прошлом году?
Луиш-Бернарду задал вопрос и тут же пожалел об этом: губернатор посмотрел на него искоса, с неким подозрением.
– У вас наверняка есть эти цифры. Четыре тысячи. Все зарегистрированные, с выписанными на Сан-Томе́ разрешениями на работу.
– И с рабочими контрактами на соответствующий срок?
– С какими контрактами? Это уже ваши дела там, на Сан-Томе́. Для этого у вас есть куратор, в чьи обязанности входит все контролировать. Я здесь такими делами не занимаюсь и хотел бы, чтобы все было предельно ясно: правительство Анголы никого не нанимает и никуда не отправляет, так же как этого не делает правительство Сан-Томе́ или правительство метрополии. Я лишь констатирую, что некоторое количество граждан Анголы, как португальской территории, желает отправиться на работу или на отдых в другую, принадлежащую Португалии, территорию Сан-Томе́ и При́нсипи. И, поскольку передвижение между всеми этими территориями является свободным, я этого дела больше не касаюсь и никоим образом не смею воспротивиться заключению свободной сделки между отельной личностью и конкретной частной компанией.
– Однако вы только что, Ваше Превосходительство, сказали, что эти люди не имеют ни малейшего представления о том, что их там…
– Мой дорогой друг, перестаньте обращаться ко мне «Ваше Превосходительство» и послушайте: это не моя, а уже ваша проблема. Я лишь говорю, как все происходит.
И, надеюсь, кстати, что для вас это не новость. Если вы посчитаете, что Сан-Томе́ может продолжать разрабатывать плантации какао и получать прежние доходы без того, чтобы вывозить из здешних лесов черных, которые для нас здесь совершенно бесполезны, это теперь ваши дела. Найдите общий язык с хозяевами плантаций и пришлите мне сообщение, если захотите, чтобы я больше никого к вам не отправлял. Вы же хорошо знаете инструкции, полученные в Лиссабоне и от короля. А я в отношении Сан-Томе́ сделаю все, о чем меня попросят. Если же служба государству, как это всегда и было, заключается в том, чтобы идти навстречу потребностям Сан-Томе́ в рабочей силе, я сделаю для этого все, что могу, и не буду нарушать никаких законов. Если вы считаете, что сейчас все по-другому, повторяю, пришлите мне сообщение.
– Нет, конечно же, нет! – Луиш-Бернарду почувствовал, что позволил поймать себя на противоречии. – Очевидно, что Сан-Томе́ будет нуждаться в импорте рабочей силы еще многие годы, и если здесь ее в избытке, вопрос только в том, чтобы все делалось по правилам. Потому что, как вы хорошо знаете, весь этот вопрос с англичанами, эти обвинения коммерсантов из Ливерпуля и Бирмингема о том, что мы, дескать, привозим на Сан-Томе́ рабов из Анголы, наносят нам ущерб, который тут же подхватывают местная пресса и общественное мнение. Если так будет продолжаться, мы рискуем принятием против нас бойкота, который заблокирует экспорт какао на британский рынок, а потом и на американский – и это будет трагедией для Сан-Томе́ и концом колонии.
Губернатор Анголы посмотрел ему прямо в глаза. Это был взгляд хитрого лиса, скользкий и недоверчивый.
– Гм…
Он встал и направился к балкону, выходящему в сад. Опершись о перила, он простоял так несколько секунд – ни дать ни взять, маленький человечек, распоряжающийся судьбами всей Африки! Потом, развернувшись на каблуках, он устремил взгляд на Луиша-Бернарду, упершись спиной в перила балкона и скрестив руки на груди (Наполеон из тропиков оценивает вражеские силы):
– Англичане! Эти лицемеры и хвастуны! Гуманисты, так этим якобы обеспокоенные. А сами ведь не могут отличить черного от китайца! Скажите-ка мне, Валенса, англичанин когда-нибудь станет трахаться с черной? Нет! А мы да, черт возьми! Вы знаете, как мы заселяем и оккупируем эти огромные ангольские просторы? Не армией, которая лишь только проникнет вглубь территории, то сразу же сбегает оттуда. И не за счет семей поселенцев: какой, скажите мне, безумец поселится посреди джунглей с женой и детьми, где нет никаких признаков цивилизации? Ничего подобного! Так, знаете, как мы заселяем эту страну?
– Скажите на милость.
– Мы это делаем при помощи несчастных и оборванных выходцев из наших провинций Минью, Алентежу или Траз-уж-Монтеш. Мы, правительство, вручаем им бумаги на землю, и эти бедняги даже не могут толком расшифровать или понять, где они находятся. Но это земля, собственность, принадлежащая им, тем, у кого никогда не было ни кола ни двора! И тогда эти несчастные собираются в путь-дорогу. Одному Богу только известно, как им это удается!.. Они спрашивают у всех, где находится такая фазенда «Нова Эшперанса» в округе Уиже или Параи́зу, что в Кванза-Норте. И потом, если чудом им удается добраться дотуда живыми и здоровыми и стать владельцами того, что является всего лишь участком лесной чащи, если, опять же чудом, у них получается выжить и посадить там картошку или продать какие-нибудь безделушки черным – где же в это время их семья? А семья их, оказывается – это все те же черные бабы, которых они покупают у старейшины деревни: мешок фасоли за одну, поросенок за двух. Вы спросите про священника, свадьбу и про записанных детей? Да ни черта подобного! Там бы выжить! И эти несчастные довольствуются тем, что у них одна, две или три черные женщины, которых они зовут женами, прекрасно зная, что никогда уже не выберутся из этой своей чертовой дыры. Мы же, правительство, довольствуемся тем, что наши земляки живут себе там в джунглях и лишь просим их, чтобы учили своих мулатиков-детей португальскому языку! Вот так мы и осваиваем ангольскую глухомань, а все остальное – это для всяких там договоров и салонных дипломатических разговоров. Хотел бы я посмотреть на англичанина с Кингс-роуд, в его белом фланелевом костюмчике, живущего на фазенде «Нова Эшперанса», как он поворачивается к своей черной жене и спрашивает: «Дарлинг, ду ю гэр фор э дрынк?» – Как видите, мы тут тоже по-английски чешем, будьте здоровы…
Губернатор, довольный собой, замолчал, глядя на гостя сверху вниз. Он был красноречив, грандиозно, опустошающе красноречив! Луиш-Бернарду, несколько смутившись, молчал. Его охватила настоящая тоска: «Боже мой, что я здесь делаю, какое отношение имею я ко всему этому, к этому тропическому «наполеончику», к португальцам из Траз-уж-Монтеш, сожительствующим с черными лесными женщинами, к этой жуткой влажности, безумной жаре, к этой дикости, которая сквозит из каждого угла, из каждого человека, будь он белым, черным или англичанином?»
– Знаете, дорогой мой, – губернатор продолжал атаковать, уверенный в себе и преисполненный чувством победы, не позволяя ослабнуть тому эффекту, который его речь, он был уверен, произвела на Луиша-Бернарду. – Знаете, кому удавалось лучше всех общаться с англичанами, кто на самом деле мог их по-серьезному заарканить? Таким человеком был мой выдающийся предшественник на этом посту, генерал Кальейруш-и-Мене́зеш. Вы, кстати, когда-нибудь слышали о нем?
Да, Луиш-Бернарду знал историю этого генерала, легенды о котором передавались из уст в уста среди плантаторов на Сан-Томе́. Его деловая переписка хранилась до сих пор в специальной папке столичного министерства. В 1862 году, двадцать лет спустя после подписания договора с Англией, английские уполномоченные представители в Анголе обратились с жалобой к губернатору о том, что португальские корабли занимаются торговлей и перевозкой рабов из засушливых районов этой страны на плантации Сан-Томе́ и При́нсипи, вероломно нарушая таким образом соответствующий двусторонний договор. Кальейруш-и-Мене́зеш дал им письменный ответ, повторив обычные аргументы о том, что так называемые рабы являются все либо свободными, либо освобожденными людьми. Все они получают жалование и могут вернуться домой, когда захотят, хотя очевидно, что они предпочтут остаться на Сан-Томе́, нежели вернуться к своим варварским условиям в Анголе. У каждого из них существуют соответствующие документы, включая паспорт, и что юридически речь идет всего лишь о рабочих, которые мигрируют из одной провинции империи в другую. Генерал при этом поинтересовался у англичан, почему они, например, сначала не проверят французские корабли, которые, ни от кого не скрываясь, занимаются перевозкой рабов из Гвинеи на Антильские острова.