ем министерство из Лиссабона, подтвердило свою просьбу подыскать английскому консулу подходящую резиденцию. Ее, кстати, он уже нашел, распорядившись отчистить, покрасить и заново декорировать, хотя и минимально, правительственный особняк, ранее служивший резиденцией председателя муниципалитета. Это был небольшой дом, расположенный на выезде из города, не слишком далеко от дворца правительства. Он имел вид на океан и уединенный красивый садик, в гармонии с которым колониальная архитектура особняка, его простые, прямые линии приобретали отдельное достоинство, дополнявшее его скромные размеры. Англичанин, как сообщали из министерства, прибудет в сопровождении жены. Что же касается детей, то их у супругов не было, равно как и какой-либо свиты. «Странно, – подумал про себя Луиш-Бернарду. – Кто же такой этот консул, приезжающий сюда английским пароходом, маршрутом через Мыс[47], прямиком из Индии, где до сих пор состоял на госслужбе?»
Из Лиссабона также пришли другие новости, судя по всему, большой политической важности: генерал Пайва Коусейру, еще один из людей Моузинью и сослуживец министра Орнельяша, был назначен губернатором Анголы, взамен того «наполеончика», в компании которого Луиш-Бернарду пребывал по пути из столицы, во время пересадки на другой корабль. Нужно сказать, что он ни разу не вступал с министром в переписку, официальную или частную. Правда так же и то, что со времени своего прибытия на остров он отправил в Лиссабон всего две телеграммы, касающиеся каких-то мелких дел, и два доклада. Один касался его размещения и первых официальных и личных контактов. Второй сообщал о впечатлениях от посещения почти всех вырубок Сан-Томе́ и о проведенной по его инициативе официальной встрече с главным куратором.
Это было довольно напряженное рандеву, которое он назначил, все еще пребывая в состоянии унижения и ярости, охвативших его во время посещения Риу д’Оуру. Как только Жерману-Андре́ Валенте, с его слащавым взглядом, уселся перед ним в его кабинете на первом этаже дворца, Луиш-Бернарду тут же, без каких-либо предварительных церемоний выстрелил в него вопросом:
– Прежде всего остального, сеньор куратор, я хотел бы знать, что вы делали на плантациях Риу д’Оуру?
Тот посмотрел на губернатора спокойным, насколько это было возможно, взглядом, будто бы и не ждал ничего, кроме именно этого вопроса:
– Но я, пользуясь случаем, уже объяснял сеньору губернатору: я был там, чтобы встретить вас, по просьбе полковника Малтежа, в силу того, что сам он не мог сделать этого лично.
– В таком случае скажите мне: вы являетесь представителем правительства или сеньора полковника Малтежа?
Жерману Валенте заерзал на стуле, наконец проявив некоторый дискомфорт. Это было уже за рамками того, что он ожидал. – А почему вы спрашиваете, сеньор губернатор?
– Я задал вопрос, и мне хотелось бы, чтобы вы сначала ответили на него. – Луиш-Бернарду говорил тихо и с паузами.
– Вполне очевидно, я представляю правительство.
– Отлично. По крайней мере, здесь мы понимаем другу друга, и это хорошо. Потому что, увидев вас там вместо администратора плантаций, я подумал, что вы, наверное, забыли о том, что входит в ваши обязанности.
Губернатор увидел, как собеседник прикусил губу, сдерживая себя от ответа, и почувствовал, что совершает над собой усилие, чтобы сдержаться. Атака была без всяких прелюдий, и куратор моментально потерял всегда присущий ему внутренний вызов в интонации. Вместо этого его застывшая фигура теперь выражала лишь тихую, молчаливую ненависть. «Этот человек, – подумал про себя Луиш-Бернарду, – ненавидит меня с того самого момента, когда впервые меня увидел. Да и я, пожалуй, тоже».
– Как вам должно быть известно, за последний месяц я посетил около сорока вырубок. – Он сделал паузу, чтобы тот понял, что губернатор ожидает, что куратор должен быть в курсе всех его перемещений. – И везде мне приходилось разговаривать с работающими там неграми.
– Угу… – Жерману Валенте сделал намеренно беспечный вид.
– И, – Луиш-Бернарду продолжал так, будто не слышал, что его перебили, – ни у кого из тех, с кем я разговаривал, как выяснилось, нет на руках заключенного с руководством плантаций трудового договора. Попалось несколько человек, которые клялись мне, что подписывали договор, но не сохранили копию, другие тоже уверяли, что подписывали, но, как мне потом легко удалось выяснить, они даже не могли написать на бумаге собственное имя, а третьи же просто не понимали, о чем я говорю.
Луиш-Бернарду замолчал: теперь, в этой игре в покер, он хотел увидеть, какой будет реакция его соперника.
– Что ж, если сомнения существуют, в моем распоряжении, в соответствии с возложенными на меня обязанностями, имеются копии всех договоров, подписанных работниками плантаций Сан-Томе́ и При́нсипи, начиная с того времени, когда это было утверждено законом. – Голос куратора снова звучал слегка вызывающе.
– Ах, просто замечательно. Это именно то, что я хотел знать! Сеньор кауратор, вам не трудно будет передать мне эти копии, чтобы я мог устранить возникшие сомнения?
Жерману Валенте на несколько секунд замолчал. Это время показалось губернатору бесконечным. Будучи опытным игроком в покер, он оценивал ситуацию прежде, чем продолжить игру, и когда соперник ответил, после едва заметного вздоха, Луиш-Бернарду с холодностью игрока хорошо взвесил все имеющиеся шансы на ответный удар.
– Этого, сеньор губернатор, я делать не буду.
– Не будете? Почему же?
– Потому что это является частью моей и только моей компетенции. Политически я являюсь вашим подчиненным, но административно – нет. В сфере моих специфических функциональных обязанностей я вам не подчиняюсь. Если бы я предоставил вам то, что вы просите, я тем самым позволил бы вам инспектировать мою деятельность. Однако, как вы знаете, за нее я отвечаю напрямую перед министерством, а не перед губернатором.
– Очень хорошо. Я не могу забрать у вас это силой и поэтому ограничусь тем, что сообщу в Лиссабон, что у меня нет возможности адекватно оценить состояние трудовой деятельности на плантациях из-за отсутствия с вашей стороны намерения сотрудничать.
– Сеньор губернатор имеет право сообщить в Лиссабон то, что считает нужным.
В тот вечер Луиш-Бернарду сел за письменный стол и начал писать большой доклад, предназначенный для министра. Это был его первый политический доклад, первая обстоятельная оценка положения дел, которая, подчеркивал он, стала возможной только после того, как он изучил вопрос и получил возможность говорить обо всем со знанием дела.
Луиш-Бернарду начал с того, что напомнил министру, что его впечатления являются полностью свободными и независимыми, поскольку он не является профессиональным чиновником и никоим образом не добивался занимаемой им должности.
«Наоборот, как Ваше Превосходительство, вероятно, знает, личная и настоятельная просьба Его Величества, а также долг служения родине заставили меня оставить свою прежнюю жизнь и интересы в Лиссабоне ради того, чтобы занять этот пост, который никогда не был предметом моих желаний, мечтаний или размышлений. Я останусь здесь лишь до тех пор, пока облеченные соответствующим правом люди будут считать мой труд полезным для моей страны. Ни днем больше. Исходя из этого, позвольте мне со всей искренностью и преданностью заверить Ваше Превосходительство в том, что Вы всегда будете слышать от меня только то, что я думаю и свидетелем чего являюсь, без каких-либо скрытых намерений и мыслей, диктуемых соображениями сиюминутной выгоды, покровительством в отношении третьих лиц или, тем более, в отношении себя самого».
Далее Луиш-Бернарду сообщал министру о предпринятом им, начиная с первых дней после прибытия, напряженном марафоне личных знакомств – с местными учреждениями, с хозяевами и администраторами плантаций, а также со всеми вырубками и селениями острова.
«Сан-Томе́ уже не представляет для меня никакой тайны в том, что не скрыто от глаз, – заключал он в своем письме. – В том же, что касается наиболее важной составляющей моей миссии, а именно положения негров-работников плантаций – главного повода международных разногласий вокруг островов и причины моей отправки сюда – то здесь, к сожалению, я не могу быть столь же уверенным: то, что доступно для всеобщего обозрения в этой области, является пока недостаточным для того, чтобы делать точные выводы. Мои посещения, все, что я увидел, о чем расспрашивал и чего добился в своих расследованиях, как и стоило ожидать, встретили естественное недоверие со стороны соотечественников в том, что касается предоставления сведений о работе плантаций, которые, в их понимании, могут противоречить их же собственным интересам. Однако крайне необъяснимым показалось мне подобное противодействие со стороны сеньора главного куратора, чье постоянно недружественное ко мне отношение и фактический отказ предоставить мне копии трудовых договоров между владельцами и работниками плантаций значительно затрудняют знакомство с юридической ситуацией, установившейся между упомянутыми сторонами. И это при том, что данная ситуация, как Ваше Превосходительство прекрасно знает, является основой постоянных раздоров и противоречий, возникающих у нас в общении с английскими промышленниками, а также в личных контактах с представителями правительства Их Британского Величества.
Из того, в чем я лично убедился и в чем готов свидетельствовать перед Вашим Превосходительством, могу с уверенностью утверждать следующее: условия жизни и труда на плантациях Сан-Томе́, учитывая суровость климата, крайнюю тяжесть самой работы и на фоне той компенсации, в первую очередь зарплаты, которую работники за нее получают, являются граничащими с крайним пределом человеческих возможностей. Никакой португальский работник, каким бы нищим и отчаянным ни было его положение, не согласился бы приехать сюда на такие условия труда и на такую зарплату. Необходимо признать, что в Африке или в других европейских колониях мира, скажем, в Латинской Америке, бывают ситуации и хуже. Правда также и то, что на некоторых вырубках Сан-Томе́ есть свои больницы, на некоторых из них и свои врачи, что работникам оказывается медицинская помощь, они имеют жилье и получают питание на рабочем месте. Глядя на всю эту картину, кто-то может воскликнуть: «Так им еще и деньги платят!» Если мы принимаем такие условия как то достаточное, к чему до́лжно стремиться человеку, тогда, Ваше Превосходительство, нам не о чем беспокоиться. Однако меня выбрали выполнять мои задачи не для того, чтобы принять и согласиться с такой позицией, а совсем даже наоборот.