льства Анголы и Мозамбика. Луиш-Бернарду был унаследован Орнельяшем от предыдущего министра и был, в первую очередь, личной кандидатурой самого короля. Однако министр был хорошо осведомлен о ходе его службы на Сан-Томе́, о некоторых доходивших до него похвалах в адрес губернатора и о многочисленных критических и даже, по некоторым сведениям, откровенно ненавистнических оценках его деятельности. Располагая такой информацией, де-Орнельяш тем не менее не спешил с окончательными выводами, предпочитая сначала познакомиться с человеком лично, прежде чем согласиться с такими, обоснованными на первый взгляд, обвинениями лиссабонских газет в «зигзагообразной и бесцельной политике сантомийского губернатора, не приносящей Португалии какой-либо видимой пользы». Вступая в разговор, министр ограничивался лишь вопросами о конкретных фактах из жизни колонии и, похоже, намеренно не затрагивал откровенно политических тем. Или же ждал, пока Луиш-Бернарду сам их не затронет.
Губернатор тоже довольно осторожно продвигался вперед в этом разговоре, предпочитая заранее прощупать для себя путь, которым ему предстояло следовать. Возвращаясь с острова При́нсипи пять дней назад, после того как удалось урегулировать тамошний мятеж, он отправил министру на борт «Африки» телеграмму с отчетом о том, как в конечном итоге разрешилась ситуации. В том же послании Луиш-Бернарду посоветовал не направлять на При́нсипи военный корабль, о чем ранее просил островной губернатор, и не исключать посещение острова из программы визита лиссабонской делегации. В ответ он получил лишь распоряжение отменить поездку на проблемный остров и принять все меры, чтобы новость о восстании не получила широкого распространения на Сан-Томе́. Со времени прибытия министр из-за отсутствия времени так и не успел переговорить с ним на эту тему. Теперь Луиш-Бернарду не понимал, ждать ему или же самому проявить инициативу и завести этот разговор. К тому же оставалось неясным, когда и как это можно было сделать: в присутствии Дона Луиша-Филипе или наедине с министром де-Орнельяшем?
Размышления губернатора прервал вопрос молодого принца:
– Вы даже не представляете себе радость, которую я испытываю, находясь здесь! Что значит для меня, моего отца и, наверное, для всей страны находиться здесь и представлять их на этом маленьком кусочке земли. Он такой далекий и настолько отличается от Португалии. Однако одновременно и во многом он все равно является ее неотъемлемой частью!
– Думаю, что я хорошо это себе представляю, поскольку прекрасно знаю мнение Вашего отца относительно того, насколько колонии важны для нас. Не сомневаюсь, что Ваше Высочество рассуждает точно так же. И мы прекрасно понимаем, что для Сан-Томе́ и для Португалии нынешний момент – исторический.
– А вы знаете, губернатор: мой отец очень высоко ценит вас. Он говорил мне о вас, до моего отъезда, – о том, насколько сложной, деликатной и важной для наших интересов является доверенная вам миссия. Мы все надеемся и верим в то, что вы успешно завершите ее, равно как и в то, что вы для этой миссии – самый подходящий человек. Разве не так, сеньор министр?
Айреш де-Орнельяш, казалось, захваченный вопросом врасплох, тем не менее отреагировал моментально:
– Вне сомнения. Мы все надеемся на то, что губернатор Валенса знает, как пришвартовать корабль к доброй пристани. – Министр сделал паузу и продолжил. – Тактично и разумно балансируя между интересами разных участвующих в этой игре игроков.
Он посмотрел на Луиша-Бернарду, который слегка покраснел, опустив в знак согласия голову.
– Но об этом мы поговорим позже, – продолжил министр, оставаясь полным хозяином ситуации. – Мы с губернатором еще найдем время в нашем расписании, чтобы поговорить о работе.
– Ну что ж. Тогда вперед – на улицы, к народу: он, наверное, уже ждет не дождется, когда уже мы тут с вами отобедаем! – Поднявшийся из-за стола Дон Луиш-Филипе воодушевленно завершил разговор, и остальные тут же встали вслед за ним.
Весь город, без преувеличения, покинул свои дома и ждал появления наследного принца. Дон Луиш-Филипе и его свита вышли из кареты и направились прямо в толпу. Вместе с председателем городского собрания, который чуть не лопался от гордости, гости двинулись по улицам, чье праздничное убранство стоило муниципалитету стольких усилий и денежных затрат. Принц то и дело останавливался, чтобы поприветствовать людей и кивнуть в ответ тем, кто приветствовал его, поговорить со стоявшими у дверей своих магазинов торговцами. После этой более чем двухчасовой прогулки Дон Луиш-Филипе посетил здание городского собрания. Там он пригубил предложенную ему как высокому гостю рюмку порто, принял из рук председателя символический ключ города, расписался в книге почетных гостей и выслушал дежурную, кое-как произнесенную приветственную речь главы муниципалитета. Затем принц высказал желание посетить разбитый прямо под открытым небом городской рынок, где приобрел кое-что из поделок местных умельцев, и потом делегация вернулась к каретам, чтобы отправиться в Форт Сан-Себаштьян, величественно возвышавшийся над Заливом Аны Шавеш. В районе шести часов принц вместе с офицером по особым поручениям и фельд-адъютантом вернулись к себе в губернаторский дворец для того, чтобы немного отдохнуть, принять ванну и переодеться для ужина. Тем временем все остальные во главе с министром де-Орнельяшем отправились на борт «Африки», где им предстояло провести ночь. Луиш-Бернарду воспользовался образовавшейся парой часов передышки между двумя программными мероприятиями, чтобы проверить, все ли готово к предстоящему банкету. Ужин был запланирован в бальном зале на первом этаже, как и ранее, вскоре после его собственного приезда на остров, только на этот раз он решил обойтись без танцев. На банкет были приглашены двести человек, то есть почти все белые поселенцы колонии, плюс примерно полдюжины негров: весь госаппарат, работающий здесь и на При́нсипи, все администраторы плантаций, все главные коммерсанты, армейские и полицейские офицеры, епископ и священники, врачи, судьи, инженеры-строители, короче – каждая значимая человеческая единица в сей «далекой Португалии», как в одном разговоре окрестил эти края Его Высочество наследный принц.
Принц был посажен во главе почетного стола. Напротив него сидел Луиш-Бернарду. Среди гостей, расположившихся от них по обе стороны, были всего лишь две женщины (если не считать епископа, который, скорее, принадлежал к среднему полу): жена председателя городского собрания и жена консула Англии. По протоколу справа от Дона Луиша-Филипе сидела супруга председателя, слева – английский консул. Айреш де-Орнельяш и Энн расположились, соответственно, по правую и по левую руку от губернатора. Другим компаньоном Энн по столу был граф Валле-Флор, а сеньор Энрике Мендонса, словно начинка своеобразного сэндвича, объединял собой «председательшу» муниципалитета и Его Королевское Высочество. На остальных местах сидели епископ, судья, другие члены лиссабонской делегации и граф Соуза-Фару, проживающий на острове администратор плантаций Агва-Изе́. Дон Луиш-Филипе, несомненно, главенствовал за столом, однако взгляды мужчин, в особенности молодых офицеров из королевской свиты, то и дело останавливались на Энн. Она была ослепительна в своем белом шелковом платье с обнаженными плечами и головокружительным декольте со сверкавшим в нем кулоном из голубых сапфиров на золотой цепочке. Ее волосы были уложены в каскад из светлых локонов, ниспадавших на плечи, ресницы были слегка подведены тонкой полоской туши, подчеркивавшей контуры пылавших огнем глаз. Все, включая Луиша-Бернарду, были заметно смущены ее присутствием и ее дивной красотой: за столом сидел принц, а напротив него, как ни посмотри, – настоящая королева! Сидевший рядом с Энн, почти уничтоженный молчаливыми упреками и косыми взглядами присутствовавших, граф Валле-Флор неустанно уверял ее, что в Париже, откуда он вернулся лишь накануне, ни одна женщина так изысканно не одевается…
Как уже успел на тот момент заметить Луиш-Бернарду, гости, располагавшиеся по соседству, также все как один наблюдали за их столом. Сначала они смотрели на принца, с любопытством и восхищением, а потом – на нее, с бесстыдством и с беспощадностью. Без стыда разглядывали ее мужчины, безжалостны были взгляды женщин. Ни с чем не сравним скрытный и похотливый взгляд мужа страшненькой женщины, которым он рассматривает красавицу. С другой стороны, в высшей степени убийственным является нацеленный на нее ответный взгляд этой страхолюдины-жены. Приглашенным на банкет дамам, давно оторванным от тонкостей светской жизни, пришлось изрядно помучиться, потрудиться и потратиться, чтобы спланировать свой нынешний вечерний наряд. Они полагали решить все свои вопросы в Доме моды Casa Parisiense, что на улице Матеуша Сампайу: именно там можно было познакомиться с последними журнальными моделями, популярными сейчас тканями и вообще узнать, что нынче носят в Европе и в мире. И вот они видят Энн, в ее платье на бретельках из белого шелка, ее открытую спину, плечи, видят это ее обещающее все прелести мира декольте с полуобнаженной высокой грудью и этот голубой сапфировый кулон. Одного такого вида было достаточно, чтобы они почувствовали, как рушатся и летят прочь все их заблуждения. Ведь никакой самообман не способен устоять перед очевидным: стройные плечи и спина, кожа, даже на расстоянии кажущаяся необычайно гладкой и мягкой, величественная, словно горная вершина грудь, бросающая вызов завоевателю. Энн низвергала всё вокруг себя. При этом она застенчиво улыбалась, как бы прося прощения за то, что она так умопомрачительно красива и желанна. Единственный, кто составлял в этом смысле исключение, был сидевший напротив нее Айреш де-Орнельяш. В отличие от остальных, он наблюдал за Энн не глазами самца, жаждущего случки, а проницательным взглядом политика, который, noblesse oblige, является существом публично асексуальным.
В этот самый момент граф Валле-Флор пытался удовлетворить свое любопытство, задав Энн довольно нехитрый вопрос: чем она в этих, очевидно чужих для нее, краях заполняет свой досуг, когда здесь нет даже игровой комнаты, чтобы перекинуться в бридж.