1.
Юноша лет двадцати, рост метр семьдесят два, худощавый, брюнет, глаза чёрные, без особых примет – по паспорту Богумил Славков – но как раз паспорт-то он и забыл в гостинице! – растерянно озирался по сторонам. Слишком тесно, к тому же вместо одной стены – решётка. Густота воздуха и миазмы таковы, что дышать невозможно. Нет, Аллах такого не мог создать, а только люди, забывшие Аллаха. Но почему его поместили сюда? Неужели он чем-то вызвал подозрение? И провалил всё дело? Какой стыд! Что скажет Куратор? Что теперь будет с сеньором Айвеном и донной Розой, его новой хозяйкой?
Сначала Богумил Славков был в панике. Потом понял, что задержали его, потому что у него не оказалось с собой документов, и не более того. Правда, оставалось непонятным, почему эти люди в форме придают такое большое значение документам, а живого человека, не совершившего никакого преступления, помещают в ужасные условия – но он и тому был рад, что причина задержания столь незначительна. Но время шло, документы у него ни откуда появиться не могли, а его и не отпускали, и не предъявляли никаких обвинений. Он пытался объясниться на английском; это вызвало у человека в форме недоумение. «Ты кончай этих глупостев, азер», произнёс он на непонятном Богумилу русском языке.
В Москве Богумил по указанию своей новой начальницы поселился в гостинице «Космос». А где поселилась сама начальница с мужем, ему не сказали: связь только по мобильному. А он в гостинице получил неплохие апартаменты. Даже хорошие. Можно сказать, очень хорошие. То есть поселился он шикарно! Ему в таких апартаментах бывать не приходилось: и в деревне своей родной, и в Стамбуле жил скромно… Однако удержался он, не показал горничной своего удивления, изображая из себя многоопытного путешественника…
Доизображался! Теперь сидит в кутузке и не знает, что делать…
Вселившись в номер и предполагая, что в Москве они пробудут недолго, он сразу позвонил тому верному курду, телефон которого дал ему Куратор. Набирая номер, он как бы уговаривал кого-то (самого себя, кого же ещё тут было уговаривать), что надо сообщить Организации о благополучном прибытии в Москву. На самом деле (о чём он отлично знал) сообщать об этом было совсем не нужно. Однако для звонка, а потом и для встречи была ещё одна причина, тайная: семейное дело, кровная месть врагу.
Ни донну Розу, ни Айвена, сколь бы не были они хороши, и вообще никого не мог Богумил просить о содействии в семейном деле. Кроме курдов. Курды поймут. Для любого курда семья – понятие святое. А ведь ему-то всего и надо, что русские деньги (с отдачей) и информация, где купить пистолет, чтобы убить Бориса Шилина. Он, правда, из пистолета стрелял один раз в жизни. Тогда в деревню приехал на недельку старший брат его приятеля, помочь семье другого брата построить дом, и у него был пистолет. Он дал каждому из мальчиков деревни один раз стрельнуть из него.
Опыт, конечно, ничтожный. Но хоть какой. Ни ножом зарезать, ни задушить кого-нибудь Богумил бы не смог. Он, в конце концов, системный администратор, а не террорист. Был бы у Бориса Шилина компьютер, он бы с ним разобрался сурово… Но у этого проклятого торговца ядовитой водкой наверняка нет никакого компьютера…
Когда он позвонил по телефону, номер которого дал ему Куратор, там ответил мужчина по-русски. Но они быстро разобрались, кто есть кто, посмеялись, перешли на язык курманджи. Богумил попросил о встрече, предупредив, что в его гостинице «Космос» встречаться нежелательно, а Москвы он не знает.
– Что ты видишь в окно? – спросили у него.
Внизу, прямо под собой он видел медную фуражку памятника какому-то местному военному, дальше – памятник взлетающей ракете, а ещё дальше целый город с памятниками и фонтанами…
– Понятно, – усмехнулся его собеседник. – Это памятники бывшим достижениям экономики бывшей страны… А видишь ли ты круглое здание за эстакадой, возле которого толпы народа?
– Вижу.
– Это станция метро ВДНХ. Возле неё и встретимся через полчаса.
Богумил не мог ждать полчаса. Он вышел сразу. Сверху-то всё кажется близко, но он, житель гор, привык, что, как бы близко что ни казалось, в итоге идти туда полдня. А то и день. Вот он и пошёл: запер номер, сунул ключ в карман, а забрать у портье паспорт, сданный на регистрацию, даже не подумал. Круглое здание оказалось близко, он стал ходить возле него туда-сюда. Подошёл один в форме, спросил о чём-то по-русски, взял за рукав, потащил. Он назвал своё имя: Богумил Славков, показал на гостиницу «Космос», что живёт он там. То ли не понимают, то ли не верят. Пытался позвонить донне Розе – отняли телефон!
И как теперь быть?
2.
«Что происходит с моим Айвенго? – думала донна Роза, она же Камилла Гомес, она же „Кровавая Агата“, направляясь на встречу с генералом Чесноковым. – Бродит по Москве с вытаращенными глазами… Понятно, что он русский и рад снова попасть в Россию, но ведь она предала идею пролетарской революции, разве нет?..»
Дойдя до здания, в котором размещались офисы ОАО «Росконверсторг», она выкинула все эти мысли из головы, окончательно превратившись из донны Розы в сеньору Камиллу Гомес, меценатку. В Москву-то она приехала ради этой встречи! Не ради же того, чтобы Айвен наслаждался дикими ароматами московских пивных. Ей надо было оформить контракт на поставку техники с доставкой до Минска, где она учредила благотворительную организацию.
Генерал Чесноков был «ужасно рад её видеть». Правда, он попытался произнести эту фразу на английском. Лучше бы обходился родным языком. По-английски у него получилось, что Камилла настолько ужасна, что он, генерал, рад это видеть. Она попросила его говорить по-русски.
– Вы знаете русский язык! – счастье генерала просто перехлёстывало через край. – А белорусскую мову вы знаете?
– Немного. А вы? – улыбнулась она. Он был ей абсолютно понятен, и она выбирала линию поведения с этим типом.
– Поразительная женщина! – таял генерал. – Владеет языками, разбирается в компьютерах и занимается политикой. И красавица! И с деньгами! Вас не обижает, что я вами восхищаюсь? А то, говорят, в Европе феминизм всякий, там нельзя восхищаться красивыми женщинами.
– Если наедине, то можно, – проворковала она. Решение, как себя вести, было принято: как простушка с кобелём. Главное, получить технику, остальное неважно. – Ведь мы наедине, господин генерал? Я тоже буду восхищаться вами, когда вы квалифицированно выполните мой заказ.
– Ваш заказ будет выполнен очень хорошо! Мы умеем выполнять деликатные заказы. Мы вообще специализируемся на деликатных заказах. А ваших – особенно. Просите меня… Просите о чём хотите… Но должен заметить, в российской армии к офицерам обращаются со словом «товарищ». Я – товарищ генерал.
– Вы – товарищ?! Компаньеро?
– Да, сеньора. Я компаньеро. Какое оборудование вас интересует?
– А я же присылала вам спецификацию. Вот она лежит перед вами. Компьютеры, брандмауэр, сетевое оборудование с полным монтажным комплектом. И мне сообщили, у вас всё это есть.
– У нас есть всё и всегда. Об чём больше всего заботится наш президент? Об нуждах армии и народа. Поэтому у нас всё есть. А вы платите наличными? Как говорят в наших кругах, кэш?
– А почему именно кэш? – Камилла округлила губки.
– Ведь вы занимаетесь политикой, сеньора, и должны понимать, это самое, того-этого… – и генерал Чесноков многозначительно замолчал, шевеля пальцами.
– Но я совсем не занимаюсь политикой, – продолжала удивляться сеньора. – С чего вы взяли?
– Мне вы можете доверять! – страстно проговорил генерал. – Я на вашей стороне.
– Правда? Какое счастье!
– Да. Если нужна наша помощь для уничтожения тиранства в Белоруссии, то почему бы нет.
– О, генерал! – Камилла ухитрилась назвать Чеснокова ни господином, ни товарищем. Какой он ей, боевой участнице антиимпериалистической революции, товарищ? – Я так сильно хочу, чтобы мы подружились. Поэтому буду абсолютно правдива с вами. Я создала в Минске небольшой частный фонд содействия науке. Мы консультируем изобретателей, а не политиков!
– Я всё понимаю, сеньора Гомес. Внедрение демократии, это деликатное дело! Европа нам поможет!
Камилла улыбалась. Камилла кокетничала. Камилла была само очарование. Генерал млел.
– Когда будет скомплектован наш заказ? – спросила она, поводя головкой и сверкая зубками.
– Завтра, – сказал Чесноков интимным голосом. – А сегодня я мог бы показать вам Москву.
– Ах, какая жалость, что я буду лишена такого удовольствия! – сложив у красивой своей груди красивые свои ручки, воскликнула Камилла.
– Да? Никак?
– Да. Никак.
– Но я могу хранить надежду увидеться с вами?
– О, конечно, генерал! Конечно! Завтра. Я приеду со своим специалистом; он проверит технику.
3.
Сеньор Айвен (он же Педро Давалос), муж донны Розы (она же Камилла Гомес, она же сеньора Давалос, она же «кровавая Агата»), стоял на Калужской площади и любовался чудовищной автомобильной пробкой. Человек наблюдательный, он проследил эту пробку от самого зарождения, поскольку создавали её искусственно – ради того, как он понял, чтобы по пустой полосе промчалась на громадной скорости чёрная автомашина с тёмными стёклами, без номеров, но в сопровождении ещё нескольких авто. Пробку создали настолько быстро и качественно, что можно было только восхититься: есть ещё на Руси профессионалы своего дела, есть!
Он привычно улыбнулся блондинке, стоявшей возле него, но тут же от неё и отвернулся: не нужны ему лишние приключения. Его жизнь и без блондинок была сплошным приключением!..
В Москву они приехали всего на три дня и поселились, ради конспирации, в каком-то клоповнике, набитом гастарбайтерами. А нового сисадмина, прилетевшего из Стамбула (вроде бы как болгарина) поселили прилично – в гостиницу «Космос» возле ВДНХ. Незачем пугать парня ужасами нелегальной жизни, тем более он никогда ни в каких акциях не участвовал и был вне всяких подозрений.
Болгарин, ха! Как же! Иван расколол его на раз. Богумил Славков походил на болгарина даже меньше, чем Иван на испанца.
Иван усмехнулся и двинул в сторону центра города. Проходя мимо входа на «Октябрьскую»-кольцевую не удержался и купил очередные два слоёных пирожка. При прежней его жизни в Москве, несколько лет назад, такие пирожки ещё не были изобретены кулинарами. А жаль, он бы на них бы и тогда подсел. Он их за сегодня съел уже с килограмм. С лимоном съел, с вишней, с грибами, с яблоком, с чёрной смородиной (в Латинской-то Америке её нету, смородины!) и с творогом.
Добив по пути через площадь пирожок с сыром, он остановился, чтобы обнюхать следующий, с маком, и обнаружил, что стоит рядом с кафе «Шоколадница». А что? Пирожок с маком хорошо пойдёт под кофе, разве нет? И потом, это у Камиллы здесь работа, а он нынче выходной. Имеет право оттянуться.
– Двойной эспрессо.
Он уселся за столик, сделал первый глоток кофе, вытащил из пакетика пирожок, затем, окончательно счастливый, собрался вонзить в него свои крепкие белые зубы, – и тут над его головой прозвучал суровый голос, который мужественно и с некоторой ноткой назидания произнёс:
– В нашем кафе не принято есть еду со стороны.
Это был громадный, как шкаф, молодой мужчина с гладким толстым лицом и уже начавшим выпирать брюхом. Вид у него был настолько решительный, что, сиди за этим столиком какой-нибудь клерк, он бы напугался до полусмерти и самолично сдал бы ему прекрасный пирожок, чтобы тот брезгливо бросил его в отходы. Но Педро Давалос, бывший сельский хулиган, бывший российский спортсмен и бизнесмен, муж и помощник пламенной революционерки, до своей гибели числившейся в списке самых опасных террористок мира, был не из тех мужчин, которые, заслышав от любого незнакомца что-то, похожее на команду, спешат эту команду исполнять. Он спокойно доделал начатое, то есть откусил и прожевал кусок пирожка с маком. Его гонитель оказался не столь терпеливым. Иван не успел ещё сделать очередной глоток кофе, а тот уже снова подал голос, всё такой же мужественный, но уже не столь решительный:
– Если вы не прекратите нарушать, я вызову начальника охраны. Он выведет вас вон.
– Вызывай, – легко согласился Иван, продолжая наслаждаться едой. Он краем глаза видел, что начальник и так в зале. Вычислить его было легче лёгкого: начальник стоял в тревожной стойке и смотрел в их сторону, а из-за каких-то штор и столбов подтягивались и стоились за его спиной в каре ещё с пяток крупных ребят. Наверное, чтобы по приказу командира кинуться в атаку на нарушителя порядка, то есть на него, Ивана с пирожком. Переходить в наступление им нужно было немедленно, поскольку пирожок мог в любую секунду исчезнуть, и охрана потеряла бы повод показать своё молодечество.
И вот они подошли.
– В нашем заведении большое количество закусок, – угрожающе сказал начальник.
Иван кивнул и укусил пирожок:
– Мне нравится этот, с улицы. Он вкуснее и в пятнадцать раз дешевле, чем у вас.
– В Германии вас за такие штучки отдали бы под суд, – сообщил начальник. – За нарушение монопольного права на торговлю в точке общепита.
– Какое счастье, что мы не в Германии, – ответил Иван.
Начальник потоптался, сгорбился и прошептал Ивану в ухо:
– Вы совсем не думаете о нас.
– Не думаю, – подтвердил Иван. – А почему я должен о вас думать? – и отправил в рот последний кусок виновника стычки.
– Если все будут приносить еду с собой, у кафе не будет денег, чтобы платить нам зарплату, – объяснил начальник охраны.
Заверещал мобильный в кармане. Иван по звуку понял: Камилла.
– Как твои дела, дорогая? – спросил он по-испански.
– Айвен, я сделала контрольный звонок нашему другу-болгарину, а там отвечает полиция! Он в отделении возле метро ВДНХ. Съезди за ним, дорогой.
Иван допил кофе, встал, посмотрел на начальника охраны кафе с высоты своего роста и с чувством сказал.
– Хорошо вы тут устроились, ребята.
– Каждый выживает, как может, – извиняющимся тоном сказал начальник. Иван кивнул на муху, которая лениво ползла по стойке бара:
– Смотрите, клиент питается бесплатно. Вы его застрелите, что ли… – и вышел.
4.
День выдался суматошный. Суббота, чего вы хотите! Уже к одиннадцати часам в кармане Вити Мумрикова, дежурного по отделению, шуршало десять сотенных. Он, вообще, любил дежурить.
А некоторые не любят.
А вот он любит. Его совсем не угнетают шум и запахи. Сидишь себе на собственной попе, ведёшь учёт, никакой нервотрёпки, а деньги те же, что на линии! Но есть у них один тип, которого даже деньги не интересуют: лейтенант Свиридов. Витя Мумриков таких не уважает. Садюга он, этот Свиридов. Он, когда выходит на охоту, высматривает не просто приезжего без документов, а обязательно такого, чтобы с проблеском интеллекта на лице. Который идёт и не боится. Который посмеет возразить! Вот тогда Свиридов тащит его сюда и плюх ему навешивает. Удовольствие получает. Даже если у того документы в порядке!
А сегодня вообще притащил москвича. Совсем обалдел этот Свиридов! Ну, поддал мужик с утра, ну, носатый, ну, смотрит нагло. Так ведь москвич! И правильно сделал этот москвич, что дал Свиридову в глаз. А теперь что, в обезьяннике его держать, чтобы он Мумрикову спектакли тут устраивал?!
И отпустить нельзя. Если отпустишь, то придётся самому отстёгивать Свиридову четыре сотни. Ну, вместо пяти, которые Свиридов получил бы с родственников пьяного, потому что 20 % – доля дежурного. Да и не четыре, а все восемь, за подбитый глаз…
– Тихо там! – крикнул Мумриков.
– Сво-бо-ду! Сво-бо-ду! – орал пьяный москвич.
Два молдаванина и азер, которые сидели в клетке рядом с ним, не базарили. Тихо ждали, когда приедут родственники и выкупят их. Молдаване вообще самые спокойные клиенты. Не было случая, чтобы они устраивали здесь митинг, чтобы качали права и орали на дежурного. Азеры – те крикливые, но только если их несколько. В одиночку буром не прут. А вот если их больше одного, то они друг перед другом выпендриваются, кто самый бесстрашный. Да… Этот пока один. Но – суббота! Понатащат ещё…
Ну, точно!
В отделение ввалился старлей Николаев. За собою он вёл второго азера, чьё лицо выражало изумление. Впервой попался, наверное.
– Оформляй за мной, – сказал Мумрикову старлей довольным тоном. – А я пойду в «Космос».
– Чего там?
– Этот придурок показал, что у него там дружок – похоже, болгарин. А сам тупой совсем, по-русски ни бэ, ни мэ. Пойду, найду этого болгарина.
– Что, выкуп с него возьмёшь?
– Хе! С болгарина? Легко, и валютой!
– Погоди, не уходи. Давай его сначала выпотрошим.
– А, да! Вот его мобильный телефон. Приобщи.
Они обшмонали задержанного, выгребли всё из его карманов и впихнули обалдевшее тело в клетку к тем четверым. Николаев ушёл, а два азера немедленно начали болтать. «Ну, щас начнут права качать», – с тоской подумал Мымриков.
– Началнык, он иностранец, – сказал первый азер.
– Вы тут все иностранцы, на хрен, – ответил Мымриков. – Молчи сиди.
– Как, все иностранцы?! – завопил пьяный москвич. – Р-р-русского человека за говно считаете, фашисты?!
– Щас придёт лейтенант, скажу ему, как ты обзываешься, – пригрозил Мымриков. – Он те язык-то вырвет.
Сам он никогда не опускался до того, чтобы мараться об этих подонков.
– Да я с тобой после этого говорить не стану! – вскричал москвич и демонстративно повернулся ко вновь приведённому азербайджанцу, который что-то растерянно объяснял тому, что попал сюда первым.
– А вот скажи мне, друг мой, – вопросил москвич, – ибо ты мне друг, а эти мерзавцы в погонах мне не друзья. А вот скажи мне, какого лешего ты забыл в нашем городе?
– Он нэ пханимаит пха-русску, – сказал первый азер.
– Так переведи.
– Я тъоже нэ пханимаит. Что такой «лэший»?
– Который в лесу живёт.
Два азера стали активно переговариваться, после чего первый сказал москвичу:
– Он говорит, ничто в Москва нэ забывал. Он тут в пэрвый раз. Он говорит, что в Москва забыли Аллаха.
– Аллах, это у вас там. У нас тут Иисус.
– Нэт. Аллах адын и везде. Аллах послал Иисуса.
– Ничего себе, заявочки!
Первый азер опять заговорил со вторым на своём языке, а потом начал переводить. Но дело шло медленно, потому что – как можно перевести божественный текст на язык, которого почти не знаешь? «Пусть люди Евангелий судят согласно тому, что Аллах ниспослал в нём. Те же, которые не живут в соответствии с тем, что ниспослал им Аллах в Евангелиях – те нечестивцы». «Он разделил вас, чтобы испытать вас тем, что Он даровал вам. Состязайтесь же в добрых делах…».[10]
– Каждому Аллах установил закон и путь, и вам, и нам, – коряво переводил первый азер. – И вы, и мы со смертью вернёмся к Аллаху, и Он поведает, в чём мы ошибались.
– Эй, там! – крикнул Мымриков. – А ну, пррекратить пропаганду национальной розни! А то, щас кээк впаяю статью, п…асы!
Они замолчали. Москвич спьяну придремал. Стала слышна тихая беседа молдаван. Говорили они по-русски, потому что один из молдаван оказался русским приднестровцем.
– …Я самогону днём сварил, выпили с братом. И спать лёг. Вдруг ночью стучат. Я думал, брат вернулся, до дому не дошёл. Кричу ему: ложись в сарае. Опять стучат. Открываю, военный. Собирайтесь на сборы, говорит. Я взял бутыль самогона, и поехали. С нашей деревни я один. А всего с района собрали семь человек, и всё специалисты. Я, например, артиллерист. Ничего не делаем. Потом пришёл полковник с бородкой. Сказал: вы знаете, зачем вы здесь? Завтра отправят на фронт с Приднестровьем. А мы утром пошли в штаб, сказали: мы не пойдём воевать против братьев. Мы с ними в одной армии служили, одну присягу давали. И разошлись по домам…
– А я в газете работал, – бубнил в ответ русский приднестровец. – Ездил на места боёв. Вообще, никто не хотел воевать. Когда начальников не было, парни на обеих берегах устраивали пикники, ходили друг к другу в гости. Не было зла между нами …
– У нас один охоткой пошёл на войну. Василь Дудоглу. А чего, говорит? Раз платят. Через неделю привезли покойника…
– А у нас фотокорреспондент погиб… Так, дуриком.
– Е о вяцэ гря[11], – вздохнул молдаванин.
– Верно, брат, – ответил русский.
Заверещал телефон азера, который Мымрикову отдал старлей Николаев. Мымриков взял трубку, сказал лениво:
– Аллё… Это дежурный по отделению. Какой ещё Богумил Славков? Нет у нас такого…
– Эй, началнык! – вскричал первый азер. – Вот он, Богумил Славков. Вот он сидит, – и показал на Богумила.
– Чего?
– Да, да. Он из Турция прыехал. У него в гостиница паспорт!
– Вы слушаете? – спросил Мымриков в трубку. – Оказывается, у нас он. А вы кто такая?.. Родственница? Приезжайте с документами… Ну, мне всё равно, кто приедет. Запишите адрес…
Он отключил телефон и сказал Богумилу:
– Так ты болгарин, что ли? А чего тогда про Аллаха прёшь?
Богумил ничего не понял, вместо него ответил азер:
– Какой болгарин, слюшай? Он курд!
– Да? А как же ты его понимаешь?
– Он пха-турецку гаварыт. Азербайджанский и турецкий адын язык.
– Старлей придёт обратно, разберётся, что это за болгарский курд из Турции…
Притащили двух молдавских девчонок с малярными кистями. Потом пришли азеры и выкупили своего. Богумил остался без переводчика… Молдаванин затеял с девчонками поиск свояков. Оказалось, таковые были, но их поймали без регистрации и выслали на родину, а бригада, с которой работают девчонки, осталась без плиточника и сантехника. А их-то, девчонок, не вышлют, у них уже есть московские мужья!
И девчонки захихикали.
Пьяный москвич то дремал, то слушал. Вдруг брякнул:
– Абсурдная страна. Кто работает, тот преступник. Кто рабочего обирает, – и он кивнул в сторону Мымрикова, – тот власть!
– Поговори мне, – буркнул Мымриков.
Резко хлопнула дверь. Богумил посмотрел туда, и наконец-то лицо его посетила улыбка: в дверях стоял сеньор Айвен.
Он вошедшего веяло такой уверенностью в себе, что дежурный по отделению невольно поёжился. Подумал: «спецназ, не иначе».
– Ну что, ментура, дурью маемся? – спросил сеньор, подходя к столу и нависая над Мымриковым. – Открывай ворота, я забираю своего…
5.
– …Но почему ты согласилась, дорогая? – спрашивал Иван у Камиллы поздним вечером, когда они, оставив Богумила Славкова в его номере в гостинице «Космос» и строго-настрого запретив из оного номера выходить, возвращались в свою секретную конуру.
– Ну, если наш болгаро-курдский друг так рвётся кого-нибудь убить, зачем ему мешать.
– Мы же договорились, что ты больше не будешь никого убивать.
– Я и не буду. Он будет.
– Но он собирается убить русского!
– И что? Ты огорчён, потому что сам русский? Однако, насколько я знаю историю, русские никогда не стеснялись убивать друг друга.
– Любовь моя, меня огорчает, что я не могу понять твою логику. После того, как тебя саму взорвали в тех горах, ты сказала, что следует избегать убийств. А теперь готова вооружить этого мальчишку, чтобы он в угоду племенным предрассудкам убил моего соотечественника, ни в чём не повинного человека.
– Ну, во-первых, этот человек – бутлегер, отравивший ни в чём не повинных людей ядовитым алкоголем. Во-вторых, чем бы ни руководствовался компаньеро Богумил, а интересы дела прежде всего. Повязать его кровью будет полезно.
– А, вот каковы твои планы! А меня ты не хочешь повязать?
– Да ты и так повязан, – засмеялась она.
Этой их перепалке предшествовал серьёзный разговор с Богумилом Славковым.
Сначала они повели Богумила в магазин ГУМ и приодели по-европейски. Ведь и дураку понятно, что у шикарно одетого человека ни один русский милиционер не станет проверять документы, будь тот хоть азербайджанцем, хоть негром преклонных годов, так и не выучившим русского языка. Иван, правда, кипятился, говорил, что одеваться в ГУМе – просто грех, да и Богумил смущался, что его ведут в самый дорогой магазин не то что Москвы, а всего мира. Но Камилла настояла на своём.
Только позже, когда она после славного обеда в ресторане завела с мнимым болгарином задушевную беседу, Иван понял, в чём был её замысел. После такой о нём заботы Богумил не мог скрывать, ни кто он на самом деле, ни зачем ему нужны деньги: чтобы добыть оружие и убить врага своей семьи, проклятого негодяя Бориса Шилина. И Камилла, выспросив всё досконально, согласилась ему помочь!
Теперь, выслушав гневные тирады Ивана и посмеявшись, она сказала:
– Айвен, ты такой наивный! Я тебя обожаю. Мы повезём Богумила по этому адресу завтра днём. Скорее всего, Шилина дома не будет, и мы спокойно отправимся к генералу Чеснокову проверять технику. Но, тем не менее, Богумил окажется повязанным с нами кровавым планом, и вообще почувствует доверие к нам.
– Отчего же Шилина не будет дома?
– Оттого, что он, наверное, где-то работает. Например, сегодня его дома не было. И сейчас его нет. – Увидев недоумение на лице мужа, Камилла пояснила: – Я весь день звоню на его номер телефона. И завтра буду звонить.
– Diablo! – в сердцах выговорил Иван. Он обязан был догадаться! Ведь действительно, она, едва увидев бумажку с адресом и телефоном Шилина, достала из сумочки мобильник и всё время крутила его в руках…