1.
Когда Борис, вернувшись с острова, пересел в «Москвич» и долетел до дачи тёщи, то обнаружил, что Антонины Николаевны в посёлке нет. Ноутбука в хозблоке не было тоже.
Вот тебе на! Не обошлось и тут без обыска… За что?
Боб вышел на улицу. Вставало солнце.
Вытирая рот рукавом и что-то на ходу прожёвывая, со своего двора выбежал сосед Василий:
– Борь! Тут такие дела! Менты приезжали, ты понял? Про тебя допытывались. Антонину увезли. А мы в глухой несознанке, Борь!
– Чего хотели-то?
– Тебя хотели, чего ж ещё. Куда делся, чем занимаешься. Клянусь, никто тебя не выдал.
На улицу повыползали немногочисленные жители, в основном старухи.
– Днём караулят, – зашептали они. – На ночь уезжают.
– Да почему всё это? – удивился Шилин. – На кой бы я им сдался.
– Круто взялись! – бухтел Василий. – Разогнали всю кодлу, что собиралась тут к Антонине. Самогон мой вылили на землю.
– Автобусы не ходят, – жаловались старухи. – На развилке засада. Ты туда не едь…
Одна из них принесла ему кулёк с пирогом. Другая – пластиковую бутылку с водой:
– Беги, беги…
2.
Капитан Степанов мечтал.
Но мечты его были не такие, как у всех. Не о жратве и хорошей жизни думал он. Жратва и хорошая жизнь у него и так бывали.
Он мечтал, как обдурит судьбу свою.
Все – вот дураки-то! – все до одного живут, как им сужено. Читают гороскопы с утра: э-ээ, вот оно что мне сегодня предстоит, ц-ц-ц… Никуда не денешься, значит… И только он, Степанов, умом своим постиг, что если понимать правила, то можно приговор этот объехать…
Когда он был маленьким мальчиком… Ну, не совсем маленьким… Соображал уже, что к чему. Школу заканчивал, в общем. Тогда впервые попали ему в руки отпечатанные через фиолетовую копирку тексты с объяснениями астрологических правил и с гороскопами для разных знаков Зодиака. Это сейчас в каждом магазине такого рода книжек – тонны. А тогда Советская власть пыталась воспитать «нового человека», свободного от предрассудков, к числу которых относилась и астрология.
Из Степанова не получилось «нового человека», но и предрассудки он отбросил сразу, поставив дело на научную основу. Проблема была в том, что его жизненный гороскоп был никуда не годен. По всем параметрам Степанов должен был проигрывать в любой ситуации. К тому же в его гороскопе был отчего-то регрессный Марс.
Толчком к открытию стала история с Людмилой, его любовницей в молодые года, преподававшей марксистскую чепуху в Институте дружбы народов. Раскидывая однажды натальные карты своих знакомых, он обнаружил, что если имеет дело с коллективом, в котором все люди более сильного знака, чем его, или, наоборот, более слабого – но тоже все, то соответственно улучшаются показатели его собственной судьбы! Если же коллектив «смешанный», в котором есть и те, и другие, то судьба его степановская обходится с ним, со Степановым, кое-как. Иначе говоря, всякие мелочи, типа рекомендаций по цветовой гамме одежды, сфере деятельности и видов спорта, они и есть мелочи. Главное – окружение!
Вот в этом деле, в подборе коллектива, в котором предстоит жить и работать, мелочей нет. К примеру, Людмила была в его борьбе с судьбой идеальным позитивным партнёром, а её муж, командир дивизиона ГАИ, жутким негативным конкурентом. В дальнейшем всегда так и сходилось: если Степанов сам формировал своё окружение, то он обыгрывал судьбу, а если что-то срывалось, то уж тут она на нём отыгрывалась: била его, как хотела.
Найдя эту закономерность, Степанов немедленно развёлся со своею первой женой, на которой женился ещё при окончании института в ожидании распределения. Расчёты показали: не будет им вместе счастья. Ну, и чего тянуть? Долой негодную жену!.. Правда, с остальными жёнами у него тоже не было счастья.
Сегодня, несмотря на сырость, холод и бессонную ночь, Степанов чувствовал себя превосходно. Надвигающийся день сулил ему неслыханную удачу. И хотя ему и двоим прикомандированным курсантам сказали, что Шилин вряд ли вообще сюда явится, Степанов ждал его. Именно сегодня! По всем расчётам, от сегодняшней встречи с Шилиным (а уж его-то натальную карту Степанов составил первым делом) судьбина Степанова должна была выкинуть некое поразительное коленце! Что-то совершенно небывалое должно было произойти со Степановым. И вряд ли плохое, потому что хуже куда уже – а непременно очень хорошее.
Вот о чём мечтал Степанов ранним утром, запивая бутерброд молоком из пакетика – об окончательной удаче, после которой не будет у него больше неудач.
Метрах в ста левее его машины притаился в кустах джип двоих ребят с хитрыми рожами из ФСБ; их должны сменить в девять часов утра. Дальше в лесу была ещё одна машина, но её ведомственной принадлежности и режима смен он не знал. Прикомандированных курсантов, с которыми он сегодня спал в переменку в своём УАЗе, Степанов отправил в обход территории; и ему, и им было понятно, что обход этот никому не нужен, кроме самого Степанова, чтобы съесть бутерброды в тишине и спокойствии.
Он как раз, запрокинув голову, стряхивал в себя последние капли молока, когда прямо над ним из-за крон деревьев тихонечко выплыло ржавое днище древнего «Москвича». Пока он, бросив на пол картонку, вылезал из машины, послышались крики курсантов от дороги, а из леса бежали и двое фээсбешников, и ещё один тип непонятной ведомственной принадлежности, но в кожаном пальто и с пистолетом.
Степанов задрал голову, одновременно вслепую шаря в салоне рукой в поисках автомата. Машина над ним накренилась, слева высунулось лицо водителя. Он никуда не спешил, а просто озирал окрестности.
Наконец Степанов нащупал ремень автомата, вытянул его на волю и, крикнув мужику в кожане:
– По колёсам бей, по колёсам! – тут же сам влепил очередь в днище «Москвича».
– Хрен ли толку стрелять по колёсам, если он летит! – заорал парень из ФСБ, пытаясь перекричать грохот стрельбы.
– Я вертолёты вызвал! – вопил мужик в кожане. – Кончай пальбу!
Степанов самозабвенно садил в небо очередями, несмотря на то, что машина быстро поднималась. Убить Шилина он не боялся: тому на сегодня выпадала дальняя дорога и общение с валетами из казённого дома. Не иначе, в Москву повезём соколика. Задача была простая: испортить машину так, чтобы она приземлилась.
Попал? Не попал? Что это там такое… мелькает? Вжик, вжик, вжик – подарок, что ли, послала с неба судьба капитану Степанову?..
…Когда «Москвич» с немыслимыми виражами ушёл на юг, сопровождаемый аж тремя вертолётами, к валяющемуся на земле телу подошёл один из фээсбешников.
– «По колёсам бей, по колёсам», – передразнил он Степанова, с отвращением глядя на кусок карданного вала, торчащий из головы мёртвого гаишника. – Так зачем же ты, дурила, стрелял в крестовину?!
3.
Вопрос отправки вооружённых боевиков с территории Украины в Россию решился буднично, на ходу. Точнее, в кафе «Детинец», что на черниговской улице Карла Маркса. Именно там Камилла и Айвен попивали свой утренний кофе.
– Католические храмы красивее этого, – с вызовом сказала революционерка своему мужу, глядя на Борисоглебский собор.
– Это дело вкуса, – ответил тот, вроде бы дипломатично, но таким тоном, чтобы не осталось сомнения, в чью пользу склоняется его «вкус».
– Ну, а католические службы точно красивее православных.
– Это да, – нехотя согласился Иван.
Камилла удовлетворённо кивнула.
Тут-то в заведение и вошёл Эрнесто.
Он прошагал к их столику, порывисто сел на деревянную скамью напротив Камиллы и, склонившись к ней, вполголоса – что было, в общем, излишне, поскольку испанского кроме них троих тут никто не понимал – сказал:
– Мы узнали, где база Шилина! Представляешь, отсюда, из Чернигова, до неё сто километров, если по прямой. О-о-о, я, наконец, понял, почему ты выбрала этот город, на границе России, Белоруссии и Украины. Это очень удобно.
– Сведения точные? – спросила Камилла, откидываясь на расписную полотняную подушку. – Рисковать впустую не хотелось бы.
– Точные. Во-первых, Израиль сообщил Штатам GPS координаты базы. Во-вторых, русские ночью на закрытом военном канале упоминали имя Шилина, и тоже говорили про здешнее Полесье! А военные прямо сейчас по открытой связи уточняют у местных властей дорогу к бывшей базе на реке Ипать. У нас фора, они ещё не едут.
– Очень хорошо. Кого берём с собой?
– Луэллина и Максуда. И двоих из местного лесничества.
– Ребята готовы?
– Только ждут приказа. Едем на двух машинах.
– Я с вами, – буркнул Айвен.
– Согласен, – мгновенно среагировал Эрнесто.
– Ещё чего! – отозвалась Камилла. – Как раз ты останешься здесь, дорогой… Что ж, будем надеяться на успех. Оружия берём мало, лучше, чтобы всё прошло мирно: раз Шилин прячется от агентов правительства, значит, согласится работать с нами.
Айвен недовольно попыхтел, и выкрикнул:
– А как вы уговорите Шилина?! Он же русский! С ним должен говорить я!
– Эрнесто нормально говорит по-русски, и я тоже, – Агата наморщила носик.
– Вы не понимаете русских, вот в чём беда. Язык – это ещё не всё. Ни один русский не доверится иностранцу на своей территории. Это закон природы.
– О, Джезус! Опять ваша загадочная «душа».
– Да, если хочешь.
– Ничего такого я не хочу… Но, возможно, ты прав. Эрнесто, ты, я так понимаю, не возражаешь против участия Айвена?
Эрнесто даже глаза выпучил:
– Нечего даже думать! Конечно, с таким парнем, как Айвен, было бы надёжнее.
– Ладно, согласна… А кого оставим на хозяйстве здесь?..
Глава двадцать пятая
1.
От Брянска до Сунечи летели на армейском вертолёте. Дальше, к реке Ипати, ехали на машинах. Вертолёт тоже летел туда, но по специальному режиму: велено было подниматься невысоко, держаться в воздухе не больше десяти минут, напрямую к бывшему военному городку не лететь, а зигзагами. Было учтено, что Шилин Б.Д. имеет возможность просматривать окрестности, и если заподозрит угрозу, уйдёт. Как ушёл сегодня утром от постов, выставленных у села Богоявленского.
Военную базу, где Шилин похитил для своих непонятных целей самолёт – а, скорее всего, там его и держал, – аналитики ГРУ обнаружили почти случайно. Самолёты старые, номера сходные, информация о них вся на бумажных носителях. Пришлось пересмотреть тучу актов о списании, отсекая те машины, которые наверняка были уничтожены. И вдруг среди папок с бумагами обнаружилась старая полковая газета, а в ней – фотография памятника: на стеле установлен тот самый МиГ-21, описание которого дал Федя-мореход, видевший его в Тихом океане, и фото которого, сделанные со спутника, прислали американцы! Был установлен в 1988 году в военном городке на реке Ипати.
В темпе сформировали команду по захвату самолёта и задержанию незаконно владеющего им Шилина Б.Д.; во главе команды поставили майора И.И. Седова; от прокуратуры командировали Юру Грачёва. И вот Юра утром, после бессонной ночи, проведённой на работе, после полёта с разведчиками, своими бывшими коллегами, на юг страны, трясётся в армейском джипе по каким-то лесным просекам, а сзади идёт ещё один такой же джип с бойцами и третий с учёными-физиками.
Иван Иваныч Седов, как мог, взбадривал друга краеведческими россказнями:
– Полесье… – пихая Грачёва в бок, говорил он. – Тут полешуки живут, лесовики такие. Особый народ, знаешь… Всю границу России с Украиной с Белоруссией обсели со всех сторон. В конце восьмидесятых годов того… выделиться хотели в особое государство. Гэбисты на ушах стояли.
– Гэбисты тоже особый народ, – бурчал Грачёв. – И тоже обсели со всех сторон. И тоже… вроде особого государства были. А мы все на ушах стояли…
Он подумал, и спросил:
– А ты мне лучше вот что скажи, Иван… Что ты думаешь про Шилина?
– Думаю, впустую едем. Не будет его там. В лучшем случае, самолёт захватим. И тогда пусть физики разбираются, что там этот Шилин изобрёл, – и Седов махнул головой назад, где в конце колонны ехали в армейском джипе профессор Мартьянов и кандидат наук Сурин. – Вот говорят, у нас наука в загоне, а между прочим, учёные, оказывается, занятой народ. Еле уговорили их ехать с нами.
– Нет, что ты думаешь о Шилине, как о человеке?
– Вражина он, этот Шилин, – ответил Седов. – Хочет слинять на Запад и жить, как «белые люди». Наплевав на Родину.
– О Родине у него плохое мнение, – подтвердил Грачёв. – Мы вчера ночью, пока прокурор записывал на плёнку свою бодягу о борьбе с мировым терроризмом, перетёрли с Бейлиным… А, ты же не знаешь нашего Лёню. Он драматург-самоучка. Инженер человеческих душ, так сказать. Нарисовал он мне психологический портрет Бориса Шилина: непонятый гений, оскорблённое самолюбие… Но не вражина, нет. Просто запутался человек.
– Тщеславие, Юра. Страшная вещь. Грех гордыни, если по-церковному. Вот скажи, куда делись настоящие люди, которые не о себе, любимом, а о проблемах других думают?.. Федя-мореход после разговора с Шилиным радировал нам со своей яхты дословную фразу этого «гения»: «Меня раздражает, что мои изобретения никому не нужны». Он только о себе страдает. Признания жаждет.
– Всё равно не понимаю. Он мне позвонил с телефона одного деда, академика. Такой, знаешь, старый хрыч, ещё Ленина видел. Его сегодня наши трясти будут… Да… И я сказал Шилину, что мы ему поможем! Но Шилин не отозвался адекватно, нет. Просто повесил трубку.
– А может, он, того не лучше, жаждет власти над миром, – продолжал развивать свою мысль Седов. – Видел кино про инженера Гарина? Старый фильм, с Олегом Борисовым. Этот инженер изобрёл такие лучи, стал добывать золотишко, взрывать заводы и всех запугивать. А Шилин снюхался с северными кореяками, и теперь тоже начнёт всех запугивать, а для начала убил гаишника, того капитана! Хе-хе! Колоритный был капитан. Как его звали-то? Степанов?
– Негоже, Ваня, кидаться словами, – поморщился Грачёв. – Говорю тебе, как сотрудник прокуратуры. Почему сразу «убил»? Я понял так, что там имел место несчастный случай. И мы разберёмся с этим делом. Никогда такого не было, чтобы мы, да не разобрались.
– На том стоим! – с пафосом произнёс майор Седов свою любимую присказку. – И поверь мне, Степанова ещё наградят посмертно, как героя. Это уж так заведено. Кто сплоховал и погиб, тот герой. А кто вопреки всему выжил, так одни лишь товарищи знают, что герой – именно он. А то и никто не знает…
2.
Владимир Степанович Черняк, прихватив с собою Лёню Бейлина, лично приехал к знаменитому некогда учёному, Лавру Фёдоровичу Гроховецкому. Старик сам открыл ему дверь, но беседовать откровенно никак не хотел. Черняк и так, и эдак пытался втолковать ему, что никто не желает Борису Шилину зла.
– Если у вас есть связь с Борисом Дмитриевичем, дайте мне поговорить с ним, – убеждал он старика. – Мы хотим помочь ему!
– Понимаю! – отвечал старик, глядя в одну точку. – Из ума-то ещё не выжил… Если прокуратура ищет человека, то, само собой, чтобы ему помочь.
Лёня Бейлин, слушая их беседу, веселился, не скрываясь.
– Как излагает, а? – восхищённо сказал он Черняку. – Наверняка в прошлом был диссидентом.
– Удивляют меня эти новомодные словечки, – проскрипел Гроховецкий. – Во все века некоторых людей называли инакомыслящими. Мысли у них были таковы, что все прочие понять не могли.
После чего развёл руками и повторил:
– Не могли. Возьмём, как пример, Николая Кибальчича. Первым в истории изобрёл сей муж реактивный двигатель, задумал летательный аппарат для полётов людей. А его не токмо в тюрьму определили, но даже и повесили…
– Дорогой мой Лавр Фёдорович! – проникновенно сказал ему на это Черняк. – У нас нет времени на ваши воспоминания.
– Нет времени, – согласился старик, подумал и грустно добавил: – Времени – нет.
– Ну, вот. А вы нам…
– Если вы юрист, – не слушая его, продолжал Гроховецкий, – ведь вы юрист? По каким статьям вы могли бы осудить Шилина?
– Я? Осудить? У меня даже в мыслях нет, – уверенно сказал Черняк, прикидывая в уме своём, что незаконное предпринимательство, производство ядовитого алкоголя, контрабанду и, само собой, уклонение от уплаты налогов он бы Шилину впаять мог. А если постараться, то и шпионаж, и пособничество террористам.
Хлопнула входная дверь.
– Жена ваша, наверное, пришла, – сказал Черняк.
– Жена? – переспросил хозяин, и слеза вытекла из его глаза. – Нет, голубчик… Я одинокий. Умерла моя ангелица два года назад. Молодайка приходит, убирается тут, стирает. Нанял за какие-то деньги, а за какие, не помню.
– Да что вы несёте? Я же всё про вас знаю. Есть у вас жена, есть.
Лёня Бейлин встал, выглянул в коридор. Это была никакая не молодайка, а именно старуха Гроховецкая.
– Что за шутки, Лавр Фёдорович! – попенял он старику. – Вот же она, ваша ангелица.
Старик обрадовался:
– Эгей, княгиня! Это ты, что ли, шуршишь? Я думал, померла. А ты жива?
– Куда я от тебя денусь…
– А где ж ты была?
– Пошла по соседкам, пока ты уснул.
Старик резво вскочил и убежал за ней на кухню. Радостно чего-то забубнил, потом послышался старушечий взвизг.
– Зуб даю, он её за задницу щиплет, – прошептал Бейлин.
Черняк нахмурился.
Дед вернулся вроде даже помолодевший, сел за свой рабочий стол – и сел не расплывшимся комком, а прямо, как гвоздь.
Черняк постучал по своим наручным часам:
– Время, профессор, время.
– Так вы о времени пришли спросить, голубчик? – и Гроховецкий пустил старое своё лицо морщинами. – Об этом я могу вам дать подробную консультацию. Время есть порождение сознания человека, живущего в трёхмерном пространстве. А вне этих условий никакого времени нет, вот какая странность.
Бейлин радостно закричал:
– Он издевается над нами, товарищ полковник! Но до чего талантливо издевается!
– Мы с вами час уже тут сидим, – отмахнувшись от Бейлина, сказал Черняк. – Давайте, наконец, говорить о Шилине и его изобретении!
– Так я о нём и говорю! Вы просто понять не можете.
– Так вы мне объясните!
– Как же я вам объясню, если вы обитаете в мире стереотипных представлений о пространстве и времени? А аппарат Шилина открывает дверь в абсолютно иной мир, где пространство и время – а кстати, и дух – едины. И ничего похожего на то, что вы себе в состоянии представить, там нету. Нету!
Черняк посуровел.
– Подобные изобретения, профессор, допустимо делать только под компетентным контролем. Уж кто-кто, а вы это, конечно, знаете. Ваша обязанность, как гражданина, помочь нам остановить Бориса Шилина, пока он не наломал дров.
Гроховецкий не был с этим согласен.
– Мне более важным кажется остановить вас, пока вы не наломали дров, – возразил он. – Ведь вы, как я понимаю, собираетесь задерживать его силой. А между прочим, некорректно обращаясь с его аппаратом, вы неожиданно для себя можете выкинуть человечество из материального мира вон…
3.
Боб Шилин, сопя от усердия, разбирал «Москвич». Он полагал, что больше ему эта модель эквиполя не нужна, а мономагнитные шары «первого поколения» ещё могут пригодиться. Полковник, вздыхая, топтался рядом. С самого своего прилёта Борис не сказал ему и двух слов, просто попросил помочь с разгрузкой «Москвича», сразу после которой затеял его демонтаж. Тут же рядом жевала пожухлую осеннюю траву полковничья козочка; осенний ветерок шуршал в кронах деревьев. Никто из них, особенно козочка, и подумать не мог бы, что до Армагеддона осталось меньше часа.
Полковник терпел его сопение, терпел, да и не выдержал:
– Объясни толком, Борис, что за спешка?
– С земли обстреливают, с воздуха преследуют, – ответил Боб. – Мы с вами эквиполь иероглифами маскировали, чтобы китайцы не приставали, а желающих поприставать, оказывается, в собственной стране пруд пруди! Я, товарищ полковник, балдею с этого зоопарка.
Полковник посмотрел на «Москвич», который ему и так уже удалось рассмотреть в ходе разгрузки. Покивал головой, удивляясь:
– Да, пулевые отверстия… А вроде мирное время.
– Я ведь, самое обидное, не поверил соседкам-то своим! Они же говорили: засада, ловят тебя – а я, как пенёк, полетел проверить. Не может же такого быть, чтобы ни с того, ни с сего задействовать против меня вооружённые силы. А они затеяли стрельбу на поражение. Ну, чего ещё от них ждать, от козлов? – и добавил, покосившись на козочку, пасующуюся рядом: – Не обижайся, старуха, не про тебя речь.
– Мее, – сказала козочка.
– И что теперь? – спросил полковник.
– Улетаю к Бомонзе. Навсегда.
– Без Лиды?
– Без… Не хочу про неё говорить. Вот кого бы я взял с собой, – оживился Боб, – так это вас и Лавра Гроховецкого. Бомонза, конечно, будет спорить, но я его уболтаю. Кстати, скафандр запасной есть. Как, летим? – и он ожидающе уставился на полковника.
– Нет! – махнул тот рукой. – Нет. Ты человек гражданский, лети, куда хочешь. А на мне военная база.
– Ну, смотрите, – Боб начал разворачивать скафандр, а полковник насторожился.
– Нехорошие у меня предчувствия, Борис, – сказал он, прислушиваясь. – Или лось к нам забрёл?
– Помогите облачиться, товарищ полковник, – попросил Боб.
Через некоторое время они уже проверяли связь.
– Как слышно, как слышно? – спрашивал Боб, сидя в самолёте, но пока без шлема.
Полковник, отошедший шагов на пятьдесят, отвечал ему:
– Слышу тебя нормально, нормально.
В это время из-за «лабораторного корпуса», в который Боб превратил бывшую общагу младшего комсостава, выкатились две машины с украинскими номерами, и из них начали выбираться мужчины и одна девушка.
– Кто такие? – требовательно крикнул им полковник.
– Кто это, товарищ полковник? – спросил Боб по радиосвязи.
– Посторонние, Борис. Будь начеку. – И снова вопросил незнакомцев: – Как вы открыли ворота?
– Аккуратно открыли и закрыли, не повредили ничего, – добродушно ответил ему один, самый из них высокий и широкоплечий. – Мы же не бандиты какие-нибудь. У нас к вам разговор есть! Серьёзный! – и он показал корзинку, в которой виднелись батон хлеба, колбаса, зелень и горлышко бутылки.
Остальные с интересом смотрели на изукрашенный иероглифами МиГ, оглядывались по сторонам.
– Меня зовут сеньора Камилла Гомес, – сообщила девушка. – Я директор международного фонда развития науки.
Полковник озвучил её сообщение в микрофон.
Блондин лет сорока и молодой парень кавказского вида начали вытаскивать из багажника столик и раскладные шезлонги.
– Вылезай! – весело прокричал высокий Шилину. – Ведь ты Борис Шилин? У нас деловое предложение!
– Как, товарищ полковник? – спросил Боб по связи. – Ваше мнение?
– Посиди там, – тихонько прошелестел полковник в микрофон. – У блондина под курткой автомат спрятан. Непростой это, похоже, фонд развития науки.
– А может, охранник с автоматом-то? – засомневался Боб. – Нынче без охраны никуда…
Приехавшие стали заставлять столик снедью, а широкоплечий с девушкой зашагали к самолёту. МиГ немедленно поднялся метра на два. Полковник попытался забежать впереди них, чтобы закрыть дорогу к самолёту, но они и сами остановились, потому что теперь могли переговариваться с пилотом, не особо напрягая голос.
– Борис, мы знаем о твоём изобретении, о всех изобретениях, и поможем с внедрением! – крикнула девушка с лёгким акцентом. – А это Иван, мой муж! – и показала на широкоплечего.
– Ты не смотри, что у нас иностранцы в основном, – сказал Бобу этот муж Иван. – У нас международный фонд, понял? Независимый. Ни одно государство не лезет в наши дела. Мы работаем, чтобы приносить пользу человечеству! Вроде Гринписа.
Боб не ответил им, а обратился к полковнику, негромко сказав в микрофон:
– Товарищ полковник, расспросите их, где они базируются, и как нас нашли, а я пока посмотрю над лесом. Кажется, вертолёт сюда летит, но странно летит. Вроде прячется.
Между тем повела речь свою девица, директор фонда:
– Самая большая угроза, которая существует в мире, это империя Соединенных Штатов, – страстно сказала она. – Это бессмысленный, слепой, тупой гигант, который не понимает мира, не понимает прав человека, не понимает ничего в человечности и культуре. Это они гоняются за тобой, Борис Шилин, чтобы уничтожить тебя. Мы – люди, понимающие, что происходит, должны объединиться и противодействовать им.
– Я, я скажу, – громко гудел ей в ухо здоровяк Иван. – Ты непонятно говоришь.
Боб, не отвечая им, ещё немного приподнял самолёт. Парочка замолчала, а полковник, поглядывая на блондина, который, прижав локтем автомат, спрятанный под курткой, резал колбасу, приступил к допросу.
– А документы у вас, господа-синьёры, какие-нибудь есть?
– А как же?! – удивился муж Иван. – Разве можно в наше время без документов! Документов у нас очень много, товарищ, сколько угодно документов. Они в машине.
И он сделал приглашающий жест рукой, однако полковник, опять внимательно посмотрев на блондина, отрицательно покачал головой. Заметив его взгляд, сеньора директор фонда пояснила ему:
– Это товарищ Эрнесто, у него есть разрешение на оружие. – И крикнула, обращаясь к названному товарищу:
– Эрнесто! У тебя есть разрешение на оружие?
– Йа, йа! – крикнул им в ответ Эрнесто. – Я иметь есть разрешений на оружие! – но вместо разрешения почему-то высунул из-под полы куртки ствол своего автомата.
– И где его выдали, разрешение это? – продолжал допытываться полковник. – В каком городе ваш, стало быть, фонд дислоцируется?
– О, у нас много, где фонд дислоцируется, – начала сеньора Камилла, но полковник в этот момент прислушивался к тому, что говорил ему в наушнике голос Боба, и досадливо отмахнулся от неё. А Боб сообщал, что к базе приближается колонна армейских машин в сопровождении вертолёта.
– Товарищ полковник, – говорил Шилин. – Давайте вы быстренько заберётесь ко мне, и улетим на фиг. Не нравятся мне ни эти люди, ни те, которые сюда едут.
– Нет, так нельзя, – ответил ему полковник, и обратился к сеньоре Камилле: – Мне кажется, вашей еды будет маловато. С минуты на минуту появятся новые гости. Вся надежда, что они тоже привезут закуску…
– Кто? – быстро спросила она.
– Не знаю, они едут сюда на машинах российской армии.
– И Шилин уедет с ними?
– Шилин сам по себе, госпожа синьёра…
– Attention! Militarians come nearer![21] – крикнула Камилла своим соратникам. Те оставили сервировку столика и начали втискиваться в машины.
– Улетай, Борис! – приказал полковник Шилину, и спросил Камиллу, вслед за другими своими компаньерос усевшуюся в уже заведённую машину: – Вы что, уезжаете?
– Нет, мы будем рядом, – сказала Камилла. – Нам обязательно надо поговорить с Шилиным.
Её муж Иван прежде, чем забраться в одну из машин, добавил, наклонившись к уху полковника (и поближе к микрофону):
– Нам действительно нужно поговорить, Борис. Надеюсь, мы подружимся.