ов – на днях должна состояться церемония распределения – до новичков. Стояли стеной, заполнив крыльцо и большую часть лестницы. И тихо расступились, когда мы подошли вплотную.
– Что, ваше инквизиторство, облажались?
Терпеть не могу, когда меня тычут носом в очевидное! Я медленно обернулся, отыскивая глазами оратора. Нет, не студент – аспирант или молодой преподаватель. Даже лицо вроде знакомое.
– Я не ослышался? Вы сказали «облажались»?
– Да, сказал, – он вздернул подбородок. – А что?
– А то, молодой человек, что сейчас в моём лице вы бросили вызов всей Инквизиции! Подобными обвинениями не бросаются просто так. Вы должны представить доказательства своего права так говорить. Прямо сейчас. Вы готовы к этому?
Аспирант проворчал что-то в том смысле, что правда не требует доказательств.
– Значит, ради правды можно кидать в лицо противнику голословные и даже лживые обвинения? Ради вашей правды можно оскорблять, унижать, обижать? Хороша же в таком случае ваша правда! Что же тогда ложь?
Мне действительно было обидно. Я в глубине души еще оставался некромантом, но все эти люди уже отказывались видеть меня в своих рядах.
– Ложь – это то, что вы сделали, – проворчал аспирант.
– И где же мы солгали? Когда арестовали студента по подозрению в покушении на убийство или когда отпустили его за недостаточностью улик?
– Он ни в чем не виноват! – уперся парень.
– Уверены, – я почувствовал, как на губы сама собой наползает улыбка. – Значит, виновен кто-то другой. Мы смогли доказать, что студент Любечанин в этом не виноват… в то время, как вы делаете столь смелые заявления. У вас есть на примете подозреваемый? Кто это? Он? – ткнул пальцем наугад в толпу. – Или, может быть, он? – указал на другого парня. – Вы знаете, что студент Любечанин не виноват. Так укажите нам на истинного виновника. Можете это сделать?
Аспирант попятился.
– Ну же! Я жду! – наседал злобный инквизитор на невинную жертву. – Хотите сделать заявление и указать нам на истинного виновника?
Парень помотал головой:
– Я не…не…
– Не знаете? Не уверены? Не хотите говорить при посторонних? Намекаете, что преступник находится среди нас и может все услышать? Тогда не надо говорить вслух – просто подайте знак… Эй, вы там! Не расходиться! – повысил голос, заметив в задних рядах шевеление. – Сейчас нам укажут на убийцу Романа Приза! Раз! Два!.. Этот человек утверждает, что он стоит рядом с кем-то из вас!
– Н-ничего я не утверждал! – срывающимся на визг голосом возопил он. – Я ничего не знаю!
– Ой, ли? А кто только что орал на всю округу, что студент Любечанин ни в чем не виноват?
– Но ведь это же…
– Очевидно, хотите сказать? Вы выгораживаете своего собрата по ремеслу или спорите с представителем власти из чувства противоречия? Кстати, вы знаете, что за ложное обвинение положен реальный срок? А если это еще и клевета, то…
– Вообще, – продолжал хорохориться аспирант, хотя уже и не так уверено, – ложно обвинили как раз вы…
– Наказания без вины не бывает. Студенту Любечанину предъявлено обвинение в совершении убийства под воздействием чужой воли. Вы все знаете, что это такое. И знаете, что в этом случае где-то рядом обязательно находится тот, чья воля и толкнула исполнителя на преступление, – с этими словами я обвел взглядом притихшую толпу. Кажется, они поняли мой намек. – Вашему товарищу дается шанс искупить свою вину и помочь следствию, только и всего. И только специалистам судить, кто и в чем виноват. Запомните это. Обвинить можно каждого, даже вас, – я ткнул пальцем в старого боевого мага. – Было бы желание. Но лично я предпочитаю действовать не по настроению, а опираясь на факты. А пока у меня есть только одна улика – что тут кто-то активно мешает моим действиям! Вам намекнуть, что это значит или сами все поняли?
Толпа ответила нестройным ворчанием.
– А раз поняли… р-разойдись!
И ведь послушались! Как маленькие мальчики и девочки развернулись и затопали в разные стороны. Последним отступил боевой маг. Именно отступил, напоследок смерив меня взглядом гробовщика, упустившего клиента.
Впрочем, на его взгляды было наплевать. Настроение мое резко поползло вверх, и в холл я вступил победителем. Эх, с кем бы еще сцепиться, пока азарт не пропал? Ничего, впереди встреча с бессменным ректором и его замами. Предстоит еще один спор. Интересно, долго ли они будут упираться, если намекнуть, что я все еще числюсь супругом Смерти, а это значит, что бессменность ректора окажется под вопросом?
– Зря вы так, – Брашко шагал рядом мрачный, словно это он, а не я был инквизитором при исполнении. – Гедрич парень хороший. Задирист немного, но так с ним очень даже можно иметь дело.
– Все вы хороши. А Гедрич как был упрямым козлом, так козлом и остался.
– Откуда вы…
– Оттуда. Ты ведь в этом году Колледж заканчиваешь?
– Ну.
– Как проходит церемония распределения, знаешь?
– Э-э… помню.
А как же! Она всегда проходит одинаково вот уже много лет. Собираются два курса, первый и последний. Сначала два небольших «выступления» – старшие показывают свое мастерство, младшие демонстрируют, чему научились на год. Потом выпускники обращаются с торжественным словом к первогодкам, так сказать, передают им эстафету. Обязательно произносят речь ректор, кто-то из преподавателей, глава гильдии магистр Бруно Черный, кто-нибудь еще из приглашенных гостей – из гильдии ведьмаков или инквизитор – после чего выпускникам торжественно вручают знаки гильдии.
– И, стало быть, помнишь, что было четыре года тому назад?
Брашко кивнул.
– А еще за четыре года до того выпускался курс, на котором учился твой обожаемый Гедрич. Он уже тогда знал, что его оставляют при кафедре нежитеведения и все уши прожужжал, как счастлив. Он уже тогда нацелился сделать карьеру.
– Вы его знали?
– Дорогой мой, – я вспомнил улыбку пра Михаря и постарался выдавить такую же. Кажется, получилось – студент слегка побледнел. – Я и тебя помню.
– Вы… тут учились?
Я только кивнул.
– И после всего, – парень захлопал глазами, – после всего, что было… раньше… вы можете… у вас достает совести…
– Обнаглел, – констатировал я. – Расслабился. Страх потерял. Быстро ты опомнился. Как будто ничего не было, да? Ничему за три седмицы не научился? Могу «оставить на второй год», это с нашим превеликим удовольствием.
– Вы не посмеете… – с лица Брашко все-таки слегка спал.
– Уверен? Сядете с Гедричем в соседних камерах – не за убийство Романа Приза, так за оскорбление Инквизиции и служителя ее, находящегося при исполнении. Тебе этого хочется? А потом – факты смерти Романа Приза и подтасовать можно. Формально-то ты по этому делу приходишь как исполнитель, а нам надо выйти на заказчика. Но, если заказчика не найдем, в крайнем случае, будем довольствоваться и мелкой сошкой. Мне все равно надо на ком-то тренироваться. Я такой же, как ты, практикант…
Брашко не успел ответить – из другого конца коридора послышался отчаянный девичий крик, и, расталкивая всех локтями, на нас налетела знакомая мне девушка Лаванда.
– Брашек! – завопила она, с разбегу повиснув у него на шее. – Ты?
– Лави, – он крепко облапил подругу. На какое-то время они забыли обо всем на свете, целиком занятые друг другом. Я смотрел на эту пару и чувствовал, что завидую им. Я люблю свою жену, но прекрасно понимаю существующую между нами разницу. Почетно быть любимцем богини, но налагает огромную ответственность и одновременно лишает многих радостей жизни. Смерть никогда не кинется мне навстречу с радостным криком, не повиснет на шее, не станет бурно выражать свои чувства. Мы и видимся-то редко.
Отвернувшись, я неожиданно встретился взглядом с еще одной девушкой, которая подбежала следом, но держалась в отдалении. Лицо ее было знакомо. А вот имя вылетело из головы. Но это та самая студентка, которая живо интересовалась моей скромной персоной. Понравился я ей, что ли? И чего они все во мне находят? Ну, Смерть-то понятно, выбрала «за особые заслуги». Но остальные-то, простые смертные девушки? Когда-то давно – Линда Беркана, затем Дорис-Марджет Крама, пока не переметнулась к Анджелину Масу, недавно вот Томила, теперь эта студентка… Медом им, что ли, возле меня намазано? Хотя, помнится, во время учебы я сильно переживал по поводу своей заурядной внешности. Хм, не такой уж я, оказывается, заурядный! Или все дело в моей «парадной форме»? Значит, не только мундиры военных обладают для девушек странной притягательностью, но и мрачные рясы инквизиторов тоже?
Девушка заметила, что на нее посматривают в ответ, и тихонько придвинулась ближе.
– Вы…э-э…вас давно не было видно, – она явно смущалась. – На экзаменах и вообще…
– Я был в отъезде по делам.
– А…И эти дела – они…э-э…закончены?
– Не знаю. Пока – да. Но если в ближайшие дни что-то случится, придется опять вскакивать в седло. Наша служба и опасна, и трудна…
– Я понимаю, – девушка испустила тяжкий вздох.
– Таков удел инквизитора. Да и вообще в мире кто-то убегает и прячется, кто-то догоняет. Мне выпало второе.
Она опять покивала и шевельнула губами, мучительно придумывая, что бы еще сказать. Помогать студентке я не намеревался – как-никак, я пока на работе. Лясы точить некогда. И потом – я женатый человек. Пусть моя жена и редко со мной видится, но это не мешает ей быть жутко ревнивой особой. С богами всегда так – ты либо отдаешь им всего себя, либо не даешь ни капли. Середины просто не существует.
Эти двое, наконец, перестали целоваться, но рук размыкать не спешили.
– А я, как услышала, что тебя привели, так опомниться не могла, – залепетала она, смеясь, плача и тормоша парня. – Хорошо, Рута прибежала и сказала, что сама тебя видела. Тебя насовсем или…
Бес! Рута! Вспомнил, как зовут девчонку! Фамилия у нее еще такая коротенькая…
Все еще держа подругу в объятиях, Брашко обернулся на меня. «Уйди, будь человеком!» – читалось в его глазах.