– Что, я такой страшный?
– Уходи! – взвыла она, не делая попыток прикоснуться. – Сам уходи!
Что-то в ее голосе мне не понравилось. То ли страх, то ли праведное негодование, то ли все вместе – мол, вот уж не чаяла от судьбы такой подлости на старости лет!
– А как же законы гостеприимства? – попытался потянуть время. – Накормить – накормила, а вот чтобы напоить и добрым советом в дорогу снарядить…
– Сам внизу попьешь водички родниковой, – старуха трясла руками, словно пытаясь выдернуть из воздуха и стрясти невидимые нити. – А добрый совет… Поворачивай назад, пока не поздно! Нечего тебе тут делать! Сам погибнешь и всех погубишь!
– Кого – «всех»?
– Тех, кто идет за тобой!
Признаться, последнее меня слегка напугало. То, с какой интонацией была высказана последняя мысль, ясно говорило о том, что сие было пророчество. За мной идут – или скоро пойдут – другие. Кто? Соратники? Друзья? Сейчас я один, но по пятам за Брашко согласно моей идее должны двинуться отряды графа Гневеша, а с ними – Богна Вжик и, возможно, кто-то из некромантов и ведьмаков. Словом, все, кого моя коллега успеет завербовать в Гнезно за несколько отпущенных судьбой дней. И эти люди погибнут по моей вине?
– Уходи!
– Но я должен…
– Уходи-и-и… – она завыла утробным тоскливым голосом, и откуда-то из чащи леса ей отозвались звериные голоса. Жутковато было их слышать, если честно. Я невольно придвинулся ближе к выходу. Что же такое творилось в этих землях, откуда меня изгоняли потусторонние сущности?
– А другие? Они…понимаешь, за последние два года умерло, погибло, пропало без вести или было убито больше двадцати молодых некромантов. Среди них – мои знакомые и…
– Не убиты! – огорошила меня Хозяйка. – Ушли. Взяты. Тебе ли не знать, что сие означает?
Да уж, мне ли не знать. Не все умершие просто умирают и отправляются на вересковые пустоши или в Бездну. Многие не расстаются с этой жизнью полностью. Их тела и души идут своим путем. Почти не подверженные тлению, они лежат в домовинах и ждут своего часа. Ждут условного знака, как заложные покойники, как закладные жертвы…
Как мертвая армия одного моего знакомого пра почти пять лет назад в Больших Звездунах. Тот несколько десятилетий собирал на монастырском жальнике армию заложных покойников, чтобы предъявить их в нужный момент и доказать, что является сильным некромантом. Но кто сейчас собирает новую армию? Армию, почти полностью состоящую из мертвых некромантов?
Ответ напросился сам собой – Йож Белла, кто же еще?
«Не из мертвых некромантов, – посетила голову мысль, – из личей. Ибо умерший чародей сохраняет остатки своей лич-ности и кое-какие способности, что делает его умелым и почти неуязвимым бойцом. Да, про личей ходили страшные байки. Их до чрезвычайности трудно упокоить, и пока их отправишь на тот свет уже окончательно, несколько десятков человек успеют погибнуть или остаться калеками на всю жизнь. Почти две дюжины личей – считая как и документально зарегистрированные случаи гибели некромантов, так и подозрительные, когда человек просто пропадал без вести – это огромная проблема для страны. И пусть они все захоронены в разных городах, нетрудно представить, что произойдет в случае их массового одновременного разупокоения. То, чему я был свидетелем в Больших Звездунах – только намного масштабнее».
– А я? Причем тут я?
На меня посмотрели с таким выражением лица, что стало жутковато. Троекратная попытка прикончить одного-единственного некроманта ясно доказывала, что именно оного и желают видеть во главе всей этой армии. Ой, мама, роди меня обратно! Это кому же в голову пришла столь изощренная фантазия?
«Тебе она и пришла, – снова вылез внутренний голос. – Сам два года пестовал мечту умереть, но остаться некромантом, так получи и распишись! Будешь ты им. Мертвым некромантом, предводителем армии личей, наводящих ужас на весь мир. И сражающихся по приказу своего повелителя Йожа Беллы. Нравится?»
– Как-то не очень, – произнес вслух.
– Уходи, – в который раз предложила Хозяйка.
На сей раз подчинился, кое-как сползая по стволу на землю. Ободрал ладони и едва не распрощался со штанами, но обошлось. Какие, к бесу, штаны, если я могу распрощаться с чем-то, более ценным! Мне всего двадцать семь лет – будет через четыре месяца – я еще молод и хочу жить. У меня внебрачная дочка подрастает, у моего названного брата двое малолетних сыновей. У меня жена, в конце концов!.. А она отнюдь не самая слабая богиня и порой перед нею отступает сама любовь!
От мыслей о жене сам собой перескочил на мысли о Хозяйке. Нет, это была не богиня – я только что посетил Хозяйку Леса, повелительницу зверей и птиц, одну из мудрых старух-хранительниц. Говорят, в прежние века их было больше, но люди осваивают новые земли, и хранители уходят один за другим. И говорят также, что рано или поздно не останется ни одного хранителя. Лет через двести. Или триста. Или пятьсот. Хозяйки и Хозяева подчинялись богам. Они должны были быть посредниками между богами и людьми – полубоги, недолюди – но почему здешняя Хозяйка гнала меня прочь? Чего она боялась? Будущего? Скорее всего, нет. Она боялась настоящего, того, что творится здесь и сейчас, ибо будущее всегда зависит от того, как ты проживешь настоящий момент. И бывали случаи, что не исполнялись пророчества именно потому, что кто-то, узнав о своей роли, нарочно на повороте сворачивал не туда.
В какую бы сторону свернуть мне?
Брашко, конечно, ни о чем таком не подозревал. Студент благополучно продрых до рассвета, после чего отправил сообщение с одним из последних голубей, оставил зарубку на стволе ближайшей сосны и, как ни в чем не бывало, продолжил путь, даже не обращая внимания на то, что за ним следят. Постепенно он забирался все глубже и глубже в чащу, но, кажется, не обращал на это внимания. Дорога есть – и ладно! Следуя за студентом на приличном расстоянии, я не переставал удивляться – либо Брашко безрассудно смел, либо непроходимо глуп. Ну, в его уме я успел убедиться. Значит, что? Смелость? Или чувство долга?
Я продолжал терзаться сомнениями вплоть до того момента, когда Брашко выехал на перекресток.
Лес тут был немного реже – такое впечатление, что несколько старых вековых сосен и дубов вырубили, и на их месте еще не успели вырасти новые деревья – только редкий молодняк и заросли кустарника стояли вокруг. От придорожного камня разбегались четыре дороги – узкие, чуть шире обычной тропы. Надписи на камне, конечно, имелись, но различить их было довольно сложно. Камень врос в землю, трава окружала его, стебли повилики тянулись к солнцу, цепляясь за бока. Еще бы несколько лет – и камень совсем пропал бы под толстым зеленым ковром.
Брашко какое-то время молча сидел в седле, глядя на камень. Потом выпрямился, обернулся через плечо – мне показалось, что он смотрит прямо на меня, так что я оцепенел и затаил дыхание. На миг показалось, что студент вот-вот окликнет меня – и тогда весь план насмарку. Но – обошлось. Смерив глазом расстояние, Брашко трижды сплюнул через левое плечо, после чего спешился, достал из корзины еще одного, явно последнего, голубя, быстро нацарапал записку и выпустил птицу. Тот свечкой взмыл вверх, а Брашко вскочил в седло и тронул каблуками конские бока, заставляя мерина свернуть налево.
Надо ли говорить, что я еле дождался удобного момента, чтобы самому подъехать к камню и попытаться прочитать, что там написано!
К моему огорчению, никаких понятных знаков или слов там не было. Только какие-то рисунки и символы. Некоторые были вполне узнаваемы – крест, солнце, стрела – но что они символизировали? А вот эти картинки, чем-то похожие на изображение стаи собак? Кто это изображен? Настоящие собаки? Волки? Оборотни? Или просто так неведомый художник обозначил диких зверей?
Я гадал, прикидывая так и эдак, осматривал камень сверху донизу, силясь угадать, почему Брашко выбрал именно это направление, когда откуда-то издалека послышался крик.
Кричала женщина. Это я сообразил уже потом, а в первую минуту сорвался с места, руководствуясь одним правилом – там кричат, значит, там кому-то нужна помощь. Там девушка…женщина…
Женщина. В этом лесу. Одна. Зовет на помощь. Ага, два раза!
Осадил разогнавшегося было коня на всем скаку. Не может тут быть женщины. Даже если предположить, что она местная жительница, так старательно вопить на всю вселенную не стала бы. Местные жители должны быть ближе к природе и понимать, что в лесу просто так орать и верещать нельзя. Женщина орала так, словно ее рвали на части дикие звери.
Но в ту же сторону ускакал и Брашко! Так что догонять студента придется. Если еще не поздно.
Как оказалось, самое время.
Примерно в полуверсте от перекрестка лес расступался, открывая поляну, поросшую свежей весенней травой и ярко-желтыми цветами от последних первоцветов до одуванчика и пастушьей сумки. Но этот веселый ковер лишь покрывал сверху гнилую топь. Чаруса. И Брашко узнал это на своей шкуре.
Чуть поодаль, на какой-то коряге, сидела полуголая девица в одной нижней рубашке, которая была изодрана столь соблазнительно, что больше показывала, чем скрывала. Судя по принужденной позе, девица притворялась подвернувшей ногу, которая к тому же попала в расщелину между корягой и землей. Сама, дескать, она не в состоянии сдвинуть сию громадину с места, но вот если бы нашелся такой сильный и смелый…
Он и нашелся. Сильный, смелый и глупый. Ибо надо быть совсем тупым, чтобы не распознать чарусу – лужок-обманку, предназначенную как раз для таких вот доверчивых путников. Ступит человек на зеленую траву, соблазнившись отдохнуть от сумрака лесной чащи под ласковым солнышком – да и провалится в трясину. А девица на коряге – болотница, которая живет под коварной чарусой. Видимо, в последнее время совсем плохо стало со случайными путниками, раз она сама вышла на промысел, да еще и так активно. Она и сейчас продолжала голосить, хотя в десяти шагах от нее тонул в болоте парень.