Песок под ногами взметнулся, и на пару секунд все вокруг будто заволокло дымкой. Тася торопливо зажмурилась, успев только увидеть, как Рубур тоже поднимает руки – похоже, помогая Густаву.
– Стойте!– Прекратите!
– Перестаньте!
– Нет!!!
Разноголосые вопли слились в единую какофонию – а потом перешли в слитный визг.
Тася распахнула глаза. А вот уши поспешила заткнуть. Парням тоже пришлось зажать уши ладонями. Потому что если пели сирены волшебно, то визжали – просто чудовищно. Так, что уши закладывало и казалось, еще секунда – и можно попросту оглохнуть.
Конечно, продолжать колдовать, зажимая уши, никто бы не смог. Так что пару секунд спустя поднявшаяся со дна муть начала оседать – и Тася в ужасе приоткрыла рот. Как оказалось, атака Густава и Рубура имела последствия – в ближайшем дворце вылетели все двери и ставни в окнах, у соседнего покосилась ограда, еще у одного снесло крышу на башенке.
А к замершим Тасе, Густаву и Рубуру уже приближались сирены. Очень-очень злые сирены. Визжать они перестали, зато в руках у них появились вилы. Ну, по крайней мере, Тася решила, что это вилы. Хоть и странные какие-то, с драгоценными камнями на рукоятях. Водоросли ими, что ли, раскидывают? Сена-то под водой, поди, и не сыщешь!
Девушка решительно сжала ручку своей целебно-боевой сковородки.
– Вы разрушили наши дома! – возмущенно объявила первая из сирен.
– А вы моих друзей зачаровали! – не менее грозно ответила Тася. – Вы их зачем сюда привели, а?!
– Крышу перестелить! – сердито фыркнула сирена. – А ты что подумала?
…Страшная сила – репутация. Сирены вообще-то прекрасно поют, но вот строители из них неважные. И они вполне готовы честно нанять любых специалистов и даже заплатить им – на дне морском предостаточно и жемчуга, и иных сокровищ. Увы, репутация работает против этих талантливых дам. Стоит сирене появиться на поверхности воды и обратиться к кому-то, как несчастный бежит прочь, зажав уши. Вдруг сирена его зачарует!
Вот и приходится оправдывать ожидания. Надо, к примеру, крышу залатать – так группа сирен выбирается к берегу, находит кого-нибудь подходящего и заманивает в подводный город. А как починит очарованный крышу – так ему и золота, и жемчугов, сколько надо, отсыплют. И отпустят с миром. Помнить он, конечно, ничего не будет потом. Да и зачем оно ему надо – помнить! Пусть себе жемчуга считает да радуется.
Все бы и шло, как заведено. Если бы, по словам сирен, “эта ненормальная со сковородкой” не явилась. И не привела будущих подсобных рабочих в чувство не вовремя. На женщин-то чары сирен не действуют, вот ведь беда! Да еще сами очарованные боевыми магами оказались, да как пришли в себя, принялись заклинаниями во все стороны швыряться, как привыкли. Хорошо хоть остановились быстро. Только теперь не одну крышу восстанавливать придется!
А поскольку на магов никто вовсе и не нападал, и намерений дурных к ним не имел, выходит, что это Густав с Рубуром на подводный город напали. И теперь сами должны все, что наворотили, починить!
Вообще-то не то чтобы Тася была совершенно с сиренами согласна. Она все же считала, что тем стоило бы хотя бы попробовать договориться добром, а уж потом очаровывать.
Но та из хвостатых девиц, на чьем дворце слетела крыша, всхлипывала теперь в сторонке, а ее подруга, у которой в доме повылетали окна, шмыгала носом. И Рубур, посмотрев на них, а потом и на их “дворцы”, кхекнул, почесал макушку, вздохнул – да и кивнул.
– Попробуем, – солидно сказал он.
– Ну, – Тася, пытаясь подбодрить сама себя, осмотрела предстоящий фронт работ. Густав, пожав плечами, отошел в сторону.
– Я боевик! – гордо сообщил он. – Разрушать могу. Строить – нет!
– Все вы, боевики, только разрушаете, – буркнула Тася. – А как восстановить порушенное – так в сторонку.
Откровенно говоря, сама она тоже не представляла, как теперь быть.
А вот Рубур, подумав, сложил руки в точности так же, как Густав, когда пускал вперед силовую волну. Тася в ужасе представила, что сейчас снесет еще что-нибудь. Однако орк очень осторожно повел руками – и слетевшая с башни крыша приподнялась, а затем взмыла вверх. Правда, по какой-то кривой траектории. Рубур набпряженно водил руками, пытаясь, кажется, выровнять ее полет – и коническая крыша ныряла, косо взлетала, переворачивалась – пока не нахлобучилась наконец на башню. Правда, теперь она выглядела как залихватски заломленная шляпа – будто чуть-чуть съехала.
– Сейчас, – торопливо пообещал Рубур и чуть шевельнул пальцами. Под крышей посыпался камень.
– Хватит! – нервно вскрикнула хозяйка дома, видимо, представив, что сейчас ей еще и укоротят башню. – Так… хорошо! Мне нравится!
– Ну ладно, – Рубур пожал плечами и опустил руки. Крыша на башне скрежетнула, еще несколько камней вылетели из-под нее, но сирена предпочла сделать вид, что ничего не заметила.
– Вон, – она ткнула пальцев в соседний кружевной мини-дворец, – там дверь вылетела.
– Ага, – орк повел плечами, разминаясь. – Сейчас…
Тася заметила, что кончики пальцев у него подрагивают, и погладила орка по плечу. Правда, тут же отдернула руку.
– Ты отдохни немного, – ласково сказала она. – Дверь-то не убежит!
– Ага, – Рубур вдруг сел, где стоял, как-то опустив плечи. Тася тут же присела рядом.
Помолчали.
– У тебя отлично получилось, – надо ведь было хоть как-то подбодрить друга! – С крышей.
Суровый воин степей вздохнул.
– Рушить-то оно легко, – сообщил он вдруг. – Шмяк – и готово. А чинить, да чтоб еще и не доломать при этом – тяжко, оказывается… вон, брат твой и не берется даже. Красивые у них тут дома… а я только и могу, что всю красоту порушить. Я раньше думал, городские все эти ваши шаманы… ну, колдуны – ерундой занимаются. Бабскими делами. Для слабаков. А настоящий шаман – тот же воин. Только оно, выходит, чтоб напасть да все порушить-то ума много не надо. А вот восстановить чего… Вот и тебе… больно сделал. Орк безмозглый!
Парень виновато покосился на руку девушки. На запястье действительно наливался синяк. И, кажется, это терзало Рубура куда больше, чем разрушенные дома.
– Это пустяки, – торопливо возразила Тася. – Ты ведь заколдован был! И вообще… вообще, может, потому тебя и выбрал бытовой факультет? Сражаться и рушить – тебе и учиться уже не надо. Ты и так все умеешь. Так и что тебе на боевом делать? А вот что-то создавать… или чинить – оно посложнее будет. Может, твоему народу этого и не хватает?
– Да на кой оно моему народу, – орк безнадежно махнул рукой. – Если я там кому честно скажу, на какой факультет пошел, надо мной вся степь хохотать станет. И ни одна орчанка меня не выберет. Ты поди-ка им объясни… вот и выходит, что для орков я буду слабак, которого в боевые шаманы не взяли. А для здешних-то, хоть как извернись, – глупый орк, дикарь, вон, твой брат и не скрывает…
– Ну и зря, – сейчас Тася вовсе не стремилась утешить – а говорила то, что и в самом деле думала. – Ты сильный и смелый. И совсем не глупый. И какое тебе дело до тех, кто по-другому думает? Те, кто тебя любит, все равно желают тебе счастья, каким бы ты ни был. Вот мои тетушки, к примеру…
Странно, но почему-то раньше Тася вовсе об этом не задумывалась. А сейчас слова будто сами на язык ложились.
– Понимаешь, все всегда считали, что я самая… обычная. Я и сама так думала! Папа у меня, правда, магом был, по мирам путешествовал. А только он погиб вместе с мамой, а я вроде как и не унаследовала от него ничего. Тетушки меня всю жизнь опекали. И старались, чтобы я и вовсе ни о какой магии не думала. Хотели, чтобы я счастлива была… как они это понимают. А для тетушки Гортензии счастливая девушка носит чистое платье, не ввязывается в приключения, умеет печь лучшие пирожки и в свой срок должна выйти замуж за хорошего парня с соседней улицы. Поселиться неподалеку, ходить к ней в гости, нарожать детишек… Только вот когда я получила свое письмо и решилась идти в академию – тетушка все же не стала меня останавливать. А знаешь, почему? Потому что если бы я осталась, я была бы несчастна. И какими бы разными мы с тетушкой Гортензией ни были, она все-таки хочет, чтобы я была собой. И тетушка Марта – тоже в свое время не стала останавливать Густава. Она после смерти моего папы, своего брата, вообще всякой магии сторонилась. А теперь гордится сыном и повсюду им хвастается. Хотя в нашем городке боевому магу вовсе и делать-то нечего. Просто она его любит, понимаешь? Когда любят – любят таким, какой есть, а не пытаются переделать. И желают счастливым быть. А что до всех прочих… так какое тебе дело до мнения тех, кто тебя не любит?
– Может, и так… – Рубур снова вздохнул и отвел взгляд. – Только – сама видишь. Я неуклюжий орк, как ни крути. Невозможно прыгнуть выше своей головы. Вон, и камень ты свой в первый же день заработала – а я никак… выходит, и на бытовом факультете я ни на что не гожусь…
– Знаешь, – Тася зачерпнула рукой горсть песка и пропустила его через пальцы, разглядывая, как он утекает – не вниз, как на воздухе, а чуть в сторону, куда несло течение. Любопытная сине-полосатая рыбка ткнулась мордой в струйку и тут же обиженно отплыла. – Папа когда-то привозил мне книжки из своих путешествий. Книжки, написанные в самых разных мирах. У меня была одна самая любимая… одна из ее героинь говорила, что, пока ты молод, стоит верить во все самое невозможное. И даже хвасталась, что в юности успевала поверить в десяток невозможностей еще до завтрака. Я думаю, она была права. В невозможности обязательно стоит верить – иначе как же им сбываться? Между прочим, у нас с тобой до завтрака в академии есть еще время! Смотри, – девушка растопырила пальцы и принялась загибать их. – Волшебная академия может позвать самую обыкновенную, ничем не примечательную Анастейзи Твилломкот. Это раз! Могучего орка, воина степей, сына вождя и ученика шамана, может затянуть бытовой факультет. Это два! Бытовой факультет может оказаться самым интересным в академии магии – это три! Можно упасть с неба и ничуточки не ушибиться – четыре! Мыши и тараканы умеют убираться в доме – пять! Пауки могут ткать чудесные занавески – шесть!